Сказанным определяется особый интерес Бергсона к изменениям качества, их иерархии и степеней (Бергсон 1911: 22 сл.).
«Наше сознание, измученное ненасытным желанием различать, ставит символ на место реальности или видит реальность лишь сквозь призму символа» (там же: 109),
а язык влияет на наше восприятие реальности, поскольку «резко очерченное грубое слово» обезличивает индивидуальное содержание интуиции (там же: 111).
3. Система Лосского
Николай Онуфриевич Лосский (1870 – 1965) – выдающийся мыслитель Серебряного века, один из основателей интуитивизма – своеобразного философского учения, основанного на русской ментальности; личная интуиция на соборном фоне.
Заметно, что для петербургских философов начала XX века теория знания важна как предмет специального исследования. Отталкиваясь от Канта (все – ученики А.И. Введенского), они исследуют то же самое – теорию познания, углубляя метод и совершенствуя объект (не предмет!) исследования. Они не приемлют неокантианства (чистая гносеология), но и французская социология их не устраивает так же, как и московская софиология. Основная установка Лосского показана в названии главной его книги: «Мир как органическое целое», – в котором все слова являются ключевыми: всё имманентно всему. Это гносеология Единства, а не Всеединства («учение, логически несостоятельное»).
«Система Лосского промежуточна между архаичной и сильно теологизированной софиологией и строгою феноменологией Франка; в отличие от последней, она сочетает интуитивистскую основу с целым рядом особенностей и тем, присущих мистическим учениям» (Хоружий 1994: 59 – 60).
В принципе, проблема познания интуицией может нас далеко завести. Определяя психические факторы цивилизации, Л. Уорд (1987: 161 – 177) различает интуицию мужскую и женскую. Женская интуиция есть способность угадывать, она не связана с готовностью обмануть и с хитростью и вряд ли является интуицией проницательной; зато женская интуиция всегда имеет личный интерес, тогда как мужская интуиция бескорыстна, хотя и связана с возможностью обмана; она основана на рациональной проницательности. Какая из интуиций лежит в основе интуитивизма Лосского? – странный вопрос. И та и другая.
Сам Лосский говорит об отвлеченности и конкретности идеал-реализма, предпочитая конкретный. Недостаток отвлеченности («мужская интуиция») в том, что она лишена динамичности. Родовое понятие не может «влиять на подчиненное ей индивидуальное бытие» (Лосский 1919: 200) – между ними пропасть. Отвлеченный идеал-реализм (типа кантовского) силу понимает как законосообразность, а причину – чисто формально, как порядок. Конкретный идеал-реализм нацелен не на пользу, а на истину, но эта истина – конкретна, потому что вообще
«тяга к конкретному особенно характерна для русского философствования» (там же: 129).
В целом Н.О. Лосский «реалист»; ср. его толкование термина в (Лосский 1992: 157 – 158). Его реализм проявляется в том, что, говоря о предмете сознания и выделяя признаки предмета, он тут же говорит не о конкретно белом, твердом и пр., а сразу о белизне, твердости и пр.: «предметы сознания суть твердость, белизна, радость. Твердость не есть сознание твердости…» (там же: 139). Это – идеи (концепты), которые признаются реально существующими наряду с самими предметами, обладающими такими признаками.
По мнению Бердяева,
«Лосский слишком расширяет сферу интуитивного знания, расширяет до полного стирания всех различий»,
но самое главное – то, что
«своего родства с метафизикой Платона, Лейбница и Шеллинга Лосский не может скрыть» (Бердяев 1926: 115 – 116).
«Лосский очень смело предложил вернуться к средневековому реализму в том смысле, чтобы признать реальность общей для однородных предметов чувственно усваимого бытия их идеальной стороны»:
общее (берёзость) столь же реально, что и конкретная отдельная берёза (Зеньковский 1996: 108).
«Средневековый реализм» включал в себя элементы номинализма,
«оказывается, что крайний номинализм не может обойтись без реализма: отрицая существование общих предметов, он всё же вынужден сделать исключение хотя бы только для одной группы предметов, именно для слов. Но если слова обладают свойствами, соответствующими требованиям реалистической теории, то тогда нет оснований утверждать, будто другие явления лишены их, и крайний номинализм оказывается окончательно дискредитрованным <…> По теории крайнего номинализма группировка в классы вовсе не определяется свойствами самих вещей, а производится словами: слово создает класс вещей, а не класс вещей привлекает к себе слово» (Лосский 1908: 244 – 245).
Логическая ловушка, в которую попадает номинализм. Реализм же полагает, что
«общее в вещах есть нечто первоначальное, непроизводное, поэтому и в мышлении оно не может быть произведено или сложено из чего-либо не общего» (там же: 246).
Попутно становится ясной точка зрения русской ментальности, идущей от целого к частям: целое есть идея, и она цельна.
По мнению Ивана Лапшина (1906), кантианца, товарища Лосского по кафедре, интуитивизм есть просто мистицизм (наивный реалист и мистик – одно и то же), но это ошибочное заключение связано с подведением всяких форм интуитивизма под психологический интуитивизм, в частности, интуитивизм Бергсона, наиболее известный в начале века. Иррациональный интуитивизм французского философа перекрыт «гносеологически-обоснованным интуитивизмом Лосского», – заметил С. Левицкий (1995: 146). После работ Лосского интуитивизм и мистицизм уже не смешивают. В свое время Соловьев (1903: V, 92) глубину русского интуитивизма мог назвать «нашим национальным мистицизмом», но сто лет спустя становятся частыми утверждения, что
«наш век за интуицией признает рациональный характер» (Аверинцев 1989: 11),
поскольку современные мистические учения раздвинули грани неопределенного и неприемлемого разумом.
4. Теория познания
Ученики Александра Введенского и последователи Алексея Козлова хорошо понимали значение теории познания, поэтому работали над ее созданием. Другое дело, что думали они иначе: не логика как теория познания, а психология как теория знания. Вот как описывает сам Лосский такую теорию.
«Теория знания интуитивизма показывает, что сознаваемые данные опыта не зависят от сознания: опираясь на учение о единосущии всех субстанциальных деятелей и возникающей отсюда интимной связи всех существ друг с другом, интуитивист доказывает, что интенциональные акты сознавания, внимания и различения, направленные на предмет внешнего мира, ведут к тому, что он вступает в сознание в подлиннике и не зависит от сознания, а потому познается таким, как он существует независимо от познающего субъекта» (Лосский 1919: 136).
Интуитивист понимает, что мы можем направить свою интенцию на все, что угодно, вплоть до идеальной стороны мира, но тут нас ждет тупик, ибо объект представлен виртуально.
«Мало того, мы можем наблюдать объективные абсолютные ценности бытия (например, концепты четвертого квадрата? – В.К.), например, в нравственном и эстетическом опыте и даже способны созерцать металогические начала (т.е., очевидно, символов. – В.К.). Наш опыт есть созерцание системности, упорядоченности мира» (там же).
По этой причине интуитивист не признает каузальной теории, но, принимая объект своим сознанием, впитывая его в себя, субъект не сливается с объектом, их связь не субординация, а координация.
«Координационная теория восприятия противоположна каузальной теории. Она состоит в утверждении, что все личности единосущны друг другу и потому так соотнесены друг с другом, что возможна интуиция, т.е. непосредственное восприятие не только своих состояний, но и внешнего мира» (там же: 214).
Координацию Лосский понимает как непричинное отношение между субъектом и объектом (Лосский 1919: 23), следуя в этом немецкому философу Авенариусу. Конкретных заимствований в терминах у Лосского довольно много; некоторые из них прикрыты описательными выражениями. Так, субстанциальные деятели – те же монады Лейбница, но только не замкнутые в самих себе, а соединенные «координацией» (всё во всём). Три типа интуиции Лосского были выделены его учителем Введенским под названием «вера». Три вида веры (а для Введенского интуиция есть вера) это наивная, слепая и сознательная (рассудочная) вера (Введенский 1996: 168 – 172), что соответствует чувственной, мистической и интеллектуальной интуиции Лосского. Заметно и влияние Бергсона, прежде всего в терминологии.
Излагая учение Бергсона, Лосский несколько раз подчеркивает важность открытия французского философа «о памяти-грезе как способности нашей, направив внимание на прошлое, созерцать его в подлиннике, а не в виде копии». Во-ображ-ение как средство создания образа из концептуальных содержаний прошлого опыта весьма ценится Лосским. Поскольку Бергсон также отрицает «гипноз каузальной теории восприятия», то
«его метафизика благодаря интуитивистскому учению о памяти-грезе как созерцании самого прошлого в подлиннике имеет, можно сказать, редкостный характер подлинно исторической системы, т.е. такой, в которой история мира сама участвует в творении будущего. В самом деле, почти общепринятое учение о памяти состоит в утверждении, что переживания человека оставляют след в его мозгу и физиологические процессы, влияющие на эти следы, суть условия, благодаря которым возникают воспоминания о прошлом, более или менее похожие на это прошлое. Итак, согласно этой теории, не само прошлое, а только теперешние следствия его влияют на наше настоящее и будущее. Согласно Бергсону, наоборот, само прошлое при воспоминании влияет на настоящее, а согласно всестороннему интуитивизму даже и прошлое отдаленных от нас веков, например, древней Греции или Рима, при изучении его вновь наличествует в нашем сознании и влияет на наше поведение» (Лосский 1919: 197 – 198).