[1373] Однако в декабре 1893 г. Толстые уже жили в Москве, а не в имении. Но такое письмо действительно существует, и его текст мы печатаем далее. Только 24 декабря – дата его написания, сам же визит состоялся в конце лета или в самом начале осени 1893 года. Он был кратковременным, но, как мы далее увидим, существенным для биографии как Гуревич, так и Волынского, которые вместе приехали и вместе уехали. В доступных нам материалах из биографии Толстого, нередко весьма основательных, о нем ничего не говорится.
Отправным моментом для датировки служит фраза из воспоминаний: «Т<олстой> дал нам с собой только что переписанную начисто статью “Неделание”, предназначенную для ближайшего № “Сев<ерного> Вестн<ика>”». 9 августа Толстой писал Гуревич: «Статья моя окончена, но она очень изменилась, и не к лучшему в отношении цензурном. Не знаю, как вы с ней справитесь. Я посылаю ее нынче, 10-го, в Париж и потому думаю, что она во всяком случае выйдет раньше, чем у вас, если она когда и выйдет у вас. Один мой друг советовал мне отдать ее Гроту, рассчитывая, что у него она скорее пройдет, а вам возместить это чем-либо другим. Как вы об этом думаете»[1374]. Комментаторы утверждают, однако, иной порядок действий: «Статья “Неделание”, пересланная А.М. Кузминским 19 июня в “Северный вестник”, с помощью А.Ф. Кони прошла предварительную цензуру и была напечатана в “Северном вестнике”»[1375]. Резонно задать себе вопрос: если статья уже давно была отправлена и даже прошла цензуру, почему же она датирована 9 августа? И почему в тот же день Толстой пишет Н.Я. Гроту: «У меня написалась статья, которую я обещал в “Северный Вестник”, но Чертков советует отдать ее вам, предполагая, что в ”Северном Вестнике” не пропустят, а вы проведете; я бы рад это сделать, но уже обещал и нынче отсылаю статью в “Сев[ерный] Вестн[ик]”. Если там усумнятся, то позвольте обратиться к вам»[1376]?
Ответ отыскивается довольно просто: А.М. Кузминский переслал отнюдь не окончательный вариант статьи, Толстой продолжал над нею работать и действительно окончил 9 августа. Известна и дата цензурного разрешения – 28 августа[1377]. Мы знаем, что статья была напечатана в девятом, сентябрьском номере «Северного вестника» (С. 281–304), и уже 11 сентября появился первый отклик на нее – статья А.М. Хирьякова «Пути жизни»[1378], то есть по получении дозволения печатать, все шло стремительно. А до того?
В воспоминаниях упоминается француз, переводящий Тютчева. Речь идет о Ш. Саломоне, отношения с которым составляют небольшой отдельный сюжет в жизни Толстого (см. ниже). Это позволяет нам еще более сузить поле для догадок. 23 августа Толстой записывает в дневнике: «Был Страхов и Саломон»[1379]. Но это дата не точная, она относится к дню записи. Эта дневниковая запись, а также письмо к В.Г. Черткову от 23 августа показывают, что Толстой весь погружен в проблемы, о которых беседует с Волынским и Гуревич (см. ниже, в комментарии). Как кажется, это дает все основания отнести первую встречу Толстого с Волынским примерно к 20–22 августа 1893 г. Противоречит этому, пожалуй, лишь одно обстоятельство: 9 или 10 августа Толстой собирается отправлять статью в «Северный вестник»; Волынский и Гуревич приезжают без предупреждения, а в конце концов оказывается, что только что переписанная статья их ждет, т.е. представляется более вероятным, что визит в Ясную Поляну состоялся в начале 10-х чисел августа. Примем также во внимание, что нужно было время на доставку письма (при этом мы не знаем, где в это время находились Гуревич и Волынский, в Петербурге или где-то еще), а также время на то, чтобы добраться до Ясной Поляны. Видимо, резонным будет проявить осторожность и датировать визит интервалом с 12 по 22 августа.
Ничего принципиально нового приводимые дальше эпистолярные воспоминания в наши представления ни о Толстом и его окружении, ни о делах «Северного вестника» не вносят. Но они заставляют нас лишний раз осознать, что этот журнал и его главные деятели были не на периферии современной литературы, а, наоборот, занимали более чем достойное место. Как бы в скобках заметим, что даже для самих этих деятелей с течением времени журнал из частного, почти интимного дела превращался в серьезнейший факт литературного процесса своего времени. Это особенно заметно при взгляде на эволюцию воззрений Л.Я. Гуревич, но для создания полного впечатления об этом необходимо опубликовать два мемуарных текста Гуревич о журнале – 1898 и 1926 годов[1380], а также внимательно обследовать ее обширную переписку 1890-х годов.
Второй материал, который мы предлагаем читателям, – небольшое дополнение той же Гуревич к воспоминаниям о первом визите к Толстому, начавшемся 27 августа 1892 года. С одной стороны, этот визит, как мы уже говорили, она описала в воспоминаниях, воскрешающих праздничные впечатления (она попала на день рождения Толстого), которые не хотелось портить. С другой, она уже написала подробные воспоминания о С.А. Толстой[1381] и вносить в них дополнительные подробности не самого приятного свойства было рискованно. Так эти листки остались в архиве. Но, пожалуй, настало время их обнародовать хотя бы для узкого круга академических ученых.
О том, что отношения между двумя женщинами были не самыми лучшими, известно давно. Причиной открытого взрыва был рассказ «Хозяин и работник», который Толстой предназначил «Северному вестнику». 7 февраля он записал в дневнике: «Несчастный рассказ. Он был причиной вчера разразившейся страшной бури со стороны С[они]»[1382], и 15 февраля: «Следующие дни было хуже. Она положительно близка была и к сумасшествию, и к самоубийству. Дети ходили, ездили за ней и возвращали ее домой. Она страдала ужасно. Это был бес ревности, безумной, ни на чем не основанной ревности. Стоило мне полюбить ее опять, и я понял ее мотивы, а поняв ее мотивы, не то, что простил ее, а сделалось то, что нечего было прощать. – Послал вчера в С[еверный] В[естник], и здесь печатают у ней и в Посреднике»[1383].
Сама Софья Андреевна в дневнике 5 февраля описывала события так: «Или у меня дурной характер, или здравый взгляд. Лев Николаевич написал чудесный рассказ: “Хозяин и работник”. Интриганка, полуеврейка Гуревич ловким путем лести выпрашивала постоянно что-нибудь для своего журнала. Лев Николаевич денег не берет теперь за свои произведения. Тогда печатал бы дешевенькой книжечкой изд. “Посредника”, чтоб вся публика имела возможность читать, и я сочувствовала бы этому, поняла бы. Мне он не дал в XIII часть, чтоб я не могла получить лишних денег; за что же Гуревич? Меня зло берет, и я ищу пути поступить справедливо относительно публики в угоду не Гуревич, а назло ей. И я найду»[1384].
Сама Гуревич на публике также излагала обстоятельства неладов. 14 мая 1926 она делала доклад о «Северном вестнике» на заседании подсекции русской литературы Литературной секции ГАХН, и в прениях Н.К. Гудзий задал ей вопрос: «…интересно знать, почему С.А. протестовала против Толстого в “Северном Вестнике”?», на что получил такой ответ: «На вопрос Н.К. Гудзия о причинах нелюбви С.А. Толстой к “Северн<ому> Вестнику” докладчица отвечает, что С.А. Толстая была женщиной корыстной. Сохранилось ее письмо, где она просила “в виде взятки” лишние экземпляры корректур “Хозяина и Работника”. Л.Н. Толстой застал жену за тем, что она пыталась послать этот текст Сытину для издания. Между ними разыгралась тяжелая сцена, затем Л.Н. запер этот текст, она взломала замок и т.д. С.А. старалась сблизиться с издательницей, чтобы отвести ее от Л.Н., читала одно свое произведение “антикрейцеровского” содержания, говорила, что Л.Н. был великим человеком до 80-х годов, говорила о тяжелых отношениях между ними в начале их супружеской жизни и т.д.»[1385].
Публикуемый нами далее фрагмент не только конкретизирует приведенный ответ, но и позволяет внести существенные обертоны в описание взаимоотношений писателя и журнала.
Первый фрагмент печатается по: РГАЛИ. Ф. 131. Оп. 1. Ед. хр. 20. Сверху карандашом записано: «Копия с моего письма о поездке к Толстому». Небольшой отрывок из этого текста был напечатан П.В. Куприяновским без точного указания места хранения и не вполне корректно (Куприяновский П.В. «Оглядываясь на прошлое…»: Журнал «Северный вестник» 1890-х годов и его литературная позиция. Воронеж, 2009. С.211). Второй: РГАЛИ. Ф. 131. Оп. 1. Ед. хр. 15. Карандашом написано: «Первые впечатления от С.А. Толстой. Копия имеется в архиве В.Г. Черткова. В печати мной еще не использовано. Л. Г.»
СПБ. 1893 года Декабря 24 дня.
Расскажу Вам, насколько возможно подробнее, о нашей поездке к Толстому. Мы выехали из Тулы часа в три дня на тульском извозчике. До Ясной Поляны приходилось проехать верст около 15 по мощеному шоссе, которое извивается по пологим среднерусским холмам среди полей и лесов. Леса в этих местах чудесные, настоящие засеки из дубов и лип. Горизонты далекие, и небо раскидывается широко и высоко. Каждый раз, подъезжая к Ясн<ой> Поляне этой дорогой, невольно задумываешься о произведениях Толстого и чувствуешь, что многие страницы навеяны этими именно местами, создались среди этих горизонтов. Мы ехали скорой рысью, погода была свежая, по небу ползали серые тучи с белыми краями, на горизонте что-то светлело, обещая, что погода разгуляется. Мы говорили, как это было вполне естественно, о Толстом, о его произведениях последнего времени и, критикуя некоторые стороны их, оттеняя недостатки русской философии, А.Л. говорил вслед за тем о том, что это истинно великая фигура, окруженная при жизни прекрасною легендою, и что как-то жутко, пройдя через туман этой легенды, приблизиться к настоящему, реальному Толстому… А.Л. чувствовал себя взволнованным. Толстой не ждал его в этот день, мы не знали даже наверное, застанем ли его в Ясн