. Вот Вы издали в Гессеновском «Слове» том Ваших рассказов[861]. Было бы очень интересно знать, на каких началах Вам удалось в этом деле преодолеть валютный вопрос. Ясно, что, при самом высоком maximum’е для Вас, нам отсюда затруднительно заплатить Вам то, что платят во Франции, т. к. здешние издательства от продажи книг в высоковалютных странах особого профита не получают, а таковой получают лишь книжные магазины в валютных странах, которые здесь покупают по низкой цене, а у себя продают по высокой. Но, может быть, в примере со «Словом» Вы уже нашли какой-либо выход. Мне еще рисуется одна комбинация. Быть может, у Вас есть вещь, которая у парижских издателей (они ведь народ «аполитичный») не находит себе применения по крайнему своему боевому антибольшевицкому духу. Для «М<едного>Вс<адника>» этой препоны не существует, и мы издали бы ее с удовольствием. Если ничего такого нет, то в крайности не вспомните ли Вы Ваш «Великий Дурман», и нельзя ли его пустить, переработав сообразно тому, что утекло много новой воды[862].
Помыслите обо всем этом, дорогой, и дайте возможно скорый принципиальный ответ. Может, и для Альманаха, кроме стихов, сердце разгорится хлестануть по «красной литературе», — давайте статью, буду очень рад[863]. О возможном помещении Вашей книги в «М<едном>Вс<аднике>» скажу, что вытянусь в нитку, чтобы дать Вам наилучшие условия, какие только мыслимы при наших здешних обстоятельствах. В этом смысле до чего-нибудь договоримся. Может быть, можно изобрести такую комбинацию, чтобы известную часть гонорара покрыть книгами, предоставив Вам самому продать их книжным магазинам в Париже, или нечто подобное. Словом, при обоюдном добром желании всегда как-нибудь столкуемся.
Удивился очень, узнав о Вашем участии в «Веретене» Дроздовском[864]. Дроздов — форменная дрянь, дружит с А. Толстым и с советскими писаками, и вообще вся эта кампания «Веретена» есть мост к «сменовеховству», каковым, не сомневаюсь, в результате кончит и Дроздов[865]. Думаю, что Вы попали туда издали, по недоразумению. Ежели верите мне, то весьма советую плюнуть и уйти, как уже ушел оттуда А. Амфитеатров, много более левый, чем Вы, и вечно вопиющий о своем «республиканизме»[866].
К сведению Вашему. — В Альманах буду звать следующих лиц: Чириков (есть уже рассказ), Л. Столица, Н. Петровская, Дон-Аминадо, Дитрихштейн, А. Куприн, С. Маковский, С. Кречетов, П. Краснов, Б. Зайцев (если он, имея в виду возврат в Москву, не струсит), Б. Лазаревский, А. Воротников, Ив. Лукаш (любопытный молодой автор, написавший книгу «Голое Поле» о Галлиполийском быте)[867], В. Немирович-Данченко и т. д. Хочу также просить Бальмонта, Мережковского и Гиппиус[868]. Словом, будет Альманах такой, что участвовать не конфузно, — на совесть.
Очень жду Вашего ответа. Черкните мне, где теперь адрес А. И. Куприна. Прежний парижский (rue Ranelagh) я знаю. Тот ли? И Дидерихса[869]? Я сему юноше написал в Lille, 236, rue de Faubourg de Roulaix. То ли?
Вере Николаевне целую ручки, Вам же жму крепко и дружески. Когда вспоминаю о Вас, то с удовольствием думаю: вот этот не переметнется. Лида шлет обоим привет.
Ваш
Толстой, подлец, пьянствует и куражится. Тьфу!
Дорогой Иван Алексеевич,
Письмо Ваше от 3 окт<ября> и открытку насчет З. Н. Гиппиус получил[870].
Спасибо Вам, дорогой, на добром и сочувственном слове. Зная Ваши мысли о России и нашу с Вами большую в этих мыслях близость, а также зная и Ваше ко мне доброе расположение, в искренность Ваших слов весьма верю, как не верю больше почти никому, кроме Вас.
Разумеется, я сделаю все, чтобы в Альманахе были налицо имена I ранга: кроме Вашего рассказа, на который весьма уповаю и о присылке которого весьма молю, я рассчитываю, как Вы знаете, на участие Мережковского, Гиппиус и Куприна. З. Н. Гиппиус тотчас же после Вашего письма и еще до открытки написал в Париж обстоятельное письмо. Куприну тоже написано по данному Вами адресу. Письмо ему по прежнему адресу (rue Ranelagh) вернулось назад.
У Зайцева я рассказ получил, — историческая новелла «Карл V». Получил еще рассказ от Е. Чирикова, — у него все же почтенное имя и притом нигде не замаранное в красном смысле. Будет еще К. Бальмонт, — от него цикл стихов получил. Стихи еще будут Любови Столицы и С. Маковского. Напишу еще Тэффи и возьму стихов от А. Черного и Дон-Аминадо[871] (хоть и евреи, но по части большевизма стойки). Вы пишете об И. Сургучеве? Но, дорогой, Вы, верно, издали не знаете, что он очень уронил себя в Праге явным якшанием с эсерами (вероятно, это кончится «сменовеховством») и разными темными историями по неловким операциям с деньгами местного литерат<урного> фонда, за что ему там мало кто подает руку[872]. Об этом единодушно свидетельствуют прибывающие из Праги (в частности, Амфитеатров-Кадашев и Маковский[873]). На днях приедет Чириков, узнаю окончательно[874]. Из рассказов будет еще рассказ некоего Ив. Лукаша (автора книги «Голое Поле» о Галлиполи и ряда вещей в «Р<усской> Мысли»). Из него, если меня не обманывает чутье, будет большой литературный толк. Думаю еще взять небольшой рассказ старика В. И. Немировича-Данченко. Он все же старый литератор и ярко анти-большевицкая фигура. Есть в Берлине А. Белый, Ремизов и Ходасевич. Этих не могу. Белый торжественно поздравляет Горького (здесь был его юбилей) от Вольфилы и заявляет, что всякий, порицающий горького <так!>, — «за порогом литературы и культуры»[875]. Ремизов эсерит и печатается в «Голосе России»[876], Ходасевич поздравляет Горького от лица Всер<оссийского> Союза писателей[877]. Не могу позвать и Минского, который, председательствуя в фаворизируемом большевиками «Доме Искусств», говорит там приветственные речи не только Горькому, но и Кусикову, Есенину и прочей красной сволочи[878]. Эти люди для меня отрезаны. Будет еще в альманахе рассказ Краснова. Возьму несколько стишков Дидерихса. Вот и все в главных чертах.
Книжки буду, как Вы правильно предположили, издавать просто и изящно. Футуристических выкрутас на обложках, смею уверить, не будет. По стихотворной части хочу издать только свою книжку, Л. Столицу и Маковского[879] и потом по этой части сделаю антракт.
По беллетристической — роман Краснова (уже Вам писал), роман Чирикова (буду разговаривать вскорости) и роман И. Лукаша. Зайцев дает мне том рассказов, но только к лету, т. к. сперва хочет (резонно) пожать журнальную с них жатву[880]. Ах, как был бы я счастлив, если бы Вы дали книгу. Кстати, Вы так и не ответили, что Вы думаете о «Великом Дурмане»[881].
Жму крепко Вашу руку. Целую ручки Вере Николаевне. Лидин привет сердечный обоим.
Ваш искренне
Альманах хочется выпустить к январю. Очень буду ждать рассказа.
Дорогой Иван Алексеевич,
Письмо Ваше с запросом об условиях получил. Прошу извинения, что не сразу ответил.
Постараюсь ответить совершенно точно, как Вы просите.
Альманах.
Сие, как Вы правильно определяете, есть вещь рекламная. Так смотрю на нее и я, хотя по опыту знаю, что как книга Альманах вещь не ходкая. Цены литературные здесь (для журналов и Альманахов): стихи 12–25 марок за строчку, рассказы от 4–7 тысяч марок за лист, — в исключительнейших случаях (их почти не бывает) — 8–9). Для Альманаха за стихи я могу уплатить Вам 2 франка за строчку (т. е. по теперешней пляшущей валюте марок 650), за рассказ кругло — 400 франков (т. е. примерно, на марки, тысяч 140). Это — очень трудно, т. к. я не могу наложить это на продажную цену издания, но это я сделаю, ибо очень хочется, чтоб Альманах не был без Вас. И то, умоляю никому не говорить, ибо меня все съели бы здесь поедом. (Бальмонту, напр., entre nous, я уплатил по 80 сант<имов> за строчку стихов, — больше был не в силах[882]). Итак, дорогой, пришлите рассказ и стихи (последних, если можно, до 50 строк). Клянусь Вам, что больше дать я не могу. Этого никто не уплатит в Германии.
Книга.
Сложнее стоит вопрос с книгой. В Альманахе я в силах произвести расход «экстра», глядя на него как на рекламу. Но в книгах, имея в виду условия их сбыта, мне трудно особенно удалиться от общей линии.
Книги здесь обычно издаются на 10 %. Вам я могу предложить 15 % с продажной цены. Но насчет уплаты всего сразу очень мне трудно, ибо данные мне средства я должен оборачивать, иначе не сдвинусь далеко. По книге я могу Вам дать авансом — 150 000 марок. Дальше же каждые 2 месяца рассчитываться сообразно фактическому положению вещей. Могу лишь сказать, что книжн