Вечерами я пряла, вязла или шила, а ночами училась или писала книгу. Первого июля – как раз в день рождения пришла посылка со спицами и шерстью. В подарок вложили булавочки для отсчета рядов – мелочь, а приятно. Принялась за паутинки. Дома была целая коллекция журналов с разными узорами, так что вопрос со схемами решился не возникнув. Долго думала, что попросить у родителей на день рождения плеер или цифровой фотоаппарат. Выбрала плеер. Нормальные интернет-ресурсы, на которых можно будет фотографии работ выкладывать появятся не скоро, а музыку сегодня хочется слушать. Те более, что Ник мне скопировал весь свой огромный плейлист, который отвечал моим вкусам на сто двадцать процентов. Таким образом, потихоньку моя жизнь налаживалась. Единственное, что меня беспокоило, это то, что я не определилась с институтом.
Высокий, светловолосый, широкоплечий молодой мужчина входил в подъезд чужого дома. Разговор, который ему предстояло провести, обещал быть очень, очень странным. И это нервировало. Несколько раз он мысленно отказывался от встречи, но каждый раз понимал, что не может, не сможет иначе. Причина его беспокойства жгла через карман джинсовой рубашки. Письмо. Короткое как Сингапурский камень, и такое же непонятное.
Дверь квартиры открылась. На пороге стоял крепкий, коротко стриженный человек в домашних штанах и футболке.
– Я вам звонил.
– Проходи. Пошли на кухню, там поговорим.
Парень разулся, и прошел через маленький коридор хрущевской двушки на кухню. Там он сел на табурет, но начинать разговор не торопился.
– Ну? – Хозяин квартиры, садиться не стал, скрестил руки на груди. Он не любил посторонних, а странных посторонних не любил вдвойне. Но то, как этот пацан настаивал на встрече заставило его интуицию бить в набат. К этой паршивке мужчина прислушивался. На войне дважды это спасло ему жизнь. А здесь?..
– Вот, – сказал немногословный собеседник, и протянул сложенный листок бумаги. Мужчина взял его, развернул и прочел. Лицо его осталось безразлично спокойным.
– Тебя кто-то глупо и несмешно разыграл, парень. Или ты глупо и не смешно разыгрываешь меня.
– Не думаю.
– Вижу, что не думаешь. Во-первых, самолеты в Сочи от нас не летают, во-вторых, мы настолько далеко от центра боевых действий и столицы, что устраивать у нас теракты просто бессмысленно, их попросту никто не заметит, в-третьих, у нас в аэропорту стоит японская система пропускного контроля, таких и в стране то нет еще, и в-четвертых, я старший лейтенант, а не капитан. Так, что иди домой парень, и не морочь мне голову. Единственное, что в этом письме написано верно, это «не делай глупости». Вот тут не поспорю.
Молодой человек вышел из подъезда чужого дома. Гнетущее настроение гадкой смолистой лужицей растекалось по душе. Артемов не поверил. Высмеял. Хотя, он и сам все еще не до конца верил. Что ж на других пенять…
Когда мартовским днем, работая за компьютером, он увидел замигавший значок аськи, открыл сообщение на автомате. Мало ли кто из друзей писать может. Прочитал. Текст хоть и был простой, но его содержание дошло до сознания далеко не сразу.
«Николай, здравствуй! Я знаю, что у тебя есть брат Константин. А теперь прочти внимательно, что я напишу дальше, запомни и постарайся сделать всё, чтобы спасти его.
Во вторник 22 июня 2004 года из аэропорта вылетит самолет в город Сочи, который через час будет взорван террористкой-смертницей. Погибнут все на борту. Если ты решишь не только спасти брата, но и предотвратить катастрофу, то пожалуйста, не делай глупостей, а найди капитана милиции Михаила Артемова. Покажи ему это письмо. Он сможет остановить террористку. Больше никому не рассказывай, и не показывай письмо. Не ищи меня. Меня все равно нет.
Я в тебя верю.
PS Ты же понимаешь, что с жизнями дорогих людей не шутят, поэтому отнесись к этому письму серьезно.
PPS Елене привет!»
Первая мысль: «Что за бред?», потом более осмысленная «Кто это написал?» Он прочитал еще один раз, и его поразило с какой теплотой, нежностью неизвестная Тардис обращается в письме. В том что писала женщина, он не сомневался ни минуты. Он словно услышал ее голос: твердый, уверенный, в начале печальный, а после слегка насмешливый.
«Я в тебя верю» писала она.
В его никто никогда не верил. Нет, он никогда не был забитым подростком. Уверенно шел по жизни. Отучился в институте, отслужил в армии, устроился в строительную фирму. С удовольствием, и даже неким драйвом там работал. Успешные родители, обеспеченная семья, понятные перспективы.
Но никто не говорил, что верит в него. Потому то от этих строк стало горько. Ведь предназначались они не ему, а его младшему брату: бабнику, повесе, беспечному студенту, у которого на уме было что угодно, только не жизни людей. Да и по большому счету зачем Коле об этом глобально задумываться? Вот, только не понятно почему письмо для его брата пришло на аську Кости. Тем не менее Тардис о помощи просила именно Николая. В месте с этой мыслью пришла и другая. Непрошеная. Двадцать второго июня, он, Константин умрет. Воображение услужливо подкинуло картинку надгробия с его датами рождения и смерти. А вокруг осень, пестрые листья падают на черный гранит. Константин прогнал наваждение. А после решил, что скорее всего, сообщение придумал неугомонный братец, на пару со своим юродивым чувством юмора.
Прошло несколько дней, но письмо не отпускало. Константин сделал скриншот, а сам текст удалил. Тардис на связь больше не выходила. Цветок аськи был красный.
Чем больше перечитывал он письмо, тем меньше верил в розыгрыш. «Не ищи меня. Меня все равно нет» – сколько невысказанной боли в этих строчках.
Для себя он решил, что 22 июня 2004 года точно никуда не полетит. Заодно узнал, что рейсов в Сочи у них нет, но вот это: «погибнут все на борту» не давало покоя.
Через несколько дней Николай, видя хмурого брата, заявил, что больше не может наблюдать «Эту кислую мину», и позвал в бар. Константин в кои то веки согласился. Надо было проветриться, не то это письмо с ума сведет.
В баре было людно, шумно и алкогольно. Играла какая-то местная группа. Николай тут же познакомился с дивной длинноногой красавицей, и увел ее на танцпол. Константин смотрел на танцующую пару, и попытался представить своего младшего брата серьезным, надежным, уравновешенным. Того, в кого верят. Не получилось.
Брат с девушкой подошли к столику. Николай галантно отодвинул стул, и девушка села.
– Лена – это Костя, мой брат. Костя – это Лена. Я пойду за выпивкой, вы не скучайте.
– И давно, ли вы знакомы с моим братом Елена? – Константин старался выглядеть спокойным. Хотя строчка «Елене привет», на спокойствие не настраивала.
– Только что, – хлопнула ресницами девушка, а у Константина выбило воздух их легких. «Что ж, теперь осталось найти капитана милиции Михаил Артёмова», подумал он, а вслух сказал:
– Тебе одна моя знакомая привет передала, ее Тардис зовут, знаешь такую?
– Нет, а у знакомой нормальное имя есть? – Ни один мускул на ее лице не дрогнул, либо она была очень хорошей актрисой, либо действительно не знала о чем речь.
О помощи в поиске Артёмова, пришлось попросить отца. Тот много лет работал в правовой сфере, был соучредителем крупной юридической фирмы, дружил со многими судьями, нотариусами, следователями.
Через несколько недель, отец, особо не интересуясь, зачем сыну надо, выдал номер телефона Михаила Артемова, со словами «Других подходящих милиционеров Артёмовых в городе нет».
Работа Артёмова действительна была связана с безопасностью в аэропорту. Правда по должности он был старшим лейтенантом. И это скорее всего говорило о том, что неизвестная Тардис просто не разбирается в погонах.
Глава 8. Сердце
– Будь тем, что ты есть, поставь крест на том, чем ты была, – говорил он. – Старые билеты – обман. Беречь всякое старье – только пытаться обмануть себя.
Сентябрь печалил ранними заморозками. Лето и без того не теплое плавно перетекло в откровенно холодную осень. Не прощальных солнечных лучиков, не мягких, уютных осенних дней.
В лесу было сухо. Подмерзшая и резко побуревшая листва летела под ноги нескончаемым дождем. Собравшиеся на поляне люди громко переговаривались, тут и там раздавался смех. Сколоченное из досок и украшенное цветными флажками ристалище еще пустовало. Женя с Егором составляли списки бьющихся в круге. Определяли судей. Осенний турнир, в отличии от весеннего проходил не в детском лагере, а на лесной поляне, и длился только один день. Ребята отобьются две номинации: меч-меч и щит-меч, поедят мяса, и разъедутся. Здесь и иногородних то нет. Только свои, да еще пара ролевиков присматриваются, размышляют хотят они в движение или нет.
Ко мне подошла Марина с двумя чашками исходящего паром сбитня. Варить сбитень вместо привычного чая, настояла я. Парням вроде понравилось. Хорошо. Средневековую кухню надо на фестивалях вводить постепенно и осторожно. А то сбегут с перепугу, уж больно эта историчная кухня на китайскую похожа по количеству специй, уксуса и балансу кислого и сладкого в мясе.
Стянула с рук иглой вывязанные рукавицы, и с благоговением приняла свой пузатый глиняный стакан. Тепло маленькими пузырьками разносилось по телу.
– Спасибо, Мариша, – поблагодарила я подругу, дуя на ароматный напиток, – Ты чего такая грустная?
– Да, ну его, – махнула девушка гривой русых волос в сторону Владимира. Дальше можно было не говорить. Я точно знала, что Владимир нравился Марине. Я точно знала, что они будут вместе, поженятся, что у них родится дочь. И по моим воспоминаниям на этом осеннем турнире они уже были парой. Что сейчас не так?
– Мариш, я уверенна, что ты ему нравишься. Просто он в настоящий момент весь в организации турнира. Да и ты когда в клуб пришла – с парнем же была. Может Владимир еще не понял, что ты свободна. До мужчин часто очевидные вещи с трудом доходят, – несла я откровенную ерунду. В прошлый раз Вове не мешал ни Маринкин парень, ни турнир. Чего в этот раз мешает?