сь интересны лишь ученым, но не читателям…
Кажется, отчасти это объясняется особым свойством его характера. Поэт Игорь Чиннов, друживший с Иваском более полувека, вспоминал о первом письме, «сумбурном, но интереснейшем»[850]. Вот эта сумбурность, особенно бросающаяся в глаза тому, кто получит возможность покопаться в архиве Иваска, во многом определяет не только внешний облик его бумаг, словно бы пренебрегающих правилами приличия: написанных, как заметил Адамович, «куриной лапой» или пестрящих опечатками, с пропусками слов, и не только служебных, если напечатаны на машинке… И то же самое чувствуется во всем строе ивасковского творчества: очаровывающая, непосредственная заинтересованность в предмете исследования накладывается на случайность ассоциаций и кричащее непонимание, а стихи то и дело срываются в небрежности, ничем не оправдываемые. Надо быть уж очень пристрастным, чтобы любить творчество Иваска во всех его изгибах и переливах, но трудно не заинтересоваться им как энтузиастом русской поэзии.
И как эпистолярный собеседник, вызывающий корреспондентов на откровения, и как хранитель предания Иваск бывает интересен настолько, что ему охотно прощаешь все остальное. Видимо, отчасти это объяснялось теми же свойствами характера: то, что являлось недостатками для систематической работы и творчества, становилось достоинствами в общении. Человек, вызывающий симпатию, провоцирует особую откровенность, и потому через письма к Иваску раскрываются самые разные люди.
Из его постоянных корреспондентов Адамович, конечно, занимает особое место – не только по длительности переписки и объему писем, но и по той роли, которую играл в истории русской литературы. Мы знаем (хотя и не имели возможности ознакомиться), что значительные подборки писем своих корреспондентов Иваск передал в архив Йельского университета, но самые большие из них – 87 писем С.К. Маковского, 61 – К.К. Гершельмана, 56 – В.В. Вейдле, 21 – Ф.А. Степуна, 19 – И.В. Одоевцевой, 17 – Г.В. Иванова (список может быть продолжен) хранятся в Русском центре Амхерст-колледжа. Но 198 писем! – ничего подобного более нет.
Когда-то Иваск написал статью о литературных архивах русских эмигрантов[851]. Теперь и его собственный архив, хранящийся в городке, где Иваск провел последние годы жизни, стал одним из самых заметных хранилищ русских литературных материалов в США.
Теперь попытаемся объяснить, почему мы отказались от идеи публиковать переписку целиком.
Безусловно, прежде всего потому, что такой объем материала превысил бы силы публикатора. Но вместе с тем есть и причина более серьезная: письма этого десятилетия (99 из 100 написаны между 1952 и 1961) особенно насыщены литературным материалом и пронизаны одной главной темой – судьбой журнала «Опыты», где Иваск был сначала одним из ближайших сотрудников, а затем и главным редактором.
Как видно из публикуемых ниже писем, Адамович придавал этому журналу чрезвычайно важное значение, видя его единственным изданием русской эмиграции, которое в 1950-е оказалось в состоянии поддерживать самый высокий уровень интеллектуальной культуры. Конечно, и к «Опытам» у привередливого Адамовича претензий было немало, но все же сама функция журнала представлялась необыкновенно важной, особенно на фоне бездарной советской литературы этой же эпохи. Характерно, что Адамович в этот период словно вообще перестает интересоваться тем, что делается в литературе метрополии, полностью переключаясь на литературные проблемы диаспоры[852]. Книга «Одиночество и свобода» и сотрудничество с «Опытами», настолько интенсивное, что весь журнал склонны были называть его органом, стали основным делом Адамовича на протяжении практически всех 1950-х. Письма насыщены в первую очередь внутренними делами журнала: круг реальных и потенциальных авторов, планы новых разделов, обсуждение собственных задач. Когда стало ясно, что журнал прекращается, еще какое-то время обсуждаются возможности найти нового мецената, – и это тоже относится, конечно, к внутренней истории «Опытов».
Не будем перечислять другие, не столь значительные темы – хотя они временами бывают не менее интересны. Скажем только о том, что контраст между письмами этого периода и последующего порой бывает разительным. Адамович все больше и больше уходит в собственные переживания, его одолевают (и становятся постоянной темой) различные хвори, а литература постепенно отходит на второй план. Из явления культуры, нуждающегося в опубликовании, письма все более переходят в разряд интимных.
Письма Г.В. Адамовича к Ю.П. Иваску публикуются по оригиналам, хранящимся в: Amherst Center for Russian Culture. G. Ivask Papers. Box 1. Folders 2–3 (в дальнейшем – Amherst, с указанием номера коробки и папки, в которой они находятся). Публикатор выражает свою признательность Институту «Открытое общество» за предоставление гранта для работы в архиве, директору Центра проф. С. Рабиновичу за неизменную помощь в работе, а также всем коллегам, способствовавшим в поиске, и особенно покойным О.А. Коростелеву и Л.А. Мнухину.
В то же время необходимо отметить, что сколько-нибудь полные комплекты газет «Русская мысль» и «Новое русское слово» за 1950-е и начало 1960-х отсутствуют в российских библиотеках, а воспользоваться фондами зарубежных библиотек удалось лишь в незначительной степени. Поэтому в комментарии есть несколько лакун, которые могут быть заполнены лишь при обращении к этим источникам.
Ежегодник – «Я с Вами привык к переписке идеологической…»: Письма Г.В. Адамовича В.С. Варшавскому (1951–1972) / Публ. О.А. Коростелева // Ежегодник Дома русского зарубежья имени Солженицына 2010. М., 2010. С. 255–344.
Коростелев – «Если чудо вообще возможно за границей…»: Эпоха 1950-х гг. в переписке русских литераторов-эмигрантов / Сост., пред. и примеч. О.А. Коростелева. М., 2008.
ЛЖ – Литературоведческий журнал. 2003, № 17: Журнал «Опыты» (Нью-Йорк, 1953–1958): Исследования и материалы.
НЖ – «Новый журнал» (Нью-Йорк).
НРС – газета «Новое русское слово» (Нью-Йорк).
Оп. – журнал «Опыты» (Нью-Йорк).
Письма Адамовича – Письма Георгия Адамовича (В. Рудневу, А. Гингеру, А. Присмановой, М. Цетлиной, С. Прегель) / Публ. и прим. В. Крейда // НЖ. 1994. № 194. С. 257–319.
Письма к Маркову – Ivanov Georgij / Odojevceva Irina. Briefe an Vladimir Markov, 1955–1958 / Mit einer Einleitung herausgegeben von Hans Rothe. Köln; Weimar; Wien, 1994.
Письма Терапиано – «…В памяти эта эпоха запечатлелась навсегда»: Письма Ю.К. Терапиано к В.Ф. Маркову (1953–1966) / Публ. О.А. Коростелева и Ж. Шерона // Минувшее: Исторический альманах. СПб., 1998. Вып. 24. С. 240–378. Вошло также в кн.: Коростелев. С. 221–354.
РМ – газета «Русская мысль» (Париж).
CASS – Canadian American Slavic Studies. 2003. Vol.37. № 1–2.
Часто повторяющиеся в письмах адреса Адамовича указываются только при первом их появлении, далее заменяются пометой в угловых скобках <Адрес> или, если непонятно из контекста, названием города: <Манчестер>, <Париж>, <Ницца>.
В п е р в ы е: Диаспора: Новые материалы. Париж; СПб., 2003. [Т.] V. С. 402–557. Была пиратски переиздана: Сто писем Георгия Адамовича к Юрию Иваску (1935–1961) / Под ред. Л.М. Суриса. М.; Берлин: Direct-Media, 2016; с безграмотной редактурой, пропусками подавляющего большинства стихотворных цитат и прочими искажениями. Поскольку именно это издание сделалось источником для тех интернет-библиотек, которые включают данный текст, мы посчитали нужным здесь воспроизвести полный текст, обновив и дополнив комментарии.
1
Многоуважаемый Юрий Павлович,
Насчет Гронского: лучше всего Вам было бы обратиться к его отцу, который все о нем Вам расскажет и, вероятно, пришлет и портрет его. Адрес: М. Gronsky, 45 rue des Galons, Meudon (S. et O.). France. Зовут его Павел Павлович. Если хотите, можете сослаться на меня. Он чтит память сына и собирается издать его стихи[853].
Близко знала покойного Гронского Марина Цветаева[854]. К сожалению, у меня нет под рукой ее адреса (где-то тоже в Медоне, под Парижем). Я его знал совсем мало – и не могу ничем Вам быть полезным.
Очень рад случаю послать Вам привет. Меня давно интересуют Ваши писания, а то, что Вы написали в последней «Нови», запомнилось особенно[855]. Хорошо было бы, если бы Вы писали (вернее – печатали) побольше. У нас всюду – да и не только у нас – такое очерствение и отупение, что настоящий человеческий голос дорог. Крепко жму Вашу руку.
Георгий Адамович.
30 янв<аря> 1935 Nice (France)
6, avenue Gustave Nadaud
Cimiez.
2
26/VII-<19>52
G.Adamovitch
c/o Mme Lesell
4, avenue Emilia
Nice (A.M.) France.
Дорогой Юрий Павлович,
Спасибо за письмо. Я был вдвойне рад ему, т. к. все собирался Вам писать и почему-то не мог собраться! Чиннов[856] сначала, при встречах, все спрашивал: «Написали Иваску?» – а потом перестал и спрашивать. С письмами у меня всегда беда. Иногда лежит письмо без ответа месяц, лежит год, и отвечать уже поздно!
Благодарю Вас искренне за то, что Вы, по-видимому, не очень на меня обижены. А кроме того – за добрые отзывы в печати, которые мне дороги не по тщеславию (насколько могу судить, у меня его мало), а потому, что исходят они от человека, как Вы. Некоторые Ваши суждения о поэзии меня поражали остротой и глубиной понимания (напр<имер>, несколько строк о Штейгере), и среди ворохов вздора на такие же темы я не мог не ценить внимания, исходящего от Вас