— Все стало на свое место, — произнес наконец Чарыев.
— Раскололся Сапар?
— Я ему объяснил насчет тройной колеи мотоцикла и посоветовал не покрывать Шамару, потому что мы и так знаем, что он приезжал ночью. Он и раскололся...
Антон ждал продолжения, а Теке — вопросов. Они присели на бетонный край колодца.
— Он приезжал после полуночи, примерно в час или в два. Искал Айну, разбудил Сапара. Ругался и кричал: «Убью подлеца!». Потом побежал в сторону Йылан-кыра. А Сапар побоялся, решил обождать. И уснул тотчас, все еще пьяный был. С этого самого виски, что им от гостя перепало. Утром он раньше всех встал... Ну, остальное нам известно...
— О брате что нового?
— Ничего нового.
— М-да... Все складно получается... — Антон помедлил. — Начальник преследует его жену, а он его... в состоянии аффекта... Перетрусил... И так далее...
Через час инспектор угрозыска Чарыев уже мерно похрапывал, раскинув короткие сильные руки на кошмах у Сапара. А Жудягин все ворочался на скрипучей раскладушке под бархатно-черным небом Каракумов. Не от жары — в сентябре ночи в пустыне уже прохладны. Свет звезд — их здесь видно много больше, чем в России, да и крупнее они — пробивался через закрытые веки, мешал уснуть. А спать Антон мог только на спине — привычка с детских лет. Оттого очки снимать на ночь не было нужды. Он очень устал сегодня и намеревался встать с рассветом, а сон все не шел. В голове громоздилась всякая чушь. Он старательно гнал все мысли о деле, которым сейчас занимался, потому что наверняка знал: если будет думать о нем, не уснет. Но перед глазами все время всплывали заплаканное лицо девушки, простыни на песке, следы, мокрая от пота спина Кульджанова, барханы... И еще мешали тихие всхлипывания, что доносились из домика, где осталась Айна.
Все же он забылся и какое-то время пробыл в полудреме — наверное, не меньше двух или трех часов. Очнулся Антон, когда вокруг было тихо и темно — лишь в окне радиорубки желтела лампочка, питаемая аккумулятором. Звездное небо, ничуть не посветлев, висело над пустыней, и только Орион — любимое созвездие Антона — сверкал уже не над головой, а над круглой крышей юрты.
«Отчего же я проснулся?» — подумал Жудягин, уверенный, что его что-то разбудило. Он прислушался. Легонько похрапывал в юрте Текебай, а может, Сапар, звенело в ушах — верный признак подкрадывающейся гипертонии. Он сел, скрежетнув раскладушкой, машинально нащупал под подушкой пистолет.
«Похожу. Все едино не уснуть, — решил Антон. — Глядишь, и нагуляю сон».
Нещадно хрустя песком, он подошел к домику со стороны, где жили Володя с Айной, и замер, прислушиваясь: вроде бы не плачет, должно быть, уснула. Ни звука не доносилось из окна, за которым спал Юрий Огурчинский. Антон вернулся к раскладушке, потом заглянул в окно радиостанции. Там был рыжеватый полумрак — и никого.
И тут Антон различил звуки осторожных шагов.
Инстинктивно он прижался к стене и чуть отодвинулся от окна, чтоб даже слабенький отсвет его не выдал.
Какой-то человек приближался со стороны метеоплощадки. В кромешной тьме нечего было и стараться разглядеть, кто это, но, судя по шагам, он вот-вот должен был пройти мимо окна радиостанции. Антон решил молча ждать.
Человек шел прямо на него, а точнее — к окну, в полутора метрах от которого замер Жудягин. Смутный силуэт выделился из темноты, человек взялся обеими руками за раму и заглянул в окно радиостанции. Антон чуть не рассмеялся: в двух шагах от него, вытянув тонкую шею, пялился в окно Юрий Огурчинский. Чтоб досмерти не испугать очкарика, Жудягин не стал его окликать, а лишь переступил с ноги на ногу и тихонько откашлялся.
Огурчинский шарахнулся от окна.
— Кто здесь?! — крикнул он срывающимся голосом.
— Следователь, — как можно спокойнее отозвался Жудягин. — Почему не спите?
— А вы? — уже знакомая Антону недоброжелательность звучала в этом ответе.
— Не забывайтесь, Огурчинский. Я не из детского любопытства спросил. Куда вы ходили?
— Гулял. А что?
— А то, что врете. Вы ходили на кыр?
— Нет!
Слишком поспешно произнес он это «нет!».
— Предположим. Куда же?
Они стояли в трех шагах друг от друга, но каждый видел лишь смутное очертание фигуры собеседника. Что выражает сейчас лицо Юрия? Испуг? Замешательство? Злое упрямство?
— Я требую, чтобы вы мне ответили, Огурчинский.
— На метеоплощадке был, — нехотя буркнул тот. — Снял показания.
— На ощупь? Почему без фонаря?
— Можно и без фонаря.
В кармане Юрия брякнули спички.
— Зажгите-ка, я посмотрю, что вы записали.
Огурчинский не пошевелился.
— Я так запомнил. Без записи, — послышался глуховатый голос.
— У вас, я гляжу, хорошая память.
— Хорошая. Еще что? — Он определенно набивался на конфликт.
— Когда сеанс радиосвязи?
— В три.
Светящийся циферблат часов следователя показывал половину второго.
— Почему вы так рано? Поспали бы еще часок.
— А вам какое дело? — окрысился из темноты Юрий. — Спали, не спали...
— А такое, что сеанса ночью не будет. Я его отменил. Вы об этом отлично знали.
— Значит, забыл. Мне можно идти?
— Идите. Но учтите, что я вам запрещаю бродить ночью.
— Учту.
Огурчинский и следом за ним Жудягин двинулись от здания радиорубки через двор. Тоненькие протяжные звуки, донесшиеся из комнаты Айны, заставили их одновременно остановиться.
— Что вы с ней сделали? — после паузы спросил Юрий.
— Думайте, потом говорите, — обрезал Антон.
— Послушайте, вы, гражданин следователь... — С какой же едкой ненавистью произнес актинометрист это слово «гражданин»! — Не трогайте вы хоть ее, не лезьте ей в душу! Если вы не садисты, отстаньте! Затравили девчонку, Шерлоки Холмсы шартаузские... Я бы...
— Вот что, Огурчинский, — сухо проговорил Антон. — Вы идите спать. И до утра. Ни к окну, ни к двери девушки не подходить, усвоили? Поплачет — перестанет, не ваша забота. У нее есть муж.
Второй раз Антон поймал его на этот крючок.
— Муж!.. — Юрий выругался. — Много вы... милиционеры... в людях понимаете. Он ей сейчас душу вынимает, этот гад...
«Он же не знает, что мы изолировали Шамару, — промелькнуло в голове у Антона. — Наверное, тогда он спал».
— Спокойной ночи, Огурчинский.
Юрий не ответил. Его «вьетнамки» зашлепали по песку. Через четверть минуты скрипнула дверь.
«Что-то он очень хочет сказать, да не говорит, — думал Жудягин, умащиваясь на раскладушке. — Паренек он, видать, чувствительный. Но как вызовешь его на откровенность, ежа такого? Надо бы расположить к себе. Да как?»
Всхлипывания, доносившиеся из окна Айны, мешали сосредоточиться. И Антон, совсем того не ожидая, уснул.
13
Текебай разбудил Жудягина ни свет ни заря. Однако следователь не чувствовал себя невыспавшимся. Пять часов сна на свежем воздухе — совсем немало. Умывшись у колодца, они обосновались в комнате, служившей метеорологам чем-то вроде технического склада. Кроме ящиков, аккумуляторов и старой аппаратуры, там были столик и три табуретки, и Антону этой мебели вполне хватило. Текебай сообщил, что завтрака ждать не намерен — ухватит у Сапара кусок чурека и коурмы и отправится ревизовать окрестности. А то начнется, как вчера поутру, ветерок, и тогда искать в песках что-либо интересное станет бесполезным занятием. В поиск он намеревался было отправиться на мотоцикле вместе с лейтенантом Кульджановым, но Антон попросил оставить ему в помощь Кадыра: судя по всему, второй тур допросов будет нервозным. Возражать инспектор не стал. Передав Антону конверты со свежими «вешдоками» — куском обгорелой тряпки, оплавленной пуговицей и всем, что касалось загадочной колеи мотоцикла Шамары и идентификации обуви по следам на Йылан-кыре, Чарыев завел мотоцикл участкового и лихо укатил за барханы. Следователь Жудягин углубился в свои бумаги, но потом вдруг сунул их в папку и, выйдя из радиостанции, направился ко второму крылечку домика — туда, где раньше обитал покойный Вадим Петрович Михальников.
Владимир Шамара лежал на койке Михальникова лицом к стене. Услышав, что следователь вошел в комнату, он медленно повернулся на спину, потом — на другой бок. Сел, свесив босые ноги. Лицо было помято, золотистые волосы взлохматились.
— Доброе утро.
— Здравствуйте, гражданин начальник!
Шамара ответил негромко, но каждый звук подчеркнуто чеканил. «Ага, мы решили взять такую тональность — оскорбленного подозрениями человека, — подумал Антон, усаживаясь за стол и раскрывая папку. — Значит, с тобой надо вести себя... М‑м... Как? Посмотрим»...
— Продолжим, пожалуйста, нашу беседу, — сказал он доброжелательно. — Сядьте, Шамара, на табурет и постарайтесь быть поточнее в ответах. Не так, как вчера вечером. Об ответственности за дачу ложных... Ну, об этом я вам, впрочем, уже говорил.
— А что — вечером? — садясь на табурет, спросил Шамара и сощурился.
— Вчера, Шамара, вы были не во всем искренни. Кое о чем позабыли. Если угодно, я помогу припомнить некоторые детали.
Владимир молчал, Жудягин решил брать быка за рога. Экивоки были сейчас ни к чему.
— Что случилось с вашим мотоциклом?
Антон занес над бумагой ручку, намереваясь записывать.
— Свечной провод был оторван, — вздохнул Володя. — С корнем. Как вышло, не пойму. Еще на вокзале я заметил. По дороге опять заглох.
— А зачем рубашку сожгли?
— Рубашку?!
— Не делайте большие глаза. Да, рубашку.
— Вся в масле была... Не жалко. Факелок из нее сварганил, ночь все-таки, не видно. Пока то да се...
Говорил он, пожалуй, излишне торопливо. Трудно было поверить, что небрежность его рассказа искренняя.
— Так и пишем: использовал для освещения.
Он вписал в протокол несколько строк, по-стариковски взглянул на радиста поверх очков. Тот смотрел мимо, покусывая нижнюю губу, ждал вопросов.