на полном скаку выпрыгнула к башне и, пролетев мимо зубцов, по пути снесла голову мужчине, который держал фитиль. А приземлившись, развернулась и встала перед остальными четырьмя. Те, увидев ее между собой и лестницей, припали на колени, моля сохранить им жизнь. Блажка шагнула к ним, размозжила одному череп о пушку, а еще двоим перерезала горло одним взмахом. Последний попытался убежать. Блажка метнула окровавленный тальвар ему в спину.
Раздавшиеся внизу голоса и топот вооруженных людей заставили ее выглянуть под стену. Два десятка кавалеро уходили пешком вглубь двора. Они держали строй, выставив вперед щиты и копья, нацеленные на атакующих ездоков. Даже Шакалу будет непросто сломать их бронированный строй, а Троевольные вовсе окажутся раздавлены.
Блажка взялась за пушку. Деревянный лафет заскрипел по каменным плитам, когда она подтащила орудие к краю башни. Она наклонила ствол вниз, взяла фитиль и коснулась маленького отверстия сзади. Пушка взбрыкнула, прогремела, изрыгнула дым – и куски кричащих людей разлетелись во все стороны. От построения кавалеро остались разбегающиеся счастливчики, уползающие раненые, стонущие умирающие и немые, разорванные в клочья погибшие.
От такого зрелища из Блажки вырвался дикий звук. Полусмех-полукрик, она выплюнула его в дымящуюся груду расчлененных хиляков почти с такой же силой, с какой вылетело пушечное ядро. На противоположной башне, видела она, Колпак и Хорек расправлялись с орудийщиками, которые уничтожили конюшню. Значит, оставалось разобраться только с башнями, примыкающими к цитадели.
В задней ее части, у самой высокой стены, ждало внушительное строение. На башнях она никого не видела: пушки стояли неподвижно, и вокруг никого не было. На крыше цитадели, однако, стояла одинокая фигура. Блажка не стала доставать арбалет. Вынув меч, она запрыгнула на стену и пошла по проходу к цитадели. Дверь в башню была открыта. Никто ей не препятствовал. Она поднялась по ступеням, обогнула башенку и направилась поперек массивной крыши.
Мането ждал у самой дальней стены. Он стоял к ней спиной на фоне затянутого неба и смотрел на север. Кистень свисал в его руке, тяжелая стальная головка покоилась на камнях. Он заговорил, не поворачиваясь.
– У вас, полукровок, завидный талант убивать. Все мои люди сбежали или погибли так быстро, что даже хорошенько просраться не успеешь.
– Ты сам к этому привел, хиляк, – сказала Блажка, идя вперед. – Вы все.
– Не-а, Щелковождь. Мы привели. И вместе сделаем то, чего ни один из нас не сделал бы в одиночку.
Мането повернулся. Вторая его рука была прижата к груди – он сжимал присмиревшую посыльную птицу.
Блажка остановилась.
– «Кастиль пала под полукровками. Гарнизон предан мечу». – Мането ухмыльнулся, щелкая по маленькой трубочке, прикрепленной к птичьей лапке. – Не то чтобы очень красноречиво, но, как говорят поэты, лаконичность – кровь правды жизни. Теперь они приедут. О да, приедут. Не по моей просьбе, не по твоей, не из-за вторжения тяжаков, нет. Они придут из-за чести. Голубокровные ненавидят, когда низы бунтуют. И хотя для них все низы, нет никого ниже вас, мерзких грязнокожих. Они придут, просто чтобы крестьяне не начали вместе с урожаем милордов выращивать еще и идеи. – Мането наполовину обернулся и вытянул руку за парапет. – Как думаешь, многие из ваших переживут, что их привезут на север в клетках?
– Отправляй. – Блажка ответила улыбкой на улыбку.
Победный блеск погас в глазах мужчины.
– Так вот зачем ты пришла. Магритта благословенная, ты хочешь войны.
– Отправляй.
Мането раскрыл руку.
Бросив меч, Блажка крутанула тренчало, зарядила, уперла его в плечо. Птичье тельце быстро уменьшалось на фоне одеяла облаков. Блажка спустила крючок. И сбила птицу. Она хотела, чтобы Гиспарта узнала, что она здесь сделала.
Но не сейчас.
Мането сбежал. Она мельком заметила, как он исчез в одной из башен. Блажка устремилась следом.
Кавалеро успел добраться до большого зала. Блажка нашла его там распростертым на полу. Дача колотила его по голове его же кистенем. Покрытая шрамами полукровка повернулась, вся окровавленная.
Тяжело дыша, она подняла кистень.
– Всю жизнь молотила зерно такими штуками. Этому дураку не стоило идти на меня с ней.
Блажка тут же забыла о Мането.
– Ты нашла Аламру?
– Идем, увидишь.
С кистенем в руке Дача вывела ее во дворик. Десятки мужчин стояли рядком на коленях. Большинство выглядели как прислуга, но были и кавалеро, и тяжелая пехота. За ними надзирали Инкус, Баламут и Шакал – все на свинах, с заряженными арбалетами. Бекир и Лопо стояли рядом, тоже нацелив тренчала на сдавшихся хиляков. Облезлый Змей сидел рядом, тоже с оружием, Тоуро стоял за ним. Здесь же были Госсе с Аламрой, мечи, что они держали, покрывала кровь.
Но дыхание к Блажке вернулось только при виде Овса. Весь в саже, он подошел, неся на руках вцепившегося в него Муро. Мальчик плакал у трикрата на шее.
– Это был он, – проговорил Овес, которого все еще трясло. – Муро устроил пожар. Услышал, как чокнутый кавалеро сказал, что Ублюдки едут в ворота… и хотел нас убить. А Муро устроил пожар, чтобы нас спасти.
Блажка положила одну руку на плечо друга, другую на голову мальчика.
Мозжок с Троевольными вышли из-за амбара, их было меньше числом, зато теперь они стали сильнее.
– Замок ваш, вождь, – сказал Мозжок.
Блажка сглотнула комок в горле.
За то, чтобы напасть на кастиль, проголосовали Реальные ублюдки. Но сделать это им позволила тирканианская проститутка, несколько храбрых сопляков, шайка бывших рабов и вечно обижаемый мальчик, лелеявший воспоминания о трикрате, который когда-то играл с ним в детстве.
Глава 43
На сбор мастеров копыт ушло больше недели. Блажка наблюдала за их прибытием со сторожки. Их сопровождал Зирко и солидная группа уньяр. Ворота были открыты, решетка поднята. Блажка спустилась во дворик встретить гостей.
Конюх замка подошел, чтобы взять мула, на котором ехал Зирко, но его остановил грозный взгляд одного из уньяр.
– Вам придется самим позаботиться о своих свинах, – сказала Блажка вождям полукровок. – Хиляки со свинами не справятся.
Кашеух нахмурился, но Заруб нашел это забавным.
Вождь Дребезгов спрыгнул с седла, поправил свой малиновый пояс и указал пальцем.
– Конюшни там, насколько помню.
– Больше нет, – сказала Блажка. – Мы перенесли их в парадный двор. Я велела плотникам построить навес, который временно ими послужит.
Заруб посмотрел на замковых слуг, занятых делом во дворе, и ухмыльнулся.
– Быстро их приручили.
– Это было несложно. Я не прежний управляющий. – Изменчивый нрав Мането оставил не один шрам на обитателях кастили. – Но они нам не доверяют. Просто делают что умеют и надеются, что если будут полезны, то сохранят жизнь. Мы еще выясняем, которым из них можно доверять, поэтому я бы не советовала вам есть и пить то, что они вам подадут.
Блажка повела всех в парадный двор и подождала, пока вожди поставят свинов в загон из трех стен.
Затем, наконец, указала на цитадель.
– Итак, значит, все собрались.
– Все? – возразил Кашеух. – Где Шишак и Клык?
– Кул’хуун уже прибыл. Шишак мертв.
– Мертв? – Свиная Губа был больше удивлен, чем встревожен. – Птица, которую я получил с посланием скорее ехать в Страву, прилетела из Трикрепости.
– Как и моя, – сказал Отец.
– Идемте, – только и ответила Блажка, двинувшись в сторону цитадели.
Для собрания она выбрала зал приемов, которым раньше пользовался капитан. Бермудо сохранял его скудно обставленным, предпочитая, по словам смотрителя, чтобы люди в его присутствии всегда стояли, но теперь перед его столом появились стулья. На одном из них сидел Мозжок. Гроб остановился, увидев его. Его крупное бледное тело стало неподвижно, лицо под полями шляпы помрачнело.
– А этот что здесь делает?
– Мозжок – вождь Троевольных, – сказала Блажка, направляясь к переднему краю капитанского стола.
Заруб усмехнулся, опускаясь на стул и расставляя ноги.
– Кого, нахрен?
– Троевольных, – ответил Мозжок. – Мы, полукровки, которых когда-то удерживали в рабстве Мараные орками, теперь стали копытом. Мы заняли их крепость и их удел и заявили на них свои права.
– Вы отправили птиц из Трикрепости, – сказал Отец, на его морщинистом лице росло негодование.
– И мне с просьбой сопроводить вас сюда. – Зирко прошел к табурету, приставленному ввиду его малого роста.
– Троевольные в долгу перед Реальными ублюдками за то, что те уничтожили Мараных орками, – ответил Мозжок. – Мы поклялись в верности их вождю.
Заруб покосился на Мозжка.
– Полагаю, тебе было достаточно просто сказать «да».
Возмущенный Отец повернулся к Блажке.
– Вы уничтожили другое копыто?
– Шишак напал на нас ночью, – ответила она, не желая заражаться его гневом. – Он уничтожил Мараных орками собственной гордостью.
– Если он держал рабов, то заслужил смерть, нахрен, – заявил Свиная Губа, изучающе глядя на Мозжка.
Кашеух сел вслед за Кул’хууном. Затем неохотно занял место и Отец, хрустнув суставами.
Только один вождь оставался на ногах.
– Гроб, – сказала Блажка. – Мозжок больше не просто ездок, который когда-то бросил вызов, чтобы возглавить Сеятелей черепов. Прими это, и перейдем к делу.
– Очень хорошо, – возвестил Гроб, но так и не сел.
– Зачем мы собрались, девчонка? – прогремел Отец.
– Мы собрались затем, старик, чтобы совершить то, чего ты хотел. Чтобы сделать Уль-вундулас сильным. – Блажка повернулась к Кул’хууну и обратилась к нему по-орочьи: – Сколько орков ваши ездоки видели в землях Клыков с прошлой весны?
– Немного.
– Ты проехал весь путь из Колыбели до Стравы, – сказала Блажка Отцу. – Сколько было тяжаков?
– Ни одного. – Старый полукровка покачал седой головой.
– Кашеух, а в твоем братстве?
Безобразный полукровка влажно кашлянул.