Но не надо думать, что Эдуард Володарский только немецким полководцам приписывает то, чего они вовсе не делали.
От него и советским маршалам досталось, и Дуайту Эйзенхауэру. Даже Льва Толстого Володарский для своего оправдания попытался использовать, конечно же, все перепутав.
Произошло это, когда Эдуард Володарский «ответил» на критику, дав газете «МК» интервью под названием «Прорыв «Штрафбата». Солдаты называли Жукова «мясником». Данное интервью было опубликовано 26 ноября 2004 года.
Этот «Прорыв «Штрафбата» — не менее потрясающее произведение, чем сериал и роман «Штрафбат». Его следует использовать для проверки знаний по истории и литературе. Учащийся должен определить, что именно перепутал автор.
Как сказано во вводке корреспондента «МК» к интервью: «Реакция на «Штрафбат» неоднозначна: от восторгов до откровенно хамской ругани. Ею всегда отличались и отличаются всевозможные маргиналы. Несмотря на некоторые внешние различия, нынче эти товарищи объединились в своей ненависти к фильму…»
О том, что за «люмпены» и «маргиналы» критиковали фильм, смотри выше — Варенников, Карпов, Гольбрайх.
Не страдающий от ложной скромности сценарист Володарский, чтобы опровергнуть оппонентов, сослался… на Льва Толстого: «Все это мне напоминает историю «Войны и мира». Когда роман вышел, еще были живы участники Бородинского сражения. Кое-кто из них (а к ним присоединились и некоторые критики) обвинял Толстого в неправде. Дескать, как это так: Пьер Безухов в цилиндре и белом сюртуке ходит посреди сражения, а вокруг него бомбы рвутся. Не могло такого быть! И батарея Тушина не могла продержаться столько времени, и вообще — не было в том месте, которое описывает Толстой, никакой батареи…»
Если бы Эдуард Володарский удосужился прочесть «Войну и мир», он бы знал, что ветераны Бородинской битвы ну никак не могли предъявлять претензии Толстому из-за батареи Тушина. Нет в толстовском описании Бородино ни строчки относительно батареи Тушина. У Толстого батарея капитана Тушина в 1805 году в Австрии сражается.
И за цилиндр и белый сюртук Безухова ветераны Бородино Толстого упрекнуть никак не могли. «Раненые, обвязанные тряпками, бледные, с поджатыми губами и нахмуренными бровями, держась за грядки, прыгали и толкались в телегах. Все почти с наивным детским любопытством смотрели на белую шляпу и зеленый фрак Пьера», — написано у Льва Николаевича.
Володарский перепутал роман «Война и мир» с фильмом «Война и мир». В фильме Пьер Безухов действительно носит цилиндр. Но предъявлять претензии за это следует не Льву Толстому, а кинорежиссеру Сергею Федоровичу Бондарчуку. Вряд ли ветераны Бородинской битвы дожили до такой возможности.
«Ссылается» Володарский и на американского генерала Дуайта Эйзенхауэра:
«Генерал Эйзенхауэр в своих воспоминаниях пишет, как он увидел под Потсдамом огромное поле, устланное трупами русских солдат. Выполняя приказ Жукова, они штурмовали город в лоб — под кинжальным огнем немцев. Вид этого поля поразил Эйзенхауэра. Ему стало не по себе, и он спросил Жукова (не дословно, но за смысл я ручаюсь (выделено мной. — Авт.):
«На черта вам сдался этот Потсдам? Зачем вы за него столько людей положили?
«В ответ Жуков улыбнулся и сказал (эти слова, воспроизведенные Эйзенхауэром, я запомнил точно): «Ничего, русские бабы еще нарожают. Маршал Жуков обладал той жестокостью, которая издавна была характерной чертой русского генералитета. Лишь единицы берегли солдат. Суворов, Брусилов, Корнилов… Вот, пожалуй, и все. Прочие солдат не жалели. И советские генералы были ничуть не лучше».
Утверждение Эдуарда Володарского чрезвычайно легко проверить по мемуарам Эйзенхауэра «Крестовый поход в Европу».[32]
Попробуйте найти там хоть строчку про увиденное «огромное поле, устланное трупами русских солдат» под Потсдамом или где-либо в другом месте. Нет там ни слова и про «кинжальный огонь немцев», под которым якобы полегли эти солдаты (но уж очень красивое выражение — кинжальный огонь).
За какой смысл «ручается» Эдуард Володарский? Все эти якобы эйзенхауэровские потсдамские воспоминания в книге Дуайта Эйзенхауэра отсутствуют. Если Толстому и Эйзенхауэру можно приписать невесть что, то почему нельзя Жукову?
«Жуков, вспоминая об операции «Багратион», пишет: чтобы не снижать темп наступления, потребовались свежие силы. Из резерва была выделена 10-я армия. Но ее все нет и нет. Стали выяснять, в чем дело. Оказывается, от голода армия легла — солдаты не могли идти. Они четверо суток не получали паек.
Уж если такое происходило с резервной (по определению — сытой, готовой к бою) армией, можете догадаться, как кормили штрафников.
Я понимаю: нехватка продовольствия, воровство интендантов… А у генштабовских генералов на ремнях дырок не хватало — животы были такие, что ремень нельзя застегнуть», — утверждает Володарский.
Берем «Воспоминания и размышления», открываем главу девятнадцатую под названием «Освобождение Белоруссии и Украины», в которой маршал излагает ход операции «Багратион» и… вновь не найдем здесь ничего похожего. Нет в жуковском описании операции «Багратион» вообще ни слова о 10-й армии, которая якобы оголодала, четверо суток не получая паек.
А вот что там на самом деле сказано об организации снабжения в операции «Багратион»: «Титаническую работу вел тыл фронта, обеспечивая быструю и скрытную перевозку и подачу войскам боевой техники, боеприпасов, горючего и продовольствия. Несмотря на большие трудности и сложнейшие условия местности, все было сделано в срок. Войска обоих фронтов были своевременно обеспечены всем необходимым для ведения боевых действий».[33]
Чтобы убедится в фантастической способности Володарского перепутать все, о чем он говорит и пишет, можно проанализировать следующие строки все из того же интервью:
«В армии Гудериана служил генерал Фёрч. В своих воспоминаниях он пишет о том, что его обвиняли в жестокости: дескать, он плохо обращался с пленными. А я, пишет Фёрч, с ними никак не обращался, я всегда уважал русских солдат и никогда не был по отношению к ним жестоким. Но никто в вермахте, оправдывается Фёрч, не мог даже предположить, что русских пленных будет так много».
При желании читатель может проверить — служил ли в армии Гудериана генерал Фёрч? В эпоху интернета сделать это совсем несложно. О полученных результатах следует сообщить Эдуарду Володарскому.
Но вернемся к неподражаемому роману «Штрафбат». В довоенных воспоминаниях одного из героев постоянно встречается слово «офицерский»: «В офицерской столовой за длинным праздничным столом…»,[34]«А потом в зале офицерского клуба танцевали вальс».[35] Офицерская столовая и офицерский клуб в довоенной РККА? Какие офицеры до начала Великой Отечественной? Это он средних командиров этим контрреволюционным словом называет, не подозревая о том, что лишь в 1943 году оно вернулось в армию?
А как штрафники в атаку ходят? Да шеренгами, несчастные:
«Первая шеренга атакующих была уже далеко впереди. Ее нагоняла вторая шеренга, следом катилась третья, четвертая…
— Ур-ра-а-а!! — гремело по полю.
И тут взорвалась первая мина. Она провизжала над головами бегущих и взорвалась в середине шеренги. С воющим свистом мины летели в воздухе совсем низко и рвались одна за другой, и с каждой минутой взрывов становилось все больше и больше. И неподвижно лежащих тел становилось все больше. И смолкло громогласное «ура!». В коротких перерывах между взрывами слышались только хрипы и стоны, тяжелое шарканье сотен бегущих ног, приглушенная матерщина».[36]
Если вспомнить о том, что шеренга — ряд солдат в прямой линии, плечом плечу, просто чудная картинка получается. Строем 19 века под минометным огнем.
Немецкие танки тоже не мелочатся, в шеренгах воюют: «…И вдруг произошло чудо. Передняя шеренга танков стала замедлять ход и остановилась.
И немецкие автоматчики стали останавливаться. И прекратилась стрельба.
Белый в серых яблоках конь галопом летел по полю, и длинный хвост развевался, словно бунчук.
И штрафники прекратили стрелять, подняли головы, изумленно смотрели на лошадь, несущуюся по полю между немцами и русскими.
— Гля-ка… красавец какой… откуда взялся-то?
— Не стреляйте, братцы, животину погубите!
— Ты смотри, какое чудо, а? Эх, лошадка, лошадка, куда ж тебя занесло?
И немцы, мокрые от пота, черные от пороховой гари и дыма, тяжело дыша, смотрели на белого в яблоках коня, и слабые улыбки трогали их лица:
— Окуда он взялся в этом аду?
— Черт возьми, какой красавец! Не стреляйте, не стреляйте! Дайте ему проскочить!
— Русские подстрелят!
— Слышите, русские тоже молчат! Вы посмотрите, какой красавец!..
— Да беги же ты, черт дурной! Порешат ведь сейчас!
— А тишина какая, братцы! Слышь, ржет мой хороший, слышь?
Твердохлебов сидел на земле, смотрел на белую лошадь, и слезы закипали у него в глазах и стекали на грязные щеки…
Конь постоял и вдруг прыгнул вперед и понесся галопом в сторону от немецких танков и русских позиций. Он летел к лесу, длинно выбрасывая передние ноги, вытянув лебединую шею.
И как только белый конь скрылся на горизонте, как по команде громыхнули пушки танков, ахнула залпом батарея русских, застучали пулеметы, немецкие танки пришли в движение».[37]
Атакующие шеренгами немецкие танки, под огнем советской артиллерии останавливаются, дабы лошадку не задавить — это сильно. Столь же сильно выглядит допрос немецкого офицера советским генералом. «Наш батальон обеспечивал связь прибывших соединений со штабом дивизий и штабом фронта, господин генерал». Советский генерал должен был бы спросить: «А откуда это у вас, у немцев, штаб фронта взялся? До сих пор у вас армии и группы армий были».