На самом же деле «Турандот» непременно выручала нас в самые трудные времена. Отечественный зритель со стажем, посмотрев ее в разные годы и зная спектакль, невольно сравнивал игру прежних актеров с пришедшей им на смену молодежью и находил в этом новизну и предмет для обсуждения. Не беда, что постановка стара по возрасту, главное, что она молода по духу.
Был у нас опыт — мы пытались дать этой пьесе иное прочтение, но вышло скучно, и вахтанговцы сообща решили вернуться к традиционной постановке. Вот тебе и классика! Кстати, по этому же поводу на ум приходит Малый театр. Его руководитель Юрий Соломин занял принципиальную позицию в том, что старейшая театральная сцена должна давать спектакли лишь в их исконном классическом варианте. И мне представляется, что это очень взвешенный и правильный подход: если театральные билеты в Малый раскупаются, значит, людям нравится его репертуар.
А теперь об актерстве в привязке к «Турандот». Помню, как- то в провинции до меня дошел следующий отзыв о моей роли в спектакле: я всегда играл Бригеллу. Мол, такой актер, выковавший монументальный характер в фильме «Председатель», вдруг теперь на подмостках ваньку валяет! Да где же у него совесть?! Да где же на него управа?! Ну что ответить на подобные реплики? Театр имени Вахтангова — это большая школа, важной частью которой является искрометная, праздничная буффонада. В ней актер способен раскрыть не только драматические, но и комедийные стороны своего дарования. Для чего это надо? Для того, чтобы зритель получил удовольствие и отдохновение. Не всегда же ему пребывать в заботах и печалях. Но порой через смешное получается рассказать о вещах совсем нешуточных, так, что зрителе охотнее над ними призадумается. Бригелла — это шут, арлекин, дурачок в колпаке, которому на острый язык иногда попадают незаурядные фразы. Припомним исконное почитание Ива- на-дурака в русских сказках — и в деле-το у него разум, да и в слове-то у него не дурость.
Почему же в «Принцессе Турандот» за мной закрепилась только роль Бригеллы? Эта пьеса принадлежит классическому театру масок, в котором важное место занимает понятие амплуа, где каждый актер изображает строго определенный характер, сживается с ним и ни в коем случае не выказывает из-под маски иные человеческие чувства. Именно в этом спектакле я надел личину шута, поэтому не след примерять на себя облик принца Калафа. Хотя нет повода, чтобы не сыграть сходного с ним персонажа в другой пьесе. К подобной трансформации настоящий актер должен быть готов всегда, особенно если он воспитан вахтанговской театральной школой. Вообще, повторюсь, подлинный артистический талант заключается в том, чтобы уметь в любую форму облечь любое содержание. Иногда это выходит неожиданно для зрителя.
Например, однажды я играл роль Алексея в «Гибели эскадры» по Корнейчуку. Сюжет пьесы трагичен: перед фашистской оккупацией Крыма советское командование принимает решение затопить на рейде часть флота, чтобы корабли не достались врагу. До меня актеры изображали Алексея разухабистым парнем с гармошкой, который в каждом эпизоде демонстрировал веселый нрав и широкую моряцкую душу. А я сыграл почти параноика, готового ради социалистических идеалов отца родного убить. Немолодой и некрасивый, в грязном бушлате, с оголтелым характером и двумя пистолетами за поясом, мой герой поминутно хватался за них, демонстрируя свой нешуточный настрой. Разумеется, не все приняли такое актерское решение, и даже режиссер Глеб Панфилов счел его резковатым. Но, как актер, я ощущаю свое право быть уникальным, кроме того, работа над образом очень часто зависит от того, каковы обстоятельства в этот день у актера, каково его самочувствие. Уже не припомню точно, но, видимо, в момент моего первого приближения к образу Алексея что-то меня беспокоило, поэтому я увидел героя несдержанным и малоприятным.
А вообще режиссеры, зная мою позицию в отношении актерской профессии, порой делают мне необычные предложения. Как-то Дмитрий Астрахан, памятуя о моей старой работе в фильме «Добровольцы», решил снять его продолжение, где прежние герои, изрядно постарев, оказываются в нынешних житейских условиях, то есть сорок лет спустя. По сценарию мой Кайтанов влюбляется в молодую деваху, которая его исподволь обворовывает, а жена Лёля в исполнении Элины Быстрицкой мучается этой внезапной напастью. Уж не знаю, что бы получилось из такого замысла. Слишком велик нравственный диссонанс между пламенным комсомольцем Кайтановым и неким пожилым любовником. Отсюда родились мои сомнения, я отказался от предложения, но что греха таить, отчасти жалею об этом, ведь любая новая, пусть неожиданная, роль — это проверка актера на профессиональную состоятельность.
Есть у каждого актера свой зритель. Как правило, это аудитория одногодков, идейных единомышленников, так сказать, соучастников эпохи. Поэтому хорошо понимаю, что я полюбился соотечественникам, особенно их старшему поколению, в эпических ролях, таких как маршал Жуков. Более того, не особенно искушенные зрители настолько привыкли ко мне в образе Жукова, что, глядя кинохронику, запечатлевшую подлинного маршала, иногда сетуют, мол, маршал-то у вас сам на себя не похож. Поэтому я знаю, что наши ветераны, увидевши меня в «Антикиллере», где-то даже на это обиделись. А тут представилась возможность немного успокоить их, вернувшись к работе над Жуковым в сериале «Звезда эпохи».
Давным-давно после съемок киноэпопеи «Освобождение» наверху настаивали, чтобы я продолжил играть легендарного полководца в картине «Блокада». А я долго отказывался. Мне просто не хотелось заиграться. Нельзя было позволить роли взять верх над моей собственной человеческой сущностью, что, в общем, не раз случалось с актерами вплоть до их бесповоротного безумия. Теперь дело другое. И в «Звезде эпохи» мне предстояло показать не военачальника на поле брани, а трагическую
Реальность и мечтафигуру прежнего «бога войны» в мирных, но куда более сложных для него обстоятельствах. Жуков в опале, вокруг него сплетены невидимые политические сети, мешающие ему жить и работать. Да еще по указке сверху маршала подвергают унизительным допросам: где купил ковер, почем пошил костюм. По иронии судьбы мне также пришлось столкнуться с подобным пристрастным вниманием. Когда-то я бывал в Йемене, и там друзья подарили мне кремневое ружье, которое и оружи- ем-то назвать можно с большой натяжкой. Но таможенники все же придрались, и я чуть не лишился подарка. Приблизительно то же случилось по возвращении с Кубы, откуда я вез сувенирный мачете с дарственной надписью одного из генералов. Эти эпизоды не красят действительность, но когда бытовые неурядицы становятся почти нормой и навязываются тебе ежедневно, что происходило с Жуковым, да и со многими выдающимися людьми в послевоенное время, — это уж совсем из ряда вон. По той же причине так тяжело складывались отношения между писателем Константином Симоновым и актрисой Валентиной Серовой. Об этом, собственно, и рассказывает Юрий Кара в своем сериале. Ни взаимная любовь, ни всенародное почитание не спасают героев от недоброжелательства вождей. В этой печальной истории мне довелось прочертить свою актерскую линию, но этот Жуков для меня точно будет последним. Я уже старше маршала даже в самых его преклонных годах.
А еще во время съемок «Звезды эпохи» было интересно понаблюдать за молодыми коллегами, особенно за Мариной Александровой в главной роли. В одном фильме мы с ней оказались второй раз: чуть раньше вместе играли в картине «Северное сияние», где у меня была небольшая роль деда, живущего на даче. И уже тогда я с удовлетворением отметил: актерский уровень молодых соответствует нынешним требованиям.
Среди ролей последнего времени также вспоминается старик из «Русской народной почты» Олега Багаева. Мне хотелось сыграть в этой пьесе, и в 2002 году моя мечта сбылась. Однако против ожидания работа оказалась вымученной и не дала мне удовлетворения. В старике, который возится в своей крохотной повседневности, которому средств едва хватает на дешевые котлетки, было что-то нечеловеческое, почти скотское. И оживить беспросветную тоску этой закатившейся жизни никак не удавалось. Тягость положения заключалась еще в том, что наша вахтанговская школа, которой я предан всецело, весела и размашиста. Словом, наш теплый и солнечный театр помогает человеку жить, оставляет ему надежду, а тут получилась одна чернуха. Не скажу, что в этом лишь время виновато, плодящее таких ущербных персонажей. К сожалению, бывают виноваты еще и художники — вот и я отчасти грешен, — которые в произведениях искусства порой тиражируют подобные явления. А не следовало бы. Если и следовало, то не так однобоко, не делая акцента на темных сторонах жизни, коль скоро у нее есть и светлые.
Думаю, наступает пора окончательно переломить тенденцию, которая уже лет пятнадцать диктует свои требования в большей степени кинематографу и в меньшей — театру. Вместо муссирования наших болячек, жалостливых стонов и разведения руками, мол, все плохо, поэтому ничего не поделаешь, пора нацелиться на созидание. Почему бы, в самом деле, вместо антикиллеров и подобных ему антигероев не поднять на щит героев настоящих: не обязательно людей труда, как это не раз делалась при Советах, но непременно людей позитивного мышления и действия. То есть тех, кто способен преодолеть трудности, пусть в малом, но дать импульс к развитию страны и общества, повлиять на воспитание молодых, возродить у стариков надежду на достойное продолжение в поколениях их начинаний. Есть ведь своя романтика в научных исследованиях, в спорте, в многообразии увлечений, в служении Родине и высоким идеалам, в экспедиционной практике, даже в предпринимательстве, в фермерстве и в том же производстве. И разнообразие человеческих чувств — непочатое поле для художника: любовь, которой пронизано все в мире, страстные мечты, благородные побуждения, преклонение перед божественным или природным. А сюжетов и тем для этого не занимать в обыденной жизни и в истории, в литературе и драматургии — с хлесткими противоречиями, иногда с комическими элементами или даже с трагическими развязками. Ах, как все это можно поставить… Ах, как все это можно сыграть!