[1233] Если «Опыты» будут впредь, мне хочется написать две статейки (или обе соединить в одну): 1 – «О теме К.Леонтьева», 2 – о том, почему меня мутит от Сов<етской> России, при согласии с ее идеалом и конечной целью[1234].
Буду ждать письмеца. Я в Париже с 15-го декабря, приблизительно.
Ваш Г. Адамович.
74
14/I-<19>59
<Манчестер>
Дорогой Юрий Павлович,
Целый век нет от Вас ни слова! М<ожет> б<ыть>, это я не ответил Вам? Не помню.
Прежде всего – с Новым Годом! От души желаю Вам всяких радостей и приятных вещей, во всех смыслах и направлениях. Я очень люблю и как-то особенно чувствую строчки Мандельштама: «Он исповедоваться хочет, но согрешить сперва»[1235]. Ну, вот что-то в этом роде у меня и сейчас в мыслях. Я был в Париже на каникулах, целый месяц. Ничего, все по-прежнему. Умер, внезапно, бедный Оцуп. Я был с ним в полу-ссоре, а теперь вспоминаю его с хорошим чувством, т. к. в целом он был хороший, искренний и чистый, мешала только какая-то надутость и вечная, подозрительная обидчивость, внушенная, кажется, его Беатриче – Дианой[1236].
Я слышал какие-то рассказы об «Опытах»: будто Вейдле что-то наврал М<арии> Сам<ойлов>не о том, что Биск его статью знает, и другое. Не могу себе представить Вейдле-вруна! Все, что угодно, но не это! Если бы мне сказали, что он стал завсегдатаем «Фестиваля», было бы правдоподобнее. Напишите, пожалуйста, в чем дело[1237] – и отчего «Опыты» не появляются? Меня это чуть-чуть смущает в личном порядке, т. к. у меня там много о Пастернаке, до-живаговского периода[1238]. Между тем сейчас П<астернак> – другой, и т. к. журнал выйдет теперь или даже позже, что-то не складывается и не «увязывается».
Кстати, вакханалия вокруг П<астернака> – в частности, «Н<ового> Р<усского> Слова» – мне очень не по душе, не говоря уж о том, что это его подводит. Но противно мне желание покрасоваться за счет П<астернака>: и Слоним – в позе пророка Иеремии[1239].
Ну, все это Вы знаете и понимаете сами. Гринберг издает альманах в честь П<астерна>ка. Я ему ответил без большого восторга, т. к. не знаю, что это будет, т. е. хватит ли у него ума и такта сделать нечто приемлемое![1240]
Буду ждать письма, дорогой Юрий Павлович. Вы – моя «последняя любовь» на земле, или предпоследняя. Пожалуйста, не заставляйте меня думать, что даже и в этом – разочарование.
Ваш Г. Адамович.
75
11/III-<19>59
Manchester.
Дорогой Юрий Павлович,
Очень давно, очень Вам не писал, собирался как раз вчера и сегодня, а сейчас пришло Ваше третье письмо, после двух «неотвеченных»! Простите. Я Вас всегда помню, «ношу», как Бальмонт, «на струнах сердца»[1241], ну а писать – дело другое. Я был занят, нездоров, все еще вожусь с «Маклаковым», и все дела запустил. Спасибо, что не считаетесь письмами и не обижаетесь. Я в Вас это очень ценю, т. е. «это» плюс все другое.
Поздравляю с выходом – наконец! – «Опытов» и надеюсь их скоро получить. Отвечаю на Ваши вопросы – для следующего номера[1242].
Одоевцева. Я буду на будущей неделе в Париже, надеюсь, по крайней мере, и с ней поговорю. Печатать ее без разбора, т. е. что ни даст, по-моему, опасно. Но может она дать и что-нибудь подходящее, скорей всего – нечто вроде воспоминаний. (Она, верно, предпочла бы беллетристику, но я совру, что у Вас ее не будет). Сабанеев? Да, конечно. Его зовут Леонид Леонидович, <адрес>. Я думаю быть в Ницце в апреле, дней на 10, и тоже могу с ним поговорить. Конечно – что-нибудь о музыке. После разговора с ним я Вам напишу. Попросили бы о чем-нибудь Прегельшу. Она – не совсем «Опыты», но не глупа, может что-нибудь сочинить для оживления (например, об Оцупе: надо бы о нем что-нибудь!). – Кантора надо бы из уважения, добропорядочности и всего прочего. Степуну, по-моему, – все, что захочет, но с просьбой редактора писать не о cinema или чем-нибудь таком[1243], а помнить, что «Опыты» выходят редко и хотели бы от него слышать, что он думает «о самом важном»[1244]. Вейдле и напоминать ничего не надо. Марков – конечно, все, но с присмотром, как за сорванцом. Варшавский – без комментариев. Татищев? Он не глуп, т. е. не совсем глуп, но бездарен, как пень. Да, есть Одарченко: этот и очень умен, и очень талантлив. Я бы ему на Вашем месте написал непременно. Лифарь? Я был удивлен, увидя у Вас его кандидатуру. Лично он не способен связать двух слов, но если его балетные мысли грамотно изложить – может оказаться интересно. Опасно то, что он может прислать чепуху, а Вам будет неловко ему вернуть. В Нью-Йорке есть Баланчин. Кажется, он «культурнее» Лифаря и мог бы тоже о балете что-нибудь сочинить[1245]. Я думаю, что вообще в Нью-Йорке должны быть люди, не в пример пустыне-Парижу.
Когда, к какому сроку Вы собираете матерьял? Я хотел бы написать «Тему Леонтьева», но, надеюсь, Вам рукопись потребуется еще не скоро[1246].
Ну вот, не письмо – а реестр имен. Следующее будет другое. Вы меня на реестр спровоцировали сами. Что такое «Мосты» и как к ним надлежит относиться? Я ответил Берберовой[1247] согласием, но не уверен, что стоит там писать. Пожалуйста, скажите, как по-Вашему[1248]. Спасибо, что прислали стихи. Есть что-то хлебниковское, впрочем, у Вас не в первый раз. Но там, где «укоряющий взгляд», – совсем не от него, и можно было бы этот «взгляд» развить, уточнить, чтобы была ахматовская иголка в сердце[1249].
Простите, дорогой Юрий Павлович, что пишу глупости, т. е. «слова, слова», да и не те. Я сейчас устал, «не в себе» и не могу «в себя» прийти. Пожалуйста, пишите (лучше в Париж <адрес>).
Ваш Г. Адамович.
Об «Опытах» в «Р<усской> Мысли», верно, напишет Терапиано, но я не думаю, что будет ругать: напишет с важностью и кисловатым достоинством. Аронсон хуже[1250]. О Ваших рассуждениях по поводу Сократа и Алкивиада – в следующий раз. К «Федону»[1251] Вы несправедливы: последние страницы ни с чем несравненны <так!>. Но, конечно, эти страницы холодные, без того, что принесло христианство и еврейство. И еще неудачны два возражения Сократу в середине (один Лисий, другой – Кебет, или что-то вроде, верно я имена путаю. Симий?)
76.
25/IV-<19>59
<Манчестер>
Дорогой Юрий Павлович,
Давно Вам не писал, кажется – не ответил. Простите. Вчера вернулся в Манчестер и нашел Ваше письмо с письмом М<арии> С<амойловны>.
Было бы хорошо, если бы она приняла Ваше предложение: 3/4 «Н<овый> Ж<урнал>», 1/4 – «Опыты». Конечно, ей лично «Н<овый> Ж<урнал>» ближе, понятнее. Но у «Оп<ытов>» есть друзья и есть роль[1252]. Что их мало покупают и ругают, ничего не значит. Вы бы могли ей это объяснить, и, даже не поняв, она Вам поверит. Как «противостояние» СССР – «Опыты» вернее «Н<ового> Ж<урнала>», даже если у них есть слабости и крайности.
Мне в общем нравится № IХ. Не все. О Пастернаке Вы совершенно правы, хотя «баржи», по-моему, как раз – из лучших его стихов. Но что нельзя перефразировать по-декадентски Христа – истина бесспорная, и хорошо, что Вы это сказали[1253]. Франк и особенно этот ученый итальянец много хуже, в особенности итальянец[1254], всепонимающий, как Слоним. Еще что хорошо: Агния Нагаго, испорченная несколько претенциозным тоном, но где много верного и тонкого (и такого, что в «Н<овый> Ж<урнал>» не попало бы)[1255]. Большухин. У него кое-что переходит в болтовню, но даже и в этом он интересен. Конечно, под Розанова. Но не так легко писать «под Розанова», чтобы стоило прочесть и в голове что-нибудь осталось[1256]. По-моему, слабей всего в № – библиография, с Биском, Вейнбаумом и прочим[1257]. Но причины ясны. Менее ясно (мне), что Вы нашли у Маковского общего с Тютчевым?[1258] Вообще в № чувствуется борьба редактора за свою «линию» и его беспомощность ее твердо провести. Но хорошо хоть то, что чувствуется его стремление к ней и его смелость в вызове (т. е. он знает, что его будут ругать). Повторяю, будет очень жаль, если «Опыты» кончатся, – и если никто не пожалеет их теперь, то пожалеют через 50 лет. Кстати, где Марков обругал Присманову и Большухина? Я не читал[1259]. С осла-Аронсона нечего спрашивать. По-моему, в будущем, если бы «Опыты» продолжились, надо бы усилить внимание к темам общественно-религиозно-идейным за счет эстетических, т. е. больше бы тревоги за все, что происходит в мире. Это бы окончательно отделило «Оп<ыты>» от «Н<ового> Ж<