Сущность, даже фашизм – слова «ненужные», но одновременно жизненно важными признаются слова типа холокост. Многие «принципы» позитивизма как науки уничтожаются в свете столь пристрастного отбора слов, подлежащих устранению. Как заметил кто-то из критиков позитивизма, «бритва Оккама» притупилась!
Поскольку признается, что
«слово – название вещей, а не идей о вещах»
(изолированный гносеологический образ), понятно, что под значением слова признается только прямое его номинативное значение: слово как имя, а не знак или символ (знамя).
В.А. Лефёвр утверждает, что позитивизм
«сконцентрировал усилия на языке, а не на моделях мира»
(в физике формальные модели действительности и особый язык их описания).
«Позитивизм породил иллюзию, что, когда мы описываем „реальное событие“, наши утверждения относятся к самому событию, минуя его репрезентацию в модели (т.е. и в языке также. – В.К.)» (Лефёвр 1990: 7, 26).
Таким образом, у них модель есть символ, язык есть язык (слово), а событие есть вещь? Значит, мир они представляют не как событие (на самом деле), а просто как символ (даже как образ: Лефёвр говорит: «картинка»)! Таков логический анализ – символов.
«В некоторых герменевтиках предлагалось говорить о „значении“ слова, когда оно помещено в лексиконе или берется изолированно, и о „смысле“ – в связной речи» (Шпет 1989: 391)
– почти по Фреге. У Г. Фреге отношение слова к вещи есть значение (Bedeutung, denotation, reference), а смысл слова – это Sinn, connotation, sense («вечерняя звезда», «утренняя звезда»): смысл в отношении к верифицируемости. Важно то, что и Фреге дает свое удвоение, основываясь на реальности словесных обозначений: слово ведет и знание, и познание.
7. Неономинализм
Уточняющие характеристики современного неономинализма даны Карлом Поппером. Его (откровенная) позиция такова (Поппер 1992).
1. Релятивизм – относительность и произвольность выбора точки зрения, гипотезы и пр., следовательно, установка на мнение, т.е. на уже согласованные (конвенционально) суждения авторитетов.
2. Скептицизм как результат такого выбора точки зрения; вырабатывается специальное учение о погрешимости, о допустимости невольных погрешений в исследовании (фаллибилизм – сомнение в том, что мы действительно обладаем истиной).
3. Панхронизм («история не имеет смысла»), история ничему не учит, причинно-следственные связи не дают возможности прогнозировать предстоящие события.
4. Логицизм – как противоядие против нежеланной «психологии»; отсюда и возражения против интуитивизма всякого рода (самоочевидность не есть доказательство!).
5. Аксиологичность в утверждении асимметричности норм и фактов с предпочтением норм фактам («факты не имеют смысла»); ценность представляют согласованные нормы.
6. Коммуникативность важнее всех остальных функций научного общения; отсюда роль информатики, предпочтение знания познанию.
7. Функциональность (использование) термина-знака или понятия важнее его значения (происхождения, назначения и пр.); система и ее функция разведены, причем система понимается как рационально скроенная схема отношений, всё более абстрагирующихся от реальных фактов.
8. Фальсифицированность как принцип предполагает необходимость создавать фальсифицированные теории с целью их обсуждения как факта науки.
9. Номинализм проявляется в работе с терминами (даже понятие «истины» выведено номиналистически).
10. Интерпретация предпочитается всюду, где оперируют «частными фактами».
Так в согласованных отношениях здравого рассудка, столь импонируемого британцу, создается «третий мир» сущностей, целиком зависящий от воли созидающего его царя природы.
8. Терминология
Усиление степеней отвлеченности в познании сущностей (до абстрактности: идеи, категории, понятия) знаменовало всё большее отчуждение от вещи (вещь – предмет – объект) и сопровождалось семантическим насыщением словесного знака, точнее – превращением и знака – в слово. Это может быть описано как процесс приращения смысла, уже неподвластного воле субъекта, поскольку и сам субъект теперь не просто лицо, органично входящее в мир вещей. И даже не личность, способная выбирать среди многих, отвлеченных от вещи, признаков, но уже именно субъект, противопоставленный объекту в холодной абстракции новых понятий о мире.
К концу XIX века, по-видимому, уже сложилось понятийное поле сознания современного человека, принципиально новые отношения, в которые вступала исследовательская мысль. Прежние постулаты (высказанные, например, Лейбницем) казались изжитыми; научные исследования требовали новых. Они появились (Рассел 1957: 523 сл.). Но странным образом все они оказываются теми же самыми постулатами, хотя и развитыми в соответствии с развитием науки и сформулированными по-новому, в других терминах: постулаты квазипостоянства, независимых причин, пространственно-временной непрерывности и структуры.
У славян философская терминология, в основном, известна со времен Иоанна Экзарха (X век), но постоянно переосмыслялась под влиянием немецкой философии, особенно близкой русской философской мысли. В этом отличие от западных философских течений: у нас идеи формулировались в тех же формах; на Западе те же идеи, фактически не претерпевая существенных изменений, формулировались в новых формах.
Существующие на этот счет исследования грешат тем, что идеи немецких философов они напрямую связывают со значениями русских слов, говорят о калькировании немецких терминов, вплоть до самых важных, таких как бытие = Sein, действительность = Wirklichkeit, жизнь = Leben, причина = Ursache, качество = Qualität, добро и зло = Wohl und Übel и пр. (Клиншова 1994: 17). Всё это вряд ли верно; исследования Г.С. Батищева (1997) показали, насколько искажены в переводах даже классические тексты Карла Маркса. Русская философская мысль в творческих своих проявлениях исключала влияние со стороны немецкой философии, в своем развитии шла своим путем, и термины, в том числе приведенные здесь, были достоянием собственной мысли.
Другое дело общность первоисточников – тут влияния возможны. Например, особое пристрастие русских философов к Николаю Кузанскому можно понять как органически присущую им связь с философией неоплатонизма в образе Ареопагитик. Ошибки современных историков науки в рассуждениях связаны с невниманием к слову. Русский термин есть создание русской мысли на путях постоянного вглубления символически образных форм в понятие, понимаемое как концепт (идея, Логос и пр.), «передавание истины в образах» у славянофилов сменилось фиксацией истины в понятиях.
9. Задача
Сегодня философы, обсуждая предмет философии на будущее, говорят о трех основных проблемах (Желнов 1981: 490 сл.):
1) отчуждение – опредмечивание – овнешнение, т.е. субстанцианально-вещное, данное в отношении к ВЕЩИ;
2) проблема попперовского «третьего мира», т.е. субстанциально-духовное, данное в отношении к ИДЕЕ;
3) проблема философии языка, т.е. субстанциально-духовно-вещное, данное в отношении к СЛОВУ.
Таким образом, уровень современной философии таков, что все три элемента «семантического треугольника» стали как бы центральными категориями на уровне ноумена, существуют в подсознании, но философски уже обозначены как именно сущности. Все три направления представлены в современной западной философии, но не адекватно отражены в отечественной. К приведенным пунктам необходимы пояснения.
Отчуждение – присвоение: «вещи взбесились», субъективное оборачивается объективным. Человека отчуждают в чуждый ему мир вещей и вещных отношений, что есть новая несвобода (см. суждения Батищева (1997) на этот счет). Овнешнение есть отчуждающее опредмечивание (Желнов (1981) ссылается также на идею отчужденного труда у раннего Маркса в работе 1844 г.).
Парадокс: механицизму Поппера противостоит историцизм, с которым тот борется –
а) физический мир,
б) психический мир и
в) «мир объективного знания (не познания вовсе! – В.К.)»,
всё развивается по своим объективным законам независимо от человеческой воли («без знающего субъекта»).
«Самость человека укоренена в третьем мире»
(Поппер близок к эссенциализму, полагает Желнов, т.е. реализму! Еще один парадокс неономинализма: объективно он диалектичен!); Нарский все три «мира» объединяет в один. Позиция Поппера – постоянная борьба между феноменологическим эмпиризмом и романтическим продолжением Милля. Возможно, из этих трех миров Ю.С. Степанов (1985) и создает «три философии языка»: философия имени – философия предиката и философия эго-слов.
Тут несколько направлений, очень влиятельных сегодня на Западе.
1. Лингвистическая философия (аналитическая философия) в Англии и другие прагматически-постпозитивистские течения (эмпиристы-механисты-физикалисты, методисты, «таксономисты» и пр.), для которых характерен «строгий» лингвистический метод (формы историзма и пр.), дескриптивизм Соссюра и пр., и противоположные им (в США) рационалисты (менталисты, генеративисты и пр.), работающие на основе гипотетико-дедуктивных моделей развития знания (Фейерабенд 1986; Хомский 1996).
2. Феноменологически