Реализм и номинализм в русской философии языка — страница 95 из 115

«мыслит творческий процесс как узрение души вещей, оформление космических стихий в слове поэта-медиума» (Гальцева 1992: 37),

но то же можно повторить и относительно Андрея Белого. Бердяев оттачивал свои афоризмы, а у Розанова они намеренно огрублены, представлены как клочки путаных мыслей, притом и записанных на каких-то квитанциях и справках. В самом общем виде различие между петербургскими и московскими авторами можно описать так: идея оформляется – в первом случае, или форма рождает свою идею – во втором.

3. Динамика реализма

Гармонизация реализма происходит через символ – как законченная сложением содержательная форма. Московские славянофилы не случайно занимались собиранием остатков устного народного творчества и писали большие тома о мифологических воззрениях славян на природу. Запредельность сущего они воспринимали (и восстанавливали как культурное наследие) через символы национального содержания. Однако насыщенность слова символами требовала обновления смысла слова, его подтверждения в истинности концепта. Отсюда постоянное возвращение к проблеме символмиф, причем миф понимался как восстановленный символ. Творчество раннего Лосева – типичный пример позднеславянофильской обработки такой проблемы.

Наоборот, склонение в сторону понятия становится причиной разрушения реализма, его деградации и некоторой дискредитирующей ущербности. Возникает то самое не, нет, которое идет от Константина Леонтьева и в высшей степени развивается у Розанова, а затем у Ильина (хотя и в различной по стилю публицистике). При этом не важно, что признается в качестве единицы информации, определяющей принцип сообщения: жанр, стиль, речь, дискурс вообще; главное в том, что основным признается не сущность языка, а явление речи.

Все другие формы реализма, описанные как формы гносеологической ориентации, находятся в промежуточном положении. Тяготение к символу характерно для всех них, поскольку символ соединяет идею и вещь, оживляет идею и одухотворяет вещь. Вне символа как первой содержательной формы реализма нет. Понятие – всегда только момент в развитии символа, точка в пространстве, которая знаменует конец развертывания содержательных форм концепта. Тем более многоточие – «следы на цыпочках ушедших слов», как очень образно выразился Владимир Набоков.

4. Принцип изложения

Естественно, что описание сущности и символических связей между нею и явлением невозможно посредством понятия. Понятие огрубляет сущность. Приходится пользоваться метафорическими выражениями, парафразами, аллюзиями и т.п. Например, Флоренский описывает движение концепта в его содержательных формах в свете и цвете, а Булгаков – в звуке; Розанов прибегает к совершенно чувственным параллелям (запах и вкус), и т.д. Это и есть идея как вид, видимое явление ее в чувственно осознаваемом мире.

Обращение к символу как основной содержательной форме определялось исторически. Позитивизм до конца осмыслил роль и назначение понятия, и в начале XX века наступило время осознания символа как следующей содержательной формы, не столь скудной и «тощей», как понятие.

Например, у Сергея Булгакова разрушение понятия дано через смещение понятия с категорией (общее понятие и есть категория) и путем дискредитации понятия (категории) через язык.

На этом пути и возникали все соблазны познания, которых Булгаков не избежал. В частности, если, согласно Булгакову, все категории суть только слова (впадение в номинализм), то и категория Бог есть всего лишь слово; именно тут и потребовалось имя как выражение сущности («имя Бога и есть Бог»); если же Бог – не просто идея, но реальность «вещи», тогда подобная формула ведет к концептуализму. Сложность позиции реалиста в том и заключается, что он находится между молотом идеи и наковальней вещи, оперируя только словом; уклонение в ту или иную сторону вполне возможны, они даже неизбежны. Только диалектический реализм в состоянии разрешить возникающие антиномии сознания, чем и занимался всю жизнь Лосев, осознав слабое место символистского реализма.

Всех московских реалистов привлекает к себе Потебня с его теорией внутренней формы и проблемой символа. Это естественно, поскольку именно Потебня и открыл символ научно (за что и не был утвержден в степени за первую диссертацию: позитивизм господствовал). Именно Потебня первым и показал связь символа со словом, утверждение символа через слово в ритуале мифа; именно он и разработал, тонко и с изяществом, проблему становления символа в предложении (суждении, высказывании); именно он говорил о языке как энергии логоса, а не как о завершенном деле творения в слове.

5. Основная классификация

Основное противопоставление во всех описанных системах идет по линии субъектобъект, уже указанной перед изложением авторских концепций. Все они в принципе онтологичны, поскольку онтологизм – сущность реализма. Принципы, входящие в поле объекта, обсуждаются с нескольких сторон: как норма-система, как каузальные связи, как пространство-время.

Все остальные принципы изложения распределены между тремя секторами, символически связанными со сторонами семантического треугольника: сознание – в проблемах «человек в существовании», «свобода», «истина», «ценность»; познание – в проблемах теории познания, соотношения рационального и интуитивного, метода и средства познания, а также в толковании принципов научного знания; знание – в проблемах значения и смысла, содержательных форм концепта в слове, самого слова и в том предельном концепте, который каждый из философов предпочитает в качестве основного.

Соединяя в общем перечислении основные результаты описанных систем, оговоримся, что собственно системами они не являются. Реализм в принципе есть открытая система – ни в коем случае не норма, и потому не структурирован, выступает в многочисленных вариантах, в различной терминологии и в самом разном оформлении. Всё зависит от общей философской культуры автора, его взглядов, даже происхождения (большинство русских философов не русские по крови) и т.д. Такие оттенки не будем принимать во внимание при обобщении взглядов русских мыслителей. Разумеется, разграничение их по трем типам, указанным в § 2, обязательно проводится (1, 2, 3).

6. Субъект и объект

Относительно субъект-объектных отношений существует такое распределение.

1.

· Единение со своим предметом, который является частной стороной всеобщего духовного предмета – Бога («всё во всём»);

· это координация между субъектом и объектом, непричинное соотношение между ними (Лосский);

· обращенность объекта к субъекту («вся сфера живого единства субъекта и объекта»), поскольку противопоставленный нам объект отвлеченного содержания (Франк);

· проникновение субъекта в другой субъект, как в свой объект («в онтологии объекта»), что возвышает феномен до ноумена (Иванов).

2.

· Тождество субъекта и объекта (Бердяев);

· их изначальное единство («существование реальнее сущности»), т.е. синкретизм (Шестов);

· «предметно созерцать и мыслить», но не «личное, а предметное» (Ильин), что есть уже полный переход на гносеологический уровень, полностью завершенный у Андрея Белого («оживить абстракцию как объект», «воплотить слово») или у Кожева (тождество мысль – идея – человек [субъект мысли и носитель идеи]).

3.

· Собрать, соединить мыслимое сущее и уже существующее вне – субъект и объект – в проективном общем деле (Федоров);

· возможность двух путей – от субъекта к объекту и наоборот, соединение субъекта и объекта, слияние их (Флоренский);

· «принудительно данный объект мысли», существующий уже до мысли, необходимо преодолеть в единстве познающего и познаваемого, поскольку «гносеологический, кантовский, субъект есть ум ученого, препарирующего опыт» (Булгаков);

·онтологическое понимание мифа как основной структурной единицы культуры и признание важности движения субъекта к объекту, слово как мост между субъектом и объектом (Лосев).

Человек как потенциальный субъект в его существовании.

1.

· Проявление божественного в координации яты (Лосский), такая же философия вида и рода у Франка (соотношение яты с генерализацией в мы);

· человек не есть личность, а только движение к личности в соединении с Богом (обожение), но существует симфоническая соборная личность как целое (Карсавин);

· «человек, взятый в его вертикали, в его свободном росте вглубь и ввысь» (Иванов).

2.

· Человек как личность я (Бердяев);

· человек как индивидуум я (Шестов),

· как творец самого себя (Андрей Белый),

· как выражающий себя в тексте, слове или дискурсе (Ильин, Кожев и др.).

3.

· Человек как трудник (внесословный труд на общее дело: Федоров);

· триипостасность личности в проявлениях лика, лица и личины: он, а не я и не ты (Флоренский);

· человечность в проявлении той же троичности существа человека: соборность мы (Булгаков);

· свободная заинтересованность в творчестве: труд всего лишь опора творчества (Лосев).

Отношение к символу «свобода».

1.

· Свобода понимается как личная независимость (Лосский),

· соборность (Карсавин) или

· «торжествующее исполнение» (Иванов).

2.

· Свобода понимается как воля (Бердяев),

· существование («Existenz» есть свобода: Шестов),

· символ («только в символе дается свобода»: Белый);

· свобода подобает духу человека в творческом акте мышления (Ильин).

3.

· Свобода как единство в согласии и без розни, соборность общего дела, сыновство и отечество выше братства (Федоров);