– Откуда вам это известно?
– Филатов сам сказал. Похвастался во время одной из наших встреч. Он тогда порядком нализался и не контролировал себя.
Кауров спохватился:
– Прошу отметить в протоколе: приказа устранить Токмакова я Филатову не отдавал. Он действовал исключительно по личной инициативе. Более того, это никоим образом не было связано с действиями организации «Мужество», отделением которой я руковожу.
– Обязательно отметим. А Филатов не сообщил вам, что заставило его пойти на это преступление? – Я посмотрел на разом взмокшего Леонова.
Парень даже схватился за воротник гимнастёрки, словно та его душила.
Он только-только оправился после известия о том, кто стоял за спиной у Каурова, а тут ещё одна, ставящая всё с ног на голову, новость.
Я и сам находился почти в шоковом состоянии. И ведь непохоже, что беляк врёт. Какой смысл ему наговаривать на Филатова?
– Токмаков узнал о его тёмных делишках. Филатов испугался, что всё вскроется, включая нашу связь. Делом могло заинтересоваться местное ГПУ, и тогда всё бы пропало. Высшая мера социальной справедливости, или как там ещё у вас называется расстрел?
Я промолчал, и Кауров продолжил:
– Филатов, конечно, жадный, но далеко не дурак. Обставил всё так, чтобы подозрение пало на бандитов. Тем более Алмаз давно мечтал свести с Токмаковым счёты. В итоге все поверили в эту версию.
Это точно. Даже Смушко был убеждён в ней на сто процентов и эту же уверенность передал мне. Ну а я вместо того, чтобы копнуть историю поглубже, занялся хитрым планом по истреблению шайки Алмаза.
Хороший урок на будущее, товарищ начальник милиции! Нельзя принимать на веру даже то, что всем кажется незыблемой вещью.
– Да, ему удалось всех провести, – с горечью признал я. – А вы знаете, что погиб не только Токмаков? Была убита и вся его семья. Жену и дочь Бориса изнасиловали на глазах у мужа.
– Лес рубят, щепки летят, – поморщился Кауров, а я ощутил желание как следует врезать ему по поганой морде.
Нужно быть последней сволочью, чтобы так считать. Неужели Кауров окончательно превратился в какого-то выродка? А ведь когда-то это был блестящий офицер…
– То есть вас это не смутило? – хмуро спросил я.
– Жестокое время требует жестоких мер, – покачал головой Кауров. – В любом случае я к этим смертям не причастен. Надеюсь, вы не забываете фиксировать это в протоколе.
– Мы ничего не забываем, – заверил я.
Глава 27
Этой ночью охранять Каурова остался я, отправив остальных по домам. Это мне нельзя соваться к себе в квартиру, к остальным у ГПУ вопросов нет. Быть может, пока.
Кроме того, Леонов получил от меня «домашнее задание»: связаться в Петрограде со Шмаковым и от него узнать, когда ожидается прибытие в город товарища Маркуса.
При этом у меня невольно вырвались некрасовские строки:
– Вот приедет барин – барин нас рассудит…
– Чего? – вскинулся Пантелей. – Какой ещё барин?
– Да это я так, пошутил, – усмехнулся я.
– Ты давай спать иди, вечером жду с новостями.
Вроде спеленал Каурова так, что вырваться и удрать у него не было ни шанса, а всё равно на душе осталось беспокойство. Кто знает, вдруг в «Мужестве» из своих агентов каких-нибудь Гудини готовят, которые, скованные по рукам и ногам, из запертого ящика вылезают.
Но обошлось… Походу, совсем скис наш пленник, о бегстве даже не помышлял. Только выспаться один хрен не удалось, это только коты умеют одновременно спать и мониторить обстановку. И отдельные товарищи, прошедшие горячие точки. Лично я за время командировок этому не научился. Видимо, не обладал нужным талантом.
К вечеру изба наполнилась преданным мне личным составом, включая Юхтина и Бекешина.
От них я узнал, что кабинет мой остаётся «оккупирован» чекистами, а у дежурного твёрдый приказ «свистать всех наверх», стоит мне только появиться на пороге родного учреждения.
Леонову удалось каким-то чудом дозвониться до вечно отсутствовавшего на рабочем месте Шмакова, втереться в доверие и узнать точный срок приезда питерского начальника ГПУ в Рудановск.
По всему выходило, что это произойдёт послезавтра во второй половине дня.
– Смушко насчёт вас звонил, тоже тревожится, – сообщил Леонов. – Я наврал, что вы вроде как раз к нему поехали, а по какому вопросу – не знаю. И что могло задержать – тоже понятия не имею.
Я вздохнул.
– И что Смушко?
– Разорался, а потом бросил трубку. Сказал, что разберётся с делами и нагрянет в город с проверкой. Бардак, дескать, у нас. Начальники милиции пропадают…
Больше мы Каурова не допрашивали, лишь оформили показания так, чтобы комар носа не подточил. Самый смак – выжимку из протоколов – я решил лично передать товарищу Маркусу, как только тот окажется на городском перроне.
Он меня знает, так что, если повезёт – пообщаюсь с ним тет-а-тет. Убедят его материалы или нет – другой вопрос. Но иного способа переломить ход ситуации в нашу пользу я не видел. Всё оказалось завязано на одного человека. В губернии просто не нашлось иной силы, способной справиться с начальником губотдела ГПУ.
Однако на следующий день всплыли новые обстоятельства: Кравченко тоже не терял времени зря и решил лично встретить высокого гостя из культурной столицы в Рудановске.
Подготовка шла обстоятельная. Во избежание неприятных инцидентов главный чекист губернии приказал расставить на подступах к вокзалу бойцов. Своих людей у Кравченко не хватало, потому привлекли милицию.
Поскольку Леонов оставался за старшего, ему удалось получить схему постов.
– Вот наша зона ответственности, – он потыкал пальцем по ещё дореволюционному, полуистлевшему от плохого обращения, плану города.
Я сделал мысленную пометку: как только выпутаюсь из передряги, напрягу картографов или топографов, в общем, тех, кто в этих вопросах «копенгаген». Негоже руководствоваться древними картами.
– С вокзала петроградские товарищи поедут в здание городского ГПУ, – продолжил Пантелей. – Туда вас точно не пропустят. Где их поселят – точно не знаю, скорее всего, в гостиницу, но наверняка вокруг будет много чекистов, так что и туда не сунуться без стрельбы. – Стрелять в своих точно не хочется, – кивнул я. – Какие инструкции насчёт меня?
– Задержать и передать в ГПУ, при этом разрешается применять оружие.
– Весело, – я покачал головой.
– Только наши такой приказ выполнять не собираются. Они считают, что произошла какая-то ошибка, тем более никто не говорит, в чём конкретно вас обвиняют. Приказано задержать – и точка.
– Спасибо мужикам за то, что верят мне. Только в здании ГПУ и в гостинице их точно не будет. Там чекисты справятся самостоятельно.
– Тогда остаётся ваш прежний план – встретиться с товарищем Маркусом на перроне. Я тут прикинул: основные подступы взяло на себя ГПУ, но если зайти отсюда, то можно миновать их посты. С нашими я вопрос порешаю, они вас пропустят без вопросов, – сказал Леонов.
– Покажи на плане, – попросил я.
– Вот смотрите – возле водонапорной башни наш пост и у депо ещё два. У башни будет стоять Бекешин, у депо Юхтин, за второй пост не переживайте – там тоже будет свой в доску. А отсюда уже сто шагов до перрона. Не думаю, что чекисты будут по вам палить. Они же понимают, что вызовут у товарища Маркуса лишние подозрения.
Я подумал.
– Вроде всё реально. Попробуем. Тогда завтра я прорываюсь к Маркусу, а Константин Генрихович остаётся караулить Каурова.
Утром следующего дня я поймал себя на мысли, что чувствую себя абсолютно спокойно, без всякого нервного мандража. Даже удивился такому хладнокровию.
Похоже, свыкся с тем, что риск стал повседневной составляющей моей жизни. Человеческая психика, как вода, способна перестроиться и заполнить собой сосуд любой формы.
Если и переживал за кого-то, то только за арестованного Жарова, да за парней, что с головой ринулись в эту авантюру. Мне-то что… уже вторую жизнь, по сути, проживаю, а они, в сущности, ещё такие молодые. Вот кого действительно жаль, и за кого я готов глотки грызть.
Да и Константина Генриховича с Громом нельзя сбрасывать со счетов. Он мне доверился, так что из кожи вон вылези, но оправдай это доверие.
Негоже милиционеру идти небритым на встречу пусть не со своим, но всё же начальством, так что я брился в это утро особенно тщательно, скобля щетину на коже до голубого блеска.
Я заметил, что это занятие помогает привести мысли в порядок и сосредоточиться на задуманном.
В назначенный срок пожал руку Лаубе, потрепал холку Грому и пошагал к вокзалу.
Возле депо меня встретил Юхтин. По его осунувшемуся виду я понял, что, в отличие от меня, он жутко переживает.
– Всё будет хорошо, – ободрительно сказал я. – Даже если всё сорвётся, я никого из вас не выдам.
– Так я не за себя переживаю, – признался он. – Всё про вас думаю… Вот смог бы я так действовать, когда почти все против тебя и считают врагом?
– Думаю, ты способен и не на такое, – произнёс я.
Юхтин улыбнулся.
– Желаю удачи, Георгий Олегович!
– Спасибо! Сегодня она нам точно нужна, как никогда.
Бекешин тоже провёл ночь неспокойно, но пытался выглядеть бодрячком.
– Давайте, товарищ начальник! Покажите, чего стоит милиция! – попросил он.
– Спасибо! – Мой голос дрогнул.
Господи, какое же это счастье, когда у тебя есть преданная команда, готовая идти за тобой и в огонь, и в воду!
Башня служила неплохим прикрытием. Я ждал прибытия поезда возле неё и, когда увидел издалека паровоз, из трубы которого вырывалась длинная струя дыма, ощутил в теле нарастающую решительность раз и навсегда покончить с этой затянувшейся войной между мной и губернскими чекистами, а вернее – предателем, который по случайному стечению обстоятельств вдруг оказался у рычагов власти.
Состав остановился у перрона.
Пора!
Я перелез пути под вагоном и оказался на перроне.
Маркус и его охрана ехали в «мягком», такой вагон в поезде всего один, по цвету найти его было несложно, так что я нарочно подгадал с местом.