– Это я и имела в виду, дурачок.
Овес кивнул и сморщил нос, глядя на небо.
– Я знаю. Но если я буду тебя винить, это тебя не убьет. Поэтому поклянись.
Она посмотрела на него и солгала:
– Клянусь.
– Хорошо. – Он удовлетворенно кивнул.
Овес ошибался, считая ее натуру подобной своей. Смерть Шакала принесла бы чувство вины и боль, которые не угаснут никогда, но это ее не убьет. От осознания этого Блажке стало немного дурно, и она никогда не признается в этом Овсу. Тем не менее горькая правда состояла в том, что она все равно продолжит бороться. Она знала, что не может иначе, и задавалась вопросом: делает ли это ее бессердечной? И еще: только ли смерть может закончить эту борьбу? Она пыталась вообразить Уделье без его тягот, без кровопролитий, но у нее ничего не получалось.
И это был ответ.
Овес пристально смотрел на нее.
– Куда это твои мысли сейчас унесло?
Блажка поморгала. Оказалось, каким-то образом наступило утро.
– Черт.
– Что? – Овес уже не опирался на зубец. – Про что думаешь?
– Коригари.
– Кори?.. Про долбаного Месителя?
Блажка кивнула.
– Кул’хуун сказал, что Крах – последний из ук’хуулов. И что он убил остальных.
– Ты же сказала, что думаешь про Месителя!
– Так и есть. Он выкупал эльфийских женщин, думал, что, принеся их в жертву, исцелит Старую деву. И орков тоже убивал – думал, нужны и те, и другие. А когда узнал обо мне, полукровке с эльфийской и орочьей кровью, пришел за мной. Думал, я всех спасу.
Овес наклонился и растерянно пожал плечами.
– Но он был всего лишь куклой, Овес! Им управляло Месиво. Погань. Оно пыталось создать новых ук’хуулов. Новых Крахов! Они, должно быть, не слишком хорошо общались, а может, безумие Коригари помешало или… черт, ему, наверное, потребовалось много лет, чтобы направить свой вывернутый разум в нужное русло. Он как чертов свин, который пытается заставить своего ездока сесть задом наперед, но довольствуется тем, что тот садится боком.
– Ты не можешь знать…
Блажка шикнула на него.
– Орки отдали Нашествию многих из своих сильнейших воинов, и все они погибли на болоте и стали месивом, которое нашло себе тело и пыталось восполнить их ряды. Все потому, что ук’хуулов, которые еще были в Дар’гесте, убил У’руул Тарга Бхал. Мой траханый близнец! Орк, которого допросили Клыки, сказал, их вообще не осталось.
– Блажка, нельзя доверять какому-то орку, которого потрошили, пока он говорил. Черт, он еще сказал, что моя мама – ведьма, которая исчезла из загона! Я уже молчу о том, что у Кул’хууна и его банды набухают стручки, когда дело касается орков. Тот тяжак мог наплести им, что все орки перед боем засовывают свои шары себе в зад, и Клыки уже на следующий день будут пытаться пропихнуть свои мешочки себе до самых щек.
– А Штукарь?
– Ну… да, я уверен, он тоже был бы не против такого. Я-то до сих пор не сомневаюсь, что этот пухлый урод из задних.
Блажка взмахнула рукой у Овса перед лицом.
– Нет! Штукарь заключил сделку с орками. Пообещал им не применять чуму против них. И они пришли, Овес! Ты правда считаешь, что тяжаки стали бы договариваться с жирным чужеземным чародеем-полукровкой, если бы у них оставались свои? Ук’хуулы убили бы его прежде, чем он успел бы рот открыть.
– Допустим, ты права. Но я все равно не вижу, куда прет тот бешеный свин, которого ты ведешь.
– Это могло быть нашим единственным шансом, Овес.
– Шансом на что?
– На то…
Ее оборвал голос, донесшийся со двора:
– Вождь.
Колпак.
У Блажки перехватило дыхание. Она шагнула к краю стены и выглянула навстречу бледному полукровке.
– Шакал?
– Очнулся.
Ворвавшись в комнату, Блажка обнаружила, что он не только пришел в себя, но и сел на кровати, свесив с нее голые ноги. Берил пыталась удержать его в постели, но ей не слишком удавалось.
– Дай мне хоть штаны надеть, – сказал он жалобно.
– У тебя там не выросло ничего такого, чего я бы не видела, – парировала Берил. – Ложись обратно!
– Блажка, скажи ей!
Она не позволила себе подбегать к нему, а только скрестила руки на груди.
– Слушай Берил, или мы приведем Овса, чтобы он тебя уложил. – Едва она это сказала, как ее толкнуло сзади что-то большое и тяжелое. Не нуждаясь соблюдать сдержанность, Овес бросился прямо к другу и заключил его в сокрушительные объятия.
К дверному косяку прислонилось топороподобное лицо Хорька.
– Хм-м-м. Овес обнимает Шакала. И-и-и Шакал голый. Скажу ребятам, что все нормально, вождь.
И исчез из поля зрения.
– Заставил меня чертовски поволноваться, брат, – заявил Овес, отпуская его и принимая смущенный вид.
– Меня тоже, – призналась Блажка, глядя Шакалу в глаза.
– Ну, раз не хочешь лежать, то хоть поешь, – сказала Берил, направляясь к двери. Но не дойдя до нее, она остановилась и обернулась, подозрительно поджав губы.
– Что? – спросил Овес.
Берил оглядела их троих.
– Просто… я всегда немного боюсь оставлять вас троих в одной комнате.
И она закрыла за собой дверь.
Шакал не отрывал глаз от Блажки.
– Мне приснилось, что ты отрубила мне руку?
Она только покачала головой.
– Ну, ты же говорила, что хочешь меня грохнуть. – Он беззлобно ухмыльнулся. – Скажите только, что большой орк мертв.
Овес громко выдохнул.
– Жив. И он Блажкин брат-близнец.
– Какого?.. – изумился Шакал.
– Точно говорю, – подтвердил Овес. – Этот огромный тяжак – ее родной, кровный брат, и у них один папка-орк.
– Ты ему еще не рассказал? – спросила Блажка.
Овес с обвинением указал пальцем на Шакала.
– Он мне не давал!
– Это правда? – Отвисшая челюсть Шакала была обращена к Блажке.
– Правда, – ответила она, а потом добавила: – И Синица наша мать.
Это вызвало у Шакала смех, но через миг, увидев ее лицо, он замолчал.
Она подняла брови и медленно кивнула.
– Возвращенная. Из мертвых. В тело другой эльфийской девушки. – Она сделала паузу, чтобы он осознал. – Тебе есть что рассказать про свои странствия, чтобы это перебить?
– Нет… – признался Шакал, сидя со все еще отвисшей челюстью.
Огромное лицо Овса разделилось широкой улыбкой, глаза его были направлены на руку Шакала.
– Что? – Шакал отвлекся от своих мыслей.
– Я тут подумал, – проговорил Овес, почесывая бороду. – Помните, как мы в детстве ловили ящериц? Которые могли отбрасывать хвост, и тот потом отрастал, только меньше и другого цвета?
– Да, – отозвался Шакал.
– Так вот… я подумал. Если бы ты потерял часть… не Руку Аттухрена… а другую часть тела… она бы смогла отрасти меньше и другого цвета?
Овес захохотал над собственной шуткой и толкнул Шакала локтем так крепко, что тот едва не свалился с кровати, отчего тоже рассмеялся.
– Дурачье, – сказала Блажка, но затем их веселье распространилось и на нее.
Овес сумел перевести дух.
– Пойду поищу тебе штаны, Шак, и еще принесу еды, когда вернусь. Я… могу заблудиться. До сих пор тут не освоился…
– Было бы лучше, если бы он удержался от того, чтобы подмигнуть, – заметил Шакал, когда трикрат ушел.
Блажка заперла дверь на задвижку. Затем вернулась к кровати, и Шакал протянул к ней руки. Выдохнув, Блажка расслабилась, уткнулась лицом ему в шею. Так они простояли несколько минут.
– Спасибо, – сказал он наконец.
Она выпрямилась и посмотрела на него.
– Не благодари меня. Я не знаю, в чем ошиблась, а что сделала правильно. Но так всегда, если ты вождь, это я поняла. – Блажка только сейчас рассмотрела его как следует, когда он был чист и ее не терзал страх, что он умрет. Она провела пальцами по татуировкам тирканианских надписей и других странных символов на его груди. – Этих раньше не было.
– Их сделал один ульджукский мистик. Сказал, они защитят меня от афритов.
– Афритов?
– Демонов из огня и пыли.
Блажкин палец проследовал вдоль чернил вниз к его животу.
– И помогло?
– Ну, африт Черное Чрево, которого на меня натравили, убить меня не смог, так что… – Он по-мальчишески пожал плечами. – Думаю, у меня все же есть пара историй, которые смогли бы потягаться с твоей.
Блажка покачала головой.
– На это даже не надейся. Я тебя все равно переплюну.
– Ты же не слышала…
Она приложила палец к его губам.
– Кентавры спасли мне жизнь.
– Да ну нахрен!
– Да. Накормили, нашли моего свина и отпустили.
Шакал вытаращил глаза.
– Какие милые лошаки. И с чего они это сделали?
Теперь настала Блажкина очередь пожимать плечами.
– Можешь спросить у них в Страве, когда Зирко призовет тебя на следующую Предательскую. – Она покачала головой, сердясь на саму себя. – Черт. Прости. Я думала, что сцедила весь яд, но похоже, змея еще может напасть.
– Блажка… вряд ли я попаду в Страву. – Шакал поднял левую руку, продолжая поддерживать ее правой. – Это сложно объяснить, но Зирко… он всегда был рядом, у меня на задворках сознания. Не голос, но… его присутствие. Оно пропало. Я его больше не чувствую. Думаю, ты отрубила не только мою руку.
– А дары Аттукхана? – спросила Блажка, немного отклонившись назад, чтобы присмотреться к его ранам. Укусы заживают быстро.
– Дары возвращаются, – сказал он. – Но медленно.
– Тогда и Зирко может вернуться.
– Может, – допустил он, опуская руку.
– Даже если не вернется… Жрика предостерегла нас, Шак. Белико не помогает просто так. Теперь ты можешь оказаться привязан куда сильнее, чем Зирко. Поэтому я не думаю, что ты будешь меня благодарить.
– Поэтому ты сказала, что не знаешь, в чем ошиблась, а что сделала правильно? Давай пока просто порадуемся тому, что я жив.
– И все? – Блажка усмехнулась.
Шакал вздрогнул, когда ее рука скользнула по внутренней стороне его бедра, а губы приблизились к его.
– Времени у нас немного, – прошептала она, когда его губы сместились за ее ухо и знакомый трепет вызвал улыбку на ее лице.