лочку, оказавшуюся ни на что не годной. Наверняка это очень сообразительный молодой человек, из тех, решила Мушла, кому все равно, какая у него жена, лишь бы выдавала алмазы со скоростью речи.
Она как раз поздравляла себя со своей стратегией, а муж только-только избавился от нервного напряжения и мог уже работать резцом и не пораниться, как дверь на кухню распахнулась и появился Джозеф, по пятам преследуемый Надой.
Мушла в ярости набросилась на нее.
— Я ведь просила тебя прибраться на кухне, — закричала она. Увидев, что Барран с интересом смотрит на Наду, она прибавила, живо кое-что вспомнив: — Ни слова!
Но было слишком поздно. Нада стала ей отвечать, и несколько больших алмазов упали с ее губ. Сын визиря вскочил. Вид у него был несколько испуганный — хотя дело и происходило в те волшебные времена. Но он смело взял себя в руки и попытался вежливо сделать вид, будто ничего не заметил. Ему вообще неплохо удавалось делать вид, будто он ничего не замечает. Совсем недавно он вдоволь напрактиковался. Его друг при дворе, один из конюших, какое-то время страдал оттого, что у него ослиные уши, а не собственные, и никому лучше Баррана не удавалось не замечать этого недостатка, несмотря на то что во всех шляпах его друга наверху были прорезаны две дырки.
Увидев, что произошло, Мушла, однако, попыталась отвлечь внимание гостя.
— Бедная девочка! — громко шепнула она Баррану. — Такая несчастная! Стекляшки, видите, сэр? — соврала она, поскольку уже решила не портить шансы Грумиллы. — Ни малейшей ценности.
Она быстро повернулась, застав своего изумленного мужа как раз в ту минуту, когда он собрался заговорить, и отправила его протестующее объяснение обратно ему в глотку, для чего ей потребовалось нахмуриться изо всех сил двумя бровями сразу.
— Как жаль! — учтиво заметил Барран, с любопытством, впрочем, рассматривая слово, которое упало рядом с его стулом.
Мушла снова налетела на Наду и отослала ее на кухню, поздравив себя с тем, как умело она вышла из неловкого положения. Но когда она снова повернулась, Барран поднял алмаз, лежавший у него под ногами, и принялся рассматривать его в микроскоп, который достал из кармана и приставил к искушенному глазу.
— Всего лишь стекло, сэр, — повторила Мушла, на этот раз с некоторой тревогой.
— Ну да… пожалуй, — равнодушно отвечал сын визиря и уже собрался было отбросить его с презрением, да остановился. — Но весьма любопытное! — прибавил он еще равнодушнее. — После чего презрительно опустил его в собственный карман.
— Эй, постойте-ка, — начал было муж Мушлы, но остановился и принялся за вырезывание, поскольку снова поймал на себе взгляд Мушлы. Взгляд Мушлы и дракона бы усмирил.
Наступила не предвещавшая ничего хорошего тишина. И тут Барран произнес, бросив взгляд в сторону кухни:
— Симпатичная у вас дочка. Ей бы при дворе быть. Для девушки с ее… э-э-э… талантами там открываются большие возможности.
Мушле показалось это опасным.
— С такими красивыми черными волосами, как у нее, она здесь пропадает, — ответила она громким шепотом.
Ей не хотелось, чтобы он ошибался на тот счет, какую из дочерей она сама считает симпатичной.
— Н-да… — озадаченно произнес сын визиря и огляделся, пока его взгляд не упал на Грумиллу, после чего снова произнес: — Н-да, — но совсем другим тоном и не очень восторженно. И снова уставился на дверь, которая вела на кухню.
— Позвольте взглянуть, — прибавил он спустя короткое время, к неудовольствию Мушлы. — Осколки стекла. Так, кажется, вы сказали?
— Да, — коротко бросила она, чувствуя, что ей же лучше, если она будет держаться этого мнения.
Сын визиря улыбнулся ей любезно, но недоверчиво. И правда сообразительный. Муж Мушлы ничего не сказал. Обычно он все больше погружался в работу по мере того, как увлекался ею, и в эту минуту как раз обдумывал, держаться ли ему правды или льстить, изображая замечательно большой нос своего клиента. Наконец склонился в пользу лести, главным образом потому, что в противном случае потребовалось бы больше времени и ушло бы больше дерева.
— Осколки стекла, — снова начал сын визиря, точно никак не мог оставить эту тему, — всегда интересовали меня.
В этот момент Мушла, поняв, что он явно пренебрегает Грумиллой, отдавая предпочтение ее сестре, ощутила позыв придумать что-то еще.
— Само по себе оно ничего собой не представляет, сэр. Скверно то, что моя дочь Нада… как бы сказать… не совсем в себе, если вы понимаете, о чем я говорю.
Барран, кажется, понял, о чем она говорила. Это заявление, как с удовольствием заметила Мушла, встряхнуло-таки его.
— А вот ее сестра, — весьма довольная, продолжала она, — очень умна.
— Да-да, очень, — задумчиво согласился Барран.
— Если б только, — продолжала Мушла, наглости которой было не занимать, — нашелся человек, которому нужна жена.
— Видите ли, — отвечал Барран, лукаво взглянув на нее и впервые посмотрев на своего слугу, который стоял у него за спиной с сундучком, — правду сказать, я такой человек…
Мушлу этот ответ до того изумил, что она тяжело опустилась на стул, с которого ей пришлось очень быстро встать, чтобы успокоить Румпельшилтскина, который, незаметно пробравшись в комнату, успел пристроиться на нем.
— Простите? — запинаясь, проговорила наконец Мушла, когда голос вернулся к ней. Она бросила взгляд в сторону Грумиллы, который должен был означать не что иное, как «Молчи — он почти наш».
— Жена мне нужна к завтрашнему дню, — продолжал Барран. — Интересы государства и все такое, — объяснил он. — Видите ли…
Но в эту минуту кто-то стал сильно стучать рукояткой шпаги по двери — раздалось, кажется, четыре удара, но скорее пять, потому как последний достался слуге Баррана, который, стараясь показать проворство, очень быстро открыл дверь и не успел сообразить, что к чему, как Барран, рассердившись, ударил его и обозвал дураком. Быть в те дни слугой — безрадостное занятие.
За дверью стоял молодой человек в пышной одежде. Он властно ступил в дом. К удивлению Мушлы, Барран сильно перепугался и низко поклонился.
— Ваше высочество! — сказал он, и нос и губы его мгновенно побелели.
— А, Барран! Не ждал меня, а? — решительно заговорил вошедший. — Я ездил в твой стан, чтобы встретиться с тобой, и мне сказали, что ты здесь. — Тут он, похоже, впервые заметил Мушлу и покровительственно молвил: — Расслабьтесь, добрые люди! Можете заниматься своими делами.
Не было никакого сомнения, что это принц.
Мушла была слишком изумлена его неожиданным приходом и не нашла ничего другого, как во второй раз за последние пять минут сесть на стул. На этот раз, однако, Румпельшилтскин, который считал, что всему нужно учиться на опыте, успел вовремя спрыгнуть.
— Ну, Барран, — сказал принц, садясь на лучший стул, — как насчет жены для меня, за которой ты отправился? Где она?
Барран стал запинаться и заикаться.
— Только не говори мне, что не нашел ее! — грозно произнес принц.
Барран помолчал, потом бойко заговорил:
— Понимаете, ваше высочество, это длинная история…
В этот момент слуга, мстительно потиравший место контакта со своим хозяином, вдруг со злорадной улыбкой протянул принцу сундучок, который держал в руках. Барран отпрянул, со злостью пробормотав: «Ты уволен!» — и побледнел еще больше.
Принц открыл сундучок, и из него выглянула огромная фиолетовая жаба с желтыми крапинками и уставилась на них.
— Эй! Это еще что такое? — в ужасе произнес он, поспешно отводя глаза и припоминая какое-то заклинание.
Барран отчаянно пытался взять себя в руки:
— Откровенно говоря, раньше она была ее королевским высочеством принцессой Славо-Карменией…
Принц с изумлением глядел на животное, при этом у него отвисла челюсть. Фиолетовая жаба выглядела несколько застенчивой.
— Это и есть та дама, которая должна стать моей женой? — спросил он.
— Да. Вчера… с ней… э-э-э… кое-что произошло, — продолжал сын визиря, нервно облизывая свои толстые пересохшие губы. Он бы предпочел не участвовать в этой ужасной сцене, но не ожидал увидеть своего хозяина так скоро, как не ждал и предательства со стороны слуги. — Мимо проходила одна косоглазая ведьма, — продолжал он, — и, кажется, решила подшутить над ее высочеством…
— Что это ты такое себе вообразил? — прогремел принц. Он потряс сундучок с жабой, которая тотчас обиженно надулась, и тут же решил исправиться, изобразив величественную улыбку, но у него ничего не вышло. — Не хочешь ли ты сказать, что я должен жениться на этом?
Поскольку принц в охотничьих сапогах достигал роста в шесть футов два дюйма и, по слухам, лучше всех владел боевым топором во всем королевстве, сын визиря поспешил заметить, что ничего такого он вовсе не имел в виду. По правде, такое ему бы и в голову не могло прийти. По правде…
— Тогда ладно, — сказал его высочество, успокоившись, и отдал ухмылявшуюся жабу слуге, который старался держаться подальше от своего бывшего хозяина. — Так что же все-таки произошло?
— Это не легко объяснить, — ответил Барран, лихорадочно придумывая какое-нибудь объяснение. — Видите ли, я…
В этот момент его взгляд упал на Грумиллу.
— А теперь дело обстоит следующим образом, — увереннее заговорил он. — После того происшествия я внес кое-какие коррективы. Вот будущая жена вашего высочества.
И он указал на Грумиллу, которая тотчас заулыбалась и, преисполнившись надежды, стала кивать.
Мушла затаила дыхание, так что даже позабыла шлепнуть Румпельшилтскина, который в ходе этого разговора снова забрался на стул. Ее муж до того удивился, что смог лишь отрезать большой кусок дерева со лба, отчего у будущей фигуры неожиданно появился неприятный, если не сказать — зловещий, вид.
— Так-так-так, — произнес принц. Отступив на шаг, он принялся рассматривать Грумиллу с большим интересом. — Это уже ближе. — Похоже, она ему приглянулась. — Как тебя зовут, моя дорогая?
Грумилла имела неосторожность ответить, и на пол упал черный камень.