Этот дом прежде принадлежал родителям жены Пантелея. Подобно моим родителям из этого времени, они тоже скончались от тифа. А вот добротная крестьянская изба на окраине Рудановска хоть и пустовала, но всё равно сохранилась в хорошем состоянии и могла пережить даже новых владельцев.
Я открыл калитку и скорее почувствовал, чем увидел чёрную большую тень, метнувшуюся к нам откуда-то из-под крыльца.
Ладонь облизнул теплый собачий язык.
– Гром! – ласково сказал я и потрепал пса по холке.
Тот ответил довольным урчанием.
Я знал, что кто-то из моих обязательно будет ждать меня здесь, и обрадовался, что это были Лаубе и его вышколенный служебный пёс.
А вот на реакцию Каурова стоило посмотреть. Он как-то по-бабьи взвизгнул и попятился назад.
– Собака! Уберите собаку!
Не будь его руки связаны, он бы замахал ими как мельница.
Оба-на, оказывается, наш белогвардеец до смерти боится четвероногих лучших друзей человека. Пожалуй, этот факт стоило намотать на ус. Может пригодиться при непростом разговоре, который нас ожидает с минуты на минуту, ибо затягивать с этим делом нельзя.
Лаубе отозвал пса, и мы вместе вошли в дом. За столом сидел Леонов и чистил револьвер. Увидев меня, Пантелей просиял:
– Товарищ Быстров!
– Всё в порядке! – заверил я. – Вот, знакомьтесь: гроза большевиков всей губернии – гражданин Кауров. Нацепил бороду и загримировался под старика: думал, его не узнают.
Кажется, до Каурова всё-таки дошло.
– Значит, вы не из британской разведки, – выдавил из себя он.
– Точно! – весело произнёс я. – Мы из советской рабоче-крестьянской милиции, а это в сто раз круче хвалёной МИ-6.
Глава 26
– То, что вы делаете – незаконно. И я не собираюсь отвечать на ваши незаконные вопросы, – встал в позу Кауров.
– Допустим. Не тебе судить, что законно, а что – нет, – вспылил Леонов, но я слегка охладил своего товарища:
– Спокойно, Пантелей. Гражданин ещё не до конца осознал, что с ним произошло.
Леонов кивнул и замолчал. Зато завёлся Кауров:
– А что тут, собственно, сознавать: меня просто похитили, приняв неизвестно за кого! Я сначала думал, что вы – милиционеры, но теперь всё стало на круги своя: меня схватили и насильно удерживают какие-то самозванцы!
У него были неплохие актёрские задатки, и сейчас перед нами разыгрывалась сценка из жизни невинного и законопослушного гражданина. Я не отказал себе в удовольствии слегка похлопать в ладоши.
– Браво-браво! Гражданин Кауров, вам бы во МХАТе выступать!
– Что вы себе позволяете?! – «оскорбился» он.
– Многое, Кауров, многое! И пусть вас не смущает это место. Допрос будет происходить по-настоящему, под протокол, – уверил я. – Всё официально.
– С чего вы вообще взяли, что я – какой-то Кауров? – презрительно фыркнул он.
– Пантелей, покажи карточку, – попросил я.
Леонов достал увеличенный фотоснимок, и я предъявил его арестованному.
– Мало ли на свете похожих людей, – стал валять ваньку тот. – Я вот всматриваюсь в вас, гражданин Быстров, и вижу одного моего знакомого, мы с ним когда-то вместе учились. Сходство потрясающее. Вы случайно не доводитесь родственником Виталию Репину, уроженцу нашей губернии?
– Хватит пороть чушь, Кауров! Ей больно, – хмыкнул я. – Кроме карточки могу устроить вам очную ставку с оболтусами из ЦКШ. Вас там многие опознают и подтвердят, что это вы надоумили их пустить пассажирский состав под откос.
Арестованный задёргался.
– И что, вы поверите этим сопливым молокососам?
– Ещё как поверю. Их показания перевешивают любые ваши слова. Довольно запираться, Кауров! Вы же офицер в прошлом. Это не делает вам чести!
– Да что вы знаете о чести! Вы… Вы… – Кауров едва не задохнулся от ярости.
– Гораздо больше, чем вы думаете, – уверил я. – На ваших руках кровь девяти мирных граждан, погибших в железнодорожной катастрофе. И это только по одному доказанному эпизоду. А ведь их наверняка много… Знаете, до этой истории я, возможно, испытывал бы к вам уважение как к умному и опасному врагу. Однако вы перешли незримую грань и превратились в обычного террориста. По правде, вам стоило бы застрелиться после такого «подвига»! – Не вам меня судить! – взвизгнул Кауров.
Я знал, что мои слова его зацепят, заставят потерять хладнокровие, а значит, и осторожность. В таком состоянии противник способен сболтнуть лишнее, однако Каурова не зря готовили в «Мужестве». Он быстро, слишком быстро взял себя в руки и успокоился.
– Бог с ним! – махнул рукой арестованный. – Ладно, ваша взяла. Не вижу смысла запираться. Да, моя фамилия Кауров, я – полковник русской армии. Вот уже пять лет как давлю красную нечисть и намерен делать это до самой смерти. Это последнее, что вы от меня услышите, граждане большевички… Даже если станете меня пытать!
На его устах появилась презрительная улыбка.
– Пытать?! Вас?! – Я сделал вид, что потрясён. – Да никогда в жизни!
Кауров торжествующе поднял нос.
И тут я вспомнил его панический страх перед Громом. На память сразу пришла сценка из «К-9: Собачьей работы» – американского комедийного боевика с Джоном Белуши. Если слегка сымпровизировать, получится то, что надо.
– Константин Генрихович, – обратился я к Лаубе.
– Слушаю вас, Георгий Олегович, – с готовностью ответил тот.
– Прикажите, пожалуйста, вашему четвероногому другу взять в пасть хозяйство этого несговорчивого террориста. Пока деликатно, без зубок, но, если наш приятель заартачится, пусть Гром хорошенько сожмёт челюсти и оторвёт… кхм… мужское достоинство на хрен!
Лаубе усмехнулся.
– Как скажете, Генрих Олегович. Тем более сегодня Гром ещё не ужинал.
Он с видимым удовольствием подыгрывал мне.
Кауров побледнел.
– Вы… Вы не сделаете это! – почти простонал арестованный.
– Почему? – почти искренне удивился я.
– Это бесчеловечно! Нельзя так поступать с арестованными!
– Пф-ф-ф! – продолжил ухмыляться я.
– Мы – большевики, красная нечисть, выражаясь вашими же словами. С какой стати нам быть гуманными к какому-то вшивому террористу, пускающему в расход мирных граждан? Лично мне кажется, что вы вполне заслужили такой кары. А пёс своего ужина.
Для морального давления я специально напирал на то, что считаю его террористом. В принципе, он и сам это понимал, просто пока артачился, изображая борца с режимом. Ничего, с помощью пса верну его с небес на землю, заставлю снять с башки терновый венец мученика.
Я кивнул Лаубе.
– Действуйте!
– Гром! – позвал старый сыщик.
Пёс навострил уши и зарычал. Он и без того не выглядел «мимимишным», а уж когда открыл пасть и обнажил клыки, эффект оказался впечатляющим.
Собака Баскервилей в сравнении с Громом казалась безобидной болонкой.
Даже мне слегка стало не по себе, а Каурова окончательно проняло.
– Хорошо, я всё расскажу, только уберите этого пса. – Будь его воля, он бы залез на потолок, но пока лишь заелозил ногами, стараясь оказаться как можно дальше от скалящейся собаки.
Я отвернулся в сторону, чтобы сдержать усмешку. Вот так порой и удаётся расколоть тех, кто мнит себя твёрдым орешком.
– Спасибо, Гром! – Я не удержался от соблазна погладить животное.
Из Грома вышел бы эффективный «детектор лжи».
– Предупреждаю, гражданин Кауров, если почувствую, что вы намеренно вводите нас в заблуждение, с огромным удовольствием натравлю на вас пса.
– Не надо собаки! Я же сказал, что расскажу всё! – простонал арестованный.
– А это мы сейчас проверим, – торжественно объявил я. – Итак, мой первый вопрос: кто прикрывает вас по линии ГПУ?
– А вы не боитесь последствий, если я вам отвечу? – ответил после короткой паузы Кауров.
– Давайте, я буду это решать. Повторяю вопрос: кто из сотрудников ГПУ работает на вас?
Допрос продлился почти до утра. Леонов и Лаубе по очереди писали протокол, пока я задавал вопросы. Информация из Каурова просто лилась рекой.
Чего-то я не знал, о чём-то догадывался, а что-то стало для меня сюрпризом. Всплыли крайне любопытные вещи по уволенному мной начальнику угро.
– Откуда вы знаете Филатова? – поинтересовался я.
Мы порядком устали к тому моменту, как я задал этот вопрос. Лаубе заклевал носом, и его положили спать.
– Нас свёл один общий знакомый. Его фамилия Соболев, он нэпман, держит лавку скобяных товаров. Филатов вымогал у него взятку. Я попросил Соболева свести нас, поскольку понял, что такой человек в органах, падкий на деньги, может оказаться полезным. Я договорился о встрече с Филатовым в ресторане, угостил его ужином. В итоге мы быстро нашли общий язык.
– И Филатов согласился сотрудничать с контрреволюционным подпольем?
– Этот человек продаст за деньги даже родную мать. Я ему хорошо платил, он за это снабжал меня сведениями.
– Только сведениями?
– Ну, почему… Иногда он выполнял для меня некоторые деликатные поручения.
– Например?
Кауров заёрзал.
– Давайте, не стесняйтесь. Вы и без того наговорили довольно много, – произнёс я и для убедительности покосился на мирно спящего возле хозяина Грома.
– Скажем, не так давно я дал ему задание устранить вас, – с трудом выдавил из себя Кауров.
Он явно опасался моей реакции, однако я флегматично уточнил:
– Это было первое его задание такого рода?
Арестованный, увидев, что я совершенно спокоен, облегчённо выдохнул:
– От меня – да. Однако, как выяснилось, убивать начальников милиции ему не в новинку.
– Что вы хотите этим сказать? – насторожился я.
Леонов тоже оторвал голову от бумаги и внимательно всмотрелся в Каурова.
– Филатов и его помощник… не помню его фамилию… Знаю лишь, что он тоже работал в уголовном розыске.
– Случайно, не Митрохин? – догадался я.
– Точно! Митрохин! – подтвердил Кауров.
– Так вот, Филатов и Митрохин убили прошлого начальника милиции – Токмакова.
Я чуть не подпрыгнул. Просто охренеть! Все считали, что смерть Токмакова – дело рук Алмаза. А тут вдруг такой крутой поворот. Есть с чего открыть рот от удивления…