Крепко жму руку.
Ваш Г. Адамович.
15
13/ХI-<19>54 г.
<Манчестер>
Дорогой Юрий Павлович,
Наши письма «разминулись».
Я писал Вам о том, нельзя ли статью прислать к Рождеству. Но вижу, что нельзя. Значит, будет она у Вас в срок – 15 декабря, как Вы пишете, срок «сверх-крайний».
Буду ли упоминать о Цветаевой? Не знаю[949]. Упоминать я вообще ни о ком не хотел бы, т. к. думаю написать «вообще», о теме поэзии, а не об отдельных поэтах. Но по пути писания часто все меняется, т<ак> что – не знаю. Я Цветаеву не то что «не люблю», нет. У нее есть строчки, которые я никогда не забуду, их нельзя забыть. Но в ней была институтка, с капризами и наскоками, вот только это меня в ней всегда раздражало. Был в Париже такой ротмистр Посажной, выпустивший смехотворную книжку стихов и афоризмов[950]. Там было: «Цветаева – это наша Царь-дура»[951]. Мне очень это понравилось, в том смысле, что в Ц<ветаевой> было нечто царственное, но была и дура, вернее, дурь. У меня были с ней очень странные личные отношения, о кот<орых> долго писать (но многое меня в них очень удивило)[952].
Кантору я писал, что Вы ему напишете. Он человек аккуратный и уже справился: как Ваше имя-отчество? А вот Червинской тоже стоило бы написать, если еще не поздно: думаю, что даже какие-то заметки были бы от нее интересны (38, rue Saint-Lambert, Paris XV)[953].
Я не совсем понял, что Вы пишете о «жисти», «жизни», о том что «прекрасная жизнь» портит всю страницу… О чем это и о ком?
Ну, кончаю – и, как обычно, желаю успеха в Ваших редакторских трудах.
Ваш Г. Адамович.
Здесь я до 17 декабря. Потом – месяц в Париже.
16
23/Х-<19>54
<Манчестер>
Дорогой Юрий Павлович,
Отвечаю по пунктам на письмо Ваше от 16 ноября.
1) Статья будет у Вас в срок, если ничего не случится абсолютно непредвиденного. Надеюсь – не случится. Я бы написал ее и раньше, но должен кончить кое-что из пре<д>положен<ной> книги для Чех<овского> Изд<ательст>ва, и хочу кончить в срок, «во избежание недоразумений», которых боюсь по соображениям финансовым[954].
2) Бахрах[955] в Финляндии, но не знаю – надолго ли. Можете ему писать на парижский адрес: 52, Boulevard Murat, Paris XVI (Mr. Bacherac).
3) Проза Одарченко[956]. То, что я знаю, – по-моему, очень хорошо, а не люблю его стихи – вечные анекдоты с рифмами. Но он умный и даровитый человек, бесспорно. (Большой пьяница, да еще что-то вроде морфиниста.) Когда-то – он читал мне отрывки из книги о Гитлере: фантастично, но хорошо, да и рассказы были очень хорошие.
4) Рейс или Райс[957].
Это человек с редким слухом к стихам и притом с полным отсутствием поэтического дара (в том, что я читал). Думаю, что он для Вас годится, но нужен контроль: может неожиданно написать, что Пушкин ничего не стоит, а первый русский поэт Дряхлов или Трубецкой[958]. Впрочем, в мыслях его есть и полет, и прелесть.
5) Цветаева.
Не буду диспута нашего продолжать. Всего не скажешь. Как Гоголь ответил Белинскому: «Вы что-то знаете, чего не знаю я, но и я что-то знаю, чего не знаете Вы»[959].
6) Bowra из Оксфорда[960].
Я о нем слышал, как о «профессоре поэзии», довольно водянистом, но с интересом ко всему русскому. Что он интересуется балетом, не знал. Если чем-нибудь я могу быть ему полезен, «готов служить» – и против того, чтобы Вы ему дали мой адрес, ничего, конечно, не имею.
В Париже буду, вероятно, 18 декабря, на месяц.
Адрес: 7, rue Frederic Bastiat, Paris VIII.
До свидания. Крепко жму руку.
Ваш Г. Адамович.
17
15-го /ХII-<19>54 г.
<Манчестер>
Дорогой Юрий Павлович,
Вот статья. Опаздываю с отсылкой на 24 час<а> из-за того, что задержалась переписка. Простите. Послезавтра я еду в Париж (<адрес>). Очень прошу корректуру, как Вы обещали. Верну в тот же день (и корректуру стихов!). Возможно, что в начале января я поеду на 10 дней в Ниццу – тогда Вам сообщу и дам адрес, чтобы в случае чего корректура не ждала меня в Париже!
Крепко жму руку.
Ваш Г. Адамович.
18
9 /ХII-<19>54 г.
<Манчестер>
Дорогой Юрий Павлович, Спасибо за письмо с мелочами насчет «Опытов». Они все мне интересны.
Статью вышлю, м<ожет> б<ыть>, даже раньше 15-го, но наверно – не позже. Боюсь только, что в ней окажется больше 15-ти страниц. Хотя Вы очень любезно написали, что «это – ничего», я знаю, что, когда все рассчитано, это может оказаться очень «чего». Постараюсь вместить в 15 страниц (на машинке, считая 25–28 строк на странице). Я пишу урывками, т. к. занят сейчас перед каникулами. Хочу сказать, как Розанов: «М<ожет> б<ыть>, я бездарен, да тема-то моя талантлива»[961]. Очень интересная тема, хотя и «для немногих» (это уж не Розанов, а Жуковский!)[962].
Кое-что о том, что Вы сообщили.
С Райсом надо держать «ухо востро». У него каша в голове, но бывает и хорошая. Как когда!
Кантор письмо Ваше получил. Camus ему не по душе[963]. У него есть афоризмы – русский Ларошфуко, – кот<орые> он, кажется, хочет Вам предложить. Не знаю, как Вы к ним отнесетесь[964]. Я бы лично не поместил (какой-то дурак написал в «Н<овом> Р<усском> С<лове>», что «я лично думаю» – форма бессмысленная, п<отому> что не лично думать нельзя. Будто «я думаю» и «я лично думаю» – то же самое!).
Гингер… «Сами все знаем, молчи». Я эту его Агнию[965] никак в толк не возьму! Но его так много обижали, а сам он так умен, мил и оригинален, что не печатать его – грех. (Простите, это никак не попытка вмешательства в Ваши прерогативы, а просто – разговор, как и о Канторе.)
Что Варшавский интересен и ценен, не сомневаюсь.
А что напишет сам редактор? Или уже написал?[966]
Крепко жму руку.
Ваш Г. Адамович.
P.S. Я наконец получил «Нов<ый> Журн<ал>» и прочел Маркова. Кое-что очень верно, по-моему, а целое чуть-чуть мимо. Меня удивило, как плохо статья написана. Вы понимаете, конечно: грамотно, гладко – и плохо, вроде, как писал Бердяев[967].
Хорошо, что будет рецензия на Раевского[968]. У него действительно есть неплохие стихи, несмотря на слишком хорошие чувства. И Вы правы: бранить поэтов вообще не надо «в своем кругу». Достаточно бранят извне. Не думаете ли Вы, что нужны бы отзывы обо всех сборниках стихов?
19
16/ХII-<19>54
<Манчестер>
Дорогой Юрий Павлович,
Утром я отправил Вам статью (заказным). А думать о ней я продолжаю и, скомкав многое в конце, «терзаюсь» тем, как многое упущено и пропущено.
Будьте так добры, если можно, добавьте кое-что в самом конце, между предпоследней и последней фразой. Все-таки будет хоть намек на то, о чем следовало сказать подробнее.
Конец я хотел бы такой:[969]
20
25/ХII-<19>54 г.
<Париж>
Дорогой Юрий Павлович,
Получил сегодня Ваше письмо. Спасибо. Я рад, что статья моя Вам пришлась по душе. Она скомкана и написана все-таки наспех, но т. к. думал я о ней давно, то самые мысли в ней – не «наспех». Ваш отклик был мне действительно дорог.
Фраза, неясно отпечатанная, должна читаться так:
Во французском нашем смущении…
Сейчас я в Париже. Подтверждаю, что 3-го января еду в Ниццу (<адрес>).
Если будет отмена, сообщу. 12 или 13-го вернусь в Париж, на три дня, а потом – Манчестер. Это все – на предмет корректуры.
Поздравляю с «доктором»![970] Крепко жму руку.
Ваш Г. Адамович.
Dylan Thomas’а я пробовал читать[971]. Но я недостаточно знаю язык, чтобы составить о нем мнение, очень понравилась мне «Lamento» (кажется, так).
21
18/I –<19>55
<Манчестер>
Дорогой Юрий Павлович,
Сегодня в 10 часов получил корректуру.
Возвращаю в 2 часа!
В стихотворении все точно, поправок нет. В статье – кое-какие мелочи, тоже совсем мало. У Вас хорошие наборщики.
Если можно, я хотел бы, чтобы имя мое в статье (или перед ней) было Георгий Адамович, а не Г. Адамович, как набрано. Не то что бы я за «Георгия» так уж держался, но это моя постоянная подпись: не стоит изменять.
Относительно всего другого напишу на днях. Сейчас спешу.
Крепко жму руку.
Ваш Г. Адамович.
22
14/II-<19>55
<Манчестер>
Дорогой Юрий Павлович,
Давно собираюсь Вам писать: ответить на письмо Ваше от 13/I, но был болен, а теперь вожусь с глазами после гриппа. Сижу в темных очках, пишу и читаю с трудом. Оттого и почерк соответствующий.