— Я восстанавливаю силы, — ответил он своим пронзительным голосом. — Многолетнее прозябание в этой окаянной енотовой шкуре не способствует укреплению здоровья.
Хёрши, слегка ссутулясь, бросил свой «дипломат» у порога и плюхнулся на низкую белую тахту напротив колдуна.
— Как насчет Жанин Уорблер? — спросил он.
— Дай мне еще несколько дней, начальник. Тогда я буду способен справиться с твоей проблемой.
— Она переходит-таки в «Оллендорф», это точно. Будет главным редактором и вице-президентом. — Голова Хёрши поникла. — Мои дни в издательстве сочтены.
— Не стоит так волноваться. Я аккумулирую всю свою потенциальную колдовскую энергию и…
— Первого числа следующего месяца, Рансибл, меня вышвырнут пинком под зад. И все потому, что Жанин утверждает, будто я целовал ее в ту роковую ночь в…
— Поцелуи! — Рансибл неожиданно выпрямился и взбрыкнул несколько раз своими короткими ножками. Он махнул рукой в сторону телевизора, тот выключился. — Одну минуту, начальник. У меня возникла идея. — Колдун сунул руку в перчатке в один из глубоких карманов своей хламиды, набитых всякой всячиной. — Мне надо заглянуть в магический кристалл.
Когда Рансибл с некоторым трудом вытянул из кармана кристалл величиной с бейсбольный мяч, вместе с ним оттуда выскочила маленькая ящерица, которая стремительно кинулась по ковру персикового цвета к портьере и забралась на нее.
— Это твой магический кристалл? На вид он какой-то мутный и липкий.
— Прошу тебя, помолчи. Это Священный кристалл Саргона. — Потерев кристалл о рукав, Рансибл поднес его к лицу и, прищурившись, стал всматриваться вглубь. Шар начал испускать слабое зеленое свечение.
— Жанин Уорблер… Ага, вижу Жанин Уорблер. Силы небесные! Пташка в самом что ни на есть натуральном виде. Собирается залезть под душ.
— Ну-ка, ну-ка, — произнес Хёрши, поднимаясь с тахты.
— Оставайся там, где сидишь. Ты нарушишь очень непрочную магическую связь, — замахал на него свободной рукой колдун. — О мистические наставники из мира духов, почему вы показываете мне крупный план задней части этой красотки?.. А, понятно. Вы хотите, чтобы я обратил внимание на жука.
— Какого жука? — Хёрши ерзал на краешке тахты.
— Так, улавливаю. Тайный знак, вытатуированный на ее левой ягодице… священный египетский скарабей… Как вы сказали? Я не расслышал, ребята… — Он сжал руками хрустальный шар. — Повторите еще раз… Что он должен сделать? Говорите помедленнее… А, ясно. Но что это даст? Ах, вот как. Ну… — Неожиданно он без сил откинулся в кресле, глаза его закрылись. Пальцы правой руки разжались, и кристалл, переставший светиться, упал на ковер и откатился к камину.
Хёрши поспешил к волшебнику.
— Эй, с тобой все в порядке?
Рансибл заморгал глазами:
— Это колдовство — ужасно утомительное занятие. Особенно когда долго не практиковался. Если бы я был в форме, то мог бы узнать гораздо больше полезного, — объяснил он, тяжело дыша. — Я, наверное, смогу связаться с ними снова, только всякий раз…
— Что тебе удалось выяснить про Жанин?
Рансибл поднялся, оправил свою хламиду и опять сел.
— Ну что вам сказать, сэр? К сожалению, сообщение было не таким четким, как хотелось бы, — ответил он, сплетя пальцы в перчатках. — Как я понял, весь фокус в том, что у дамы на попке есть татуировка, которая обладает некой мистической силой, но тут как раз возникли помехи…
— А почему я ничего не слышал?
— Мои духовные наставники общаются со мной телепатически. — Рансибл постучал себя по лбу. — И с помощью изображения в кристалле. Не мог бы ты подать мне его, кстати?
Хёрши подошел к кристаллу и, встав на колени, поднял его. Кристалл был липким.
— Какое отношение имеет эта татуировка к нашему делу?
— Если я правильно их понял, ты должен… Благодарю. — Взяв кристалл, колдун нежно погладил его и опять сунул в карман. — Чтобы справиться с интересующей нас особой, шеф, тебе надо поцеловать ее татуировку.
— Опять поцелуи!
— Облобызав этого жука, ты приобретешь над ней власть. Почему так, я не знаю. Ты должен приложиться к ее заду трижды, и дело в шляпе.
Хёрши сел.
— Короче, согласно полученному тобой сообщению из мистических сфер, я должен устроить все таким образом, чтобы иметь возможность поцеловать голую задницу Жанин — и не один раз, а целых три?
— Ты усвоил все очень хорошо.
— Пожалуй, я лучше поработаю над своим резюме.
В четверг разразилась метель. За окном офиса крутились снежные вихри. Хёрши отвернулся от окна, сосредоточившись на своем движимом имуществе. Пожалуй, ему понадобится не одна коробка из-под вина, чтобы унести нажитое барахло. Может быть, оставить это все в редакции? Вдруг они решат устроить здесь его мемориальный музей.
Конечно, оставалась слабая надежда на то, что ему не придется уходить. В перерывах между видеоиграми Рансибл уверял Хёрши, что колдовство — возможно, с незначительным добавлением черной магии — непременно поможет ему и позволит сохранить работу. Но каким образом это произойдет, загостившийся у него колдун не объяснял.
— Гитлер случайно не отменил и эту серию? — спросил Мальруни, появившийся в дверях с макетом обложки последнего романа из цикла, предназначенного для молодежи, начинающей самостоятельную жизнь, и носившего общее название «Больница для матерей-одиночек». — Это было бы большим облегчением.
— Увы. Что это нагромождено у тебя на переднем плане?
— Это сова. Ты что, забыл? В этом романе совам, обитающим в лесу за больницей, угрожает опасность, и медсестра Викки вместе с молодым врачом Билли спасают их.
— Твоя сова похожа на арбуз в солнечных очках… Впрочем, мне-то что? Меня выставят еще до конца года.
— Как знать. — Мальруни, сунув эскиз под мышку, приблизился и сел в кресло.
— Что ты хочешь этим сказать? Разве Жанин не собирается править здесь железной рукой?
— Да нет, вроде бы собирается, — ответил Мальруни, понизив голос и наклоняясь к Хёрши. — Но я познакомился с мисс Бендикс, которая пыталась связаться с тобой, — из лас-вегасского «Панчо», если помнишь. Она говорит, что в одном из своих шоу «Вторжение в личную жизнь» они хотят разоблачить Жанин Уорблер. Показать, как она карабкалась наверх по трупам, как она…
— Что такого необычного в том, чтобы карабкаться по трупам?
— Ничего необычного, конечно, но у них вроде бы есть доказательства, что она при этом прибегала к не совсем законным приемам. И еще они намекали на какие-то амурные делишки.
— Мне-то что толку от всего этого?
— Шоу должно выйти очень скоро. Возможно, оно настолько испортит ее репутацию, что «Блицгартен», по зрелом размышлении, решит не приглашать ее.
— Если бы «Блицгартен» был способен зрело размышлять, он не стал бы покупать нас.
— Мне кажется, тебе надо поговорить с мисс Бендикс. У нее потрясающие ноги, а их «Вторжение в личную жизнь», как мне представляется, на твоей стороне.
— Нет уж, увольте.
— Тем не менее они могут сами найти тебя. У них принято подлавливать людей без предупреждения, вторгаться на совещания, совершать набеги на мотели. Докапываются до истины любыми средствами.
— Я не настолько интересен, чтобы они меня подлавливали, — заверил Хёрши своего приятеля.
Вечером в пятницу, в начале двенадцатого, Хёрши стоял на Нью-Йорк-сити авеню в районе Восточных шестидесятых улиц. Падал легкий снег, и, засунув руки глубоко в карманы стеганой куртки, Хёрши трясся от холода и тихо матерился. Уже семнадцать минут он ждал Рансибла у входа в Манхэттенский этнографический музей.
— Восемнадцать, — уточнил Хёрши, вытащив руку из кармана и посмотрев на часы.
— В полной боевой готовности, начальник. — На углу появился Рансибл в наглухо застегнутом длинном пальто. — Пошли.
— Я полагал, что, обладая мистическими способностями, можно погрузить человека в транс быстрее, чем…
— Что я могу поделать, если охранник этого псевдокультурного заведения имеет привычку поспать на посту? Ушло какое-то время на то, чтобы пробудить его от дремоты, навеянной алкоголем. — Он поманил Хёрши пальцем в перчатке. — Но я рад сообщить, что теперь мы можем беспрепятственно проникнуть в помещение.
— Тебе понадобилось восемнадцать минут, чтобы разбудить этого типа?
— Нельзя же подвергать человека колдовским чарам с бухты-барахты, — объяснил Рансибл, поднимаясь по заснеженным ступеням музея, погруженного во тьму. — Он должен расслабиться и стать более восприимчивым. Нужно перекинуться с ним парой ласковых слов.
— За восемнадцать минут можно накидать пару тысяч ласковых слов.
Волшебник толкнул широкие металлические двери, они распахнулись.
— Этот охранник плохо поддавался внушению.
— И поэтому у тебя ушло на беседу с ним столько времени?
— Да, и еще на то, чтобы связать его и заткнуть ему рот кляпом.
Они очутились в полутемной галерее, в которой пахло пылью, полиролем и стариной.
— Если он в трансе, так зачем его связывать?
— Дело в том, шеф, что в конце концов мне пришлось утихомирить его, хлопнув по черепушке.
Хёрши остановился как вкопанный возле витрины, заполненной бусами.
— Но это же физическое насилие!
— Иногда чуточка физического насилия действует не хуже, чем колдовство.
— Вот уж не знаю… — покачал головой Хёрши. — Все идет совсем не так гладко, как…
— Давай поспешим, — прервал его колдун. — Экспонат, который нас интересует, находится вон за той дверью слева от тебя.
— А ты уверен, что это сработает?
— Сообщение на этот счет было четким и ясным.
Хёрши переступил порог зала.
— Мне кажется, если бы этот Священный перстень Карнабахара действительно обладал магической силой, о которой толкуют твои мистические советчики, то вряд ли его выставили бы в этом занюханном музее.
— Немало предметов, обладающих чудесной магической силой, недоступны восприятию невежд, — заметил колдун. — Но время поджимает. Вон статуя. — Он указал в противоположный конец слабо освещенного зала.