– Ты осторожнее, сзади-то нет ни хрена!
– Знаю… автор… скотина… ни одна глава не написана, а концовку дописал, сволочь…
– Какую… какую концовку?
– Лицо злодея… исказилось гримасой ужаса… сердце героя дрогнуло… Они сцепились на краю крыши, в миллиметре от края… ты погибнешь, закричал злодей, и в этот момент он оступился, и…
Я слушал его, я понимал, что нужно что-то делать. С нашим миром. С нами со всеми. Разорвать этот порочный круг, разорвать проклятый план, по которому движемся мы все…
Подхожу к краю крыши, почему так дрожат колени…
– Ты чего, а? – Олег даже приходит в себя, ага, испугался…
Прыгаю. И хочется ухватиться за что-то, постойте, я передумал, ма-амочка, не на-адо…
Город летит навстречу…
Сознание вернулось не сразу.
Оно вообще не хотело возвращаться. Я выцарапывал его откуда-то из ниоткуда, тонул, поднимался, снова шёл ко дну.
Наконец я увидел себя, как будто со стороны. Себя, лежащего в снегу. Кое-как поднялся – лежать на снегу в лёгкой одежде было холодновато.
Не сразу понял, куда я попал, не сразу понял, что получилось. Но – получилось. Огляделся. Ещё отметил про себя, что в реальном мире в созвездии Большой Медведицы семь звёзд, а у нас их было восемь.
Интуитивно я почувствовал, что дом автора совсем рядом. Мне чертовски повезло, второй раз за несколько минут, ведь я мог оказаться и в другой стране, и на другом континенте, и на другой стороне земли.
Бегу к дому по первому снегу, кое-как прикрывшему землю. Может, успею до того, как он бросит в огонь…
Может, успею спасти нас. И не только нас. Потому что я уже вижу на втором этаже дома сына автора, вижу, как он стучит по клавишам…
Здраствуйти дарагая ридакцея! Пасылаю вам синапсес сваиво гиниальава рамана! Придлагаю издать ива теражом в 100 милионаф икзимплярав.
Действующии лица
Главный гирой, бистрашный воин Артомакс…
2013 г.
Краткие рекомендации о том, как вести себя в жару
Напоминаем, что при температуре + 25 °С возникает прямая опасность перегрева организма. А при температуре, превышающей + 30 °С возникает опасность растаять.
Чтобы избежать этого, рекомендуем в сильную жару надевать светлую одежду, не выходить на улицу без головного убора. Также настоятельно рекомендуем смачивать тело водой – вода способствует охлаждению организма.
Кроме того, вы можете использовать кондиционеры, они помогут охладить воздух. Не советуем пользоваться вентиляторами. То, что вентиляторы помогают справиться с жарой, это не более чем миф.
Если же вы всё-таки получили перегрев и начали таять, необходимо немедленно обратиться в ближайшее медицинское учреждение. Ни в коем случае не прикасайтесь сами к месту таяния – тем самым вы только усугубите ситуацию.
Напоминаем, что к врачу необходимо обратиться срочно, как можно быстрее. Имейте в виду, таяние более сорока процентов тела восстановлению не подлежит.
Всё это касается того случая, когда вы зачем-то вышли на улицу. Поэтому, главная рекомендация: по возможности в сильную жару не покидайте музей восковых фигур.
2013 г.
Бесконечны, безобразны…
Ночью приходит страх.
Я его не жду. А он меня не спрашивает, жду я его или нет, он приходит, он просачивается сквозь какие-то прорехи в полуночи. Он крадётся к моему дому, пробирается через темноту лесной чащи.
Я ещё не верю, что он придёт. Ещё надеюсь на что-то, смотрю в темноту ночи. Может, показалось. Может, померещилось. Может, это ветка стучит в окно. Ну да, ветка, вот она, если посмотреть на неё в упор, а если не в упор, а вот так, краешком глаза, мерещится тёмный силуэт.
Вечером ставлю на подоконник икону. В жизни бы не подумал, что буду ставить на подоконник икону, только смеялся над всякими бабками, как они крестятся, Го-о-осподи-спа-си-и-по-ми-луй-и-всё-та-ко-е… а вот пришлось, поставил на окно икону святого-не-знаю-кого, обереги и защити, прости, если что не так, если там кого обидел, или где у кого взял что и не вернул, я не со зла…
А он приходит.
Страх.
Плевать он хотел на все иконы, вместе взятые. Он вообще не знает, что такое икона, в его тёмном мире нет икон. Там, по ту сторону тьмы. Там вообще ничего нет, там только страх.
Он приходит. Пока ещё теплятся последние блики дня, я ещё не вижу его – то ли ветка стучит в окно, то ли дождь, то ли осенний листок упал. Но день отступает, сдаёт позиции, я остаюсь наедине с темнотой ночи, наедине с ним.
Со страхом.
И хочется, как в детстве, закричать во всё горло: ма-ама, и мама прибежит, мне что, делать больше нечего, с тобой тут нянькаться, на работе устала, как собака, у тебя совесть вообще есть или нет… и оставит меня наедине с ночными страхами, с Тем, Кто Живёт Под Кроватью, и с Тем, Кто В Углу…
Так было в детстве.
И сейчас вот так же. Когда приходит страх.
Оборачиваюсь.
Смотрю в темноту ночи за окном.
Может, померещилось, может, и правда ветка стучит в окно…
Нет, не померещилось. Вот он. Смотрю на него.
На полусгнивший череп, присыпанный пожухлыми листьями, в левой глазнице у него болтается на паутинке меленький червячок…
Может быть, я успею предупредить его.
Не знаю.
Скорее всего, нет. Если время ещё можно повернуть вспять, то пустить время по другой дорожке – нереально. Нет у времени других дорожек. Нет развилок. Чему быть, тому не миновать.
И всё-таки я на что-то надеюсь. Вспоминаю, где его дом, адрес, адрес, вспомнить бы ещё этот чёртов адрес, вылетел ведь из головы. Да у меня много что из головы вылетело, скоро мозги вытекут к чёртовой матери.
Кажется, здесь он живёт. Пробираюсь через дохлый лесочек, листва под ногами шепчется с темнотой полуночи. Вижу знакомый дом, почему-то сейчас он кажется мне незнакомым, да мне всё кажется незнакомым. Может быть, я ошибся адресом. Очень может быть. Я вообще много стал ошибаться, после того, как меня…
Стучу в окно. Смотрю на молодого парня в комнате, у него ещё всё впереди, он ещё не знает, что будет. Стучу в окно. Он не видит меня, не смотрит в мою сторону. Стучу в окно…
– …ты в Москве, главное, загнездись, а там видно будет, – кивает отец.
– Загнездись – это как?
– А то сам не знаешь… знакомства заведи, задружись там, с кем надо…
– А учиться не надо? – спрашиваю.
– Ага, не надо… если не учиться, то на хрена тогда вообще ехать. Ты это, смотри… начнутся у тебя там пьянки-гулянки всякие…
Фыркаю.
– Да что ты… я не такой.
– Ой, да не надо ля-ля, я сам такой был… до поры, до времени. Москва, она, брат, знаешь, как заворожит… имя своё забудешь, а не только за чем приехал… только так тоже не годится… я вот загулял-загулял, и после второго курса всё, выперли… так и не доучился…
Оторопело смотрю на отца, вот уж не думал, что он тоже учился в Москве. Уверенно киваю, будь спок, всё будет нормально, мы этих москвичей всех за пояс заткнём, мы им покажем…
Ночные страхи уходят, сейчас не их время. Сейчас время светлого утра и светлого солнца. Почему-то я надеюсь, что вечером страхи не вернутся, солнце спугнёт их.
Почему-то надеюсь…
Крадусь к нему в темноте полуночи. Моё тело меня слушается. Пока ещё слушается.
Может, успею его предупредить…
– Ой-ой-ёшеньки, учить он сел… – Чердак выдёргивает у меня учебник, – твой мозг отказывается воспринимать информацию…
– А сдавать как?
– Ой-ой-ёшеньки, не знает он, как сдавать… знаешь анекдот, шпиёна английского в наш универ послали, и разоблачили знаешь как? На лекциях все спали, и он спал, потом все гуляли, и он гулял, все пили и он пил.
– И что?
– Все сдали, а он не сдал.
Фыркаю. Чердак хватает меня за шиворот.
– Айда уже… русские не сдаются…
Дальше местного нашего клуба в посёлке нигде не бывал, не сходить в какой-нибудь «Армагеддон» было нельзя, в жизни себе такого не прощу. Вообще не представлял себе, что делать в клубе, как встать, как сесть, толпа взмыленных тел дрыгается под какой-то музон, парень в углу зажимает девчонку, она хохочет во всё горло…
– А ты чего скис? – вопрошает Чердак.
Хочу признаться, что не знаю, как себя вести в клубе. Не признаюсь. Этого мне здесь не простят…
– Ой-ой-ёшеньки, стесняется он… Знаешь анекдот, дочка собирается на дискотеку, а мама видит, что под мини-юбкой у дочки нет нижнего белья…
Терпеливо выслушиваю анекдот. Чердак приносит два бокала, наполненные какой-то хренью. Спохватываюсь: ну конечно, чтобы вот так с остекленевшими глазами дрыгаться на танцполе, нужно выпить… Как у Алисы в стране чудес: чтобы пройти через дверцу, надо что-то выпить или что-то съесть…
Пью. Конечно, не в то горло, конечно, захлёбываюсь кашлем, девчонки хохочут. Ничего, скоро я тоже буду так хохотать…
Иду на танцпол, тело становится лёгким, будто и не моим вовсе. Полуголая девица кладёт руки мне на плечи, чувствую, что улетаю куда-то.
А потом приходит тьма.
Холодная тьма осенней ночи, морок мёртвых листьев, изморозь разрытой могилы. И уже не вижу, кто танцует вокруг меня, то ли люди, то ли оскаленные черепа и пустые глазницы, смотрю на себя самого, на свои руки, да что с ними, дочиста обглоданные фаланги с кое-где приставшими жилками…
Может, я успею предупредить его.
Может, я успею сказать ему, как он пойдёт в клуб, «Армагеддон», или что-то там в этом роде, как напьётся какой-то дряни, так до сих пор и не знаю, что там была за дрянь, как наутро проснётся с квадратной головой и не сможет оторвать её от подушки.
– Живой, нет? – спросит его Чердак, сам еле живой после вчерашнего.
– Ага…
Он будет отрывать голову от подушки, ещё пожалеет, что рядом нет домкрата. Он снова научится чувствовать своё тело, такое чужое, побывавшее в куче других тел, женских, бесстыдных, хохочущих. Захочется отмыть его даже не с мылом, а не знаю, с чем.