ивание самого бытия». Таким образом, переживание ощущений есть образ («художественное знание») – представление его в чувственной форме, тогда как знание-мысль есть ratio рефлексии по этому поводу. Трудно найти отличия от того, что по этому поводу было столь же многословно сказано Кантом.
В качестве примера приводится онтологическое доказательство бытия Бога: раз я мыслю о Нем в Его признаках (содержание понятия имеется, а содержание понятия есть понятие, а понятие есть итог определения, а итог определения фиксируется в слове и т.п. в обратном порядке), значит Он есть. Тут же Франк замечает (вполне справедливо), что такое доказательство – это «любопытный эпизод в истории человеческих заблуждений», возможных в то время, когда роль понятия играл чистый образ или символический образ (схоластика), и добавляет, что
«речь идет о людях, не уяснивших себе коренного различия между логическими связями понятий и реальными отношениями вещей» (там же: 437 – 438).
Это заблуждение можно понимать таким образом, что содержательная форма символа принимается за простой образ (символ – образное понятие). Понятие точнее образа, но – своим объемом понятие является из образа, строится на основе «представления»; ср.:
«понятие „субстанции“, напр., не только генетически происходит из заимствованного из жизненного опыта представления о „подставке“, „опоре“, „фундаменте“, но – несмотря на все уточнения и углубления – это популярное представление неустранимо и из его содержания как метафизического понятия» (Франк 1990: 189).
Возвращаемся к примеру с онтологическим доказательством бытия Божия.
«Из понятия Бога как метафизического понятия – т.е. из идеи Творца и Вседержителя мира – неустранимо заимствованное из жизненного опыта представление о ремесленнике (библейский образ „горшечника“) или строителе, а также представление о всевластном хозяине, самодержце и т.п. То же можно было бы сказать и в отношении всех остальных метафизических понятий, с помощью которых мы пытаемся найти последнее „объяснение“ всей системы явлений, составляющих мир и нашу жизнь» (там же).
Цепочка содержательных форм, идущая от реальности (в данном случае снятая с реальности профессий) через образ в символ, обязательно проходит момент понятия, т.е. понятого идеального, ставшего тем самым понятным в степенях его претворения. Тот факт, что средневековые схоласты оперируют именно содержанием, а не объемом понятия о Боге (объема нет; объем, как учит Франк, становится результатом накопленных содержаний, осмысленных в системе отношений), показывает, что основным направлением в движении мысли были для них уже выявленные типичные признаки символа (Бог есть благо, Бог есть любовь и т.п.) – движение от символа через понятие (понятие символа) и образ в концепт как в предел (terminus) сущности. Для схоластов подобная подстановка понятия через образ не погрешность мысли, а естественный путь познавания Сущего в его содержательных признаках. Сам Франк, как мы видели, идет тем же путем: не из концепта, а в концепт («живое знание»), ничего не говоря о символе. Последнее характерно как живая черта времени: все говорят о символе, Франк символа не видит, исключает его из предмета философии.
Указанным различием между двумя типами знания определяется различие между наукой и искусством.
«Всякое научное познание есть познание в понятиях: оно пытается найти в новом, незнакомом, скрытое что-либо общее – общее ему с другим, уже знакомым, – именно чтобы подчинить его чему-то уже знакомому и привычному; именно в этом и заключается всякое научное „констатирование“ и „объяснение“» (там же: 188).
Наоборот,
«искусство есть всегда выражение <…> Слово выражение есть одно из самых загадочных слов человеческого языка, которое мы употребляем, обычно не вдумываясь в его смысл. Буквальный его смысл обозначает и „отпечаток“, и процесс „отпечатывания“ чего-то в другом, внешнем ему объекте или материале, – нечто аналогичное процессу накладывания печати на что-либо так, что на нем сохраняется, „отпечатлевается“ ее форма. По аналогии с этим мы говорим о „выражении“, когда что-то незримое, потаенное становится зримым и явным, отпечатлеваясь в чем-то ином. Что-то незримое, духовное таится в душе человека; он имеет потребность сделать его зримым, явственным; он достигает этого, пользуясь словами, звуками, комбинациями красок, линий, образов <…> в нем что-то духовное облекается плотью, как бы внедряется в материальное и является в нем как его „форма“. В этом и состоит существо творчества» (Франк 1956: 285).
Существо творчества – в оформлении идеи, формы не имеющей. Не форма рождает содержание, но содержание оформляется.
Содержание вечно присутствует в концепте – скрытное до поры до времени.
8. Концепт
В наших рассуждениях, повинуясь логике Франка, мы дошли до момента, когда все признаки содержания слились в единство – и тут оказывается, что
«безграничное и неопределенное „все“ есть ничто» (Франк 1956: 93),
так что
«совершено безнадежно пытаться уловить всеобъемлющее целое, металогическое единство, как нечто определенное; и если бы мы думали, что это для нас достижимо, то мы заблуждались бы. Ибо быть определенным значит, в конечном счете, всегда быть ограниченным. Металогическое единство не есть „нечто определенное“, напротив, оно есть нечто безграничное, беспредельное, и в этом смысле неопределенное» (Франк 1990: 242).
Оно есть сущность, не явленная в своих содержательных формах, перевернутое понятие – понятие зазеркального мира, – концепт.
Похоже на рассуждение о сущности Бога:
«Это вполне безупречное и глубокое рассуждение ведется следующим образом. То, больше чего ничто немыслимо, должно мыслиться безначальным (sine initio). Но все, что мыслимо сущим и не сущим, мыслится сущим через возникновение, т.е. имеющим начало. Следовательно, абсолютный максимум не может мыслиться способным быть и не быть, т.е. необходимо мыслится сущим <…> Вообразить Бога могущим быть и не быть, значит вообразить его имеющим начало и конец, что противоречит его понятию» (Франк 1915: 464) –
«связь между „высшей степень совершенства“ и необходимым, т.е. неотмыслимым бытием, шатка в силу многозначности понятия совершенства» (там же: 462).
Итак, концепт.
«Логически для нас существенно только то, что глубина, простор вглубь, есть особое, непосредственно имеющееся „нечто“, не сводимое ни к чему иному. Ярко выражено символическое значение глубины или „нутра“, как представителя всего неведомого и недоступного. Мы видим, однако, что, по меньшей мере, в своем буквальном смысле скрытая глубина есть нечто, что мы непосредственно имеем, несмотря на недоступность (для непосредственного знания) ее содержания» (там же: 117 – 118).
Это содержание неоформлено, потому что само представляет форму для своего явления.
«Целое есть единство, а не внешнее сосуществование многих отдельных элементов <…> „Качество формы“ есть не что иное, как характер объединения, отношения, связь между элементами. Это значит, что „качество формы“ есть вообще не особая часть целого, а момент, конституирующий целое как таковое, в отличие от его частей. Отношение между частями есть не какой-либо особый элемент в составе целого, а именно то, что делает части частями целого, т.е. момент единства или целостности <…> Единство есть единство определенной формы, и форма есть всегда форма единства. В основе этого соотношения лежит, следовательно, последнее единство моментов единства (целостности) и формы (отношения). Оба момента, не совпадая между собой в смысле логической тождественности, даны неразрывно, слиты в высшем единстве. Отсюда во всяком случае ясно, что момент „формы“ или „отношения“ принадлежит не к среде слагаемых целого, а к среде целого как такового» (там же: 225 – 226).
Важно определение формы.
«Форма есть такое очертание, такое сочетание элементов, которое в ограниченном объеме дает адекватное своеобразное выражение – одно из бесконечного множества возможных других выражений – законченной бесконечности, актуализированной, всеобъемлющей и потому самодовлеющей полноты реальности» (Франк 1956: 113).
Мы подходим к пониманию того, что наличие концепта как смысла сущности (логоса) в принципе делает возможным отрицание, т.е. движение к себе самому через свои содержательные формы; наличие концепта дает начало диалектике развития (но – в сознании).
«Ведь сама функция отрицания, и ее последний итог – предельное понятие ничто или отсутствия – становится впервые возможным лишь в силу того, что сознание, кроме данного или присутствующего, имеет простор и для иного; изъятие, исключение всякого содержания предполагает всё же нечто, из чего можно вынуть или удалить это содержание. Если бы сознание действительно исчерпывалось непосредственно-данным, явно присутствующим, то было бы непостижимо, откуда у нас взялась та мысль, которую мы выражаем словами нет или ничто; мы были бы, так сказать, обречены на вечное да – не в его опознанном смысле, который возможен лишь в соотношении с нет, а в его непосредственности, – на простое бессильное, покорное принятие, имение того, что фактически нам дано» (Франк 1915: 125).
Категории языка фиксируют различие между понятием и концептом, и это – та причина, по которой интуитивно мы их различаем (иначе и не было бы философии общего). Например, в представлении современных грамматистов (Руденко 1990: 22 сл.) основной категорией имени является