– Пользовалась славой в Тредрии, – ответил Лодырь, перекрикивая толпу. – Поборола всех, кто хоть что-то из себя представлял на том узком полуострове, и пришла на наш, который покрупнее. Дралась при дворе для развлечения короля и королевы, пока хозяин не взял ее в тур по всем большим городам. На одном карнавале, где я участвовал, она была главной забавой. В тот вечер я и увидел, как Анвильская Невеста завалила восьмерых самых знаменитых кулачников Магерита.
– Я думала, ты видел ее в бою только раз?
– Так и есть. – Лодырь скосил взгляд и подмигнул Блажке. – Она дралась против восьмерых сразу.
Взрыв радостных возгласов вернул их внимание к рингу. Колпак ухватил Инкус за левую руку, очевидно, воспользовавшись преимуществом после ее слишком сильного выпада. Зажав ее руку между своими, он крутанулся, всадил локоть Инкус в спину и надавил на сгиб колена, согнув ногу. А затем, приложившись второй ногой, повалил ее на землю.
Толпа взорвалась.
Колпак не стал радоваться победе, а сразу направился к Блажке. Наклонившись к ней, он шепнул ей на ухо:
– Она поддается. – В его голосе звучал тон, которого Блажка еще никогда не слышала. Колпак был… заинтригован.
– Да ну?
Блажка сняла пояс с мечом, швырнула не ожидавшему этого Лодырю, и вышла на ринг.
Инкус уже была на ногах, не обращая внимания на пыль, которая обелила ей волосы. Блажка подошла к ней так близко, что носки их ботинок почти соприкоснулись, и обратилась к скрытому лицу трикратки. Толпа затихла, поэтому она проговорила одними губами:
– Теперь будешь драться со мной. И попробуешь сдержать силу – вылетишь отсюда. Поняла?
Волосы кивнули.
В следующее мгновение Блажке пришлось пригнуться, чтобы не остаться без головы. Потеряв равновесие, она позволила себе упасть, а как только коснулась задом земли, оттолкнулась и осталась сидеть на корточках. Когда Инкус продолжила наступление, Блажка ринулась на нее. Трикратка напрягла руку, готовя удар. Блажка, подскочив, поставила ногу на вздымающееся колено Инкус, чтобы таким образом прыгнуть выше. Затем поймала ее руку, использовала силу инерции, чтобы преградить удар, и повисла у трикратки на плечах. Одной ногой зацепилась за ее шею, другой – за подмышку. Блажка схватила Инкус за челюсть и потянула ее вперед. От этого маневра они должны были вместе завалиться, но трикратка отставила ногу, найдя опору, и развернулась, схватив Блажку за запястье и отбросив ее. Блажка угодила в толпу, сопляки тревожно вскрикнули. Высвободившись, она бросилась в нарушенный круг. Она не дала Инкус возможности для удара, а сразу прыгнула на нее, выставив ногу, как только позволило расстояние. Трикратка с небольшим усилием отвела ее ногу и обрушила град ударов. Блажке пришлось постараться, чтобы отступить подальше.
Вот черт, какая быстрая!
Быстрее Овса, уж точно, и такая же сильная. Одна ошибка, и Блажке придется выплевывать зубы. Или кусочки черепа.
Слишком сосредоточившись на смертоносных кулаках, Блажка совсем не заметила ноги Инкус. Грубым движением трикратка скорее топнула, чем пнула, Блажке в грудь. Заваливаясь на спину, Блажка выпустила весь воздух из легких. А когда оказалась на земле – уже задыхалась. Это всегда было неприятно, но с присутствием месива вовсе пугало. Корчась, пытаясь вдохнуть и боясь, что ее вырвет, Блажка подумала, что сейчас умрет – прямо в тренировочном бою. Если бы она могла издавать что-либо помимо хрипов, то рассмеялась бы. Судорожно вцепившись пальцами в землю, она ожидала, что следующий вздох станет для нее последним.
Огромная рука схватила ее за загривок, подняла, усадила и так нажала на голову, что она почти поцеловала землю у себя между ног. Так прошло несколько мучительных мгновений. Ее туловище бурно вздымалось, рука на шее удерживала ее на месте. Ее зрение восстановилось раньше, чем легкие, но она видела только землю перед собой и собственную промежность. Толпа застыла в мертвой тишине. Блажка не слышала ничего, кроме своего тягостного дыхания. Рука отпустила ее шею, и к Блажке подошли спереди. Подняв голову, она увидела, что перед ней села на колени Инкус. Раздвинув мощной рукой волосы, она явила раскаявшееся и решительное лицо. Последовал вопрос, лишенный всякой интонации:
– Я могу остаться?
Блажка протянула руку и коснулась рукой трикраткиной щеки. Ее голос еще не вернулся, но разве это было важно?
«Будешь еще поддаваться?»
Голова покачалась из стороны в сторону.
– Нет, вождь.
«Хорошо. Можешь остаться».
Инкус помогла Блажке подняться на ноги, и зрители дружно выдохнули. Было ли это облегчение или разочарование – Блажка различить не могла. Встав, она старалась не шаркать ботинками, пока направлялась к Колпаку.
– Дай ей меч, – прохрипела она ему. – И не ставь ее против других сопляков. Дерись с ней только сам.
Колпак кивнул, Блажка забрала у Лодыря свои вещи.
– Моя рука весьма хороша для опоры, если тебе нужно, – предложил тертый.
– Не нужно, – просипела Блажка и ушла сама.
В ту ночь она дала копыту необходимый отдых и рано ушла в свою светлицу. Сон манил ее. А потом отступил. Она кашляла в подушки, потела на простынях. Ночь, постель стали ей тюрьмой, держа ее на грани сна и никак не отпуская. Лихорадочно дрожа, со стучащими в голове молотами, она не могла обрести ни спокойный сон, ни сил, чтобы подняться. Жгучая тяжесть ползла от ее груди к горлу, невзирая на мучительный кашель. Терзания казались живым существом, неотступным и достаточно коварным, чтобы являться только когда она оставалась одна, делая ее слабость чем-то сокровенным и личным.
Но этой ночью к ней вторгся кое-кто еще.
Сонливость отступила, зверская головная боль прекратилась, кашель затих. Все знакомые боли ушли, точно обидевшись, что она позволила наблюдать за их воздействием постороннему. Блажка еле заставила себя выпрямиться и оказалась на табурете, прислонив спину к стене.
– Штукарь.
Он сверкнул улыбкой в слабом свете, золотые зубы тускло блеснули под луной.
– Я знала, ты пришел, чтобы затрахать нас до смерти, – прорычала она.
Чародей лениво почесал огромный живот.
– По правде сказать, сперва я планировал не это. Я бы предпочел, чтобы вы все стали моими союзниками.
– Прибереги свое вранье. Я тебя слушать не буду.
– Жаль. Потому что, боюсь, если ты не будешь меня слушать, твое копыто обречено.
Подувший с балкона ветерок охладил пот, что выступил у Блажки на коже, и ей стало даже более зябко, чем можно было ожидать. Штукарь едва шевелился. Он являл собой почти безликий сгусток тени, заполнявшей угол комнаты, и его фигуру венчали очертания тюрбана. Больше всего в нем пугала эта неподвижность – словно он намеренно себя сдерживал. Блажка попыталась вспомнить, куда положила тальвар, но это знание легко ускользнуло из ее разума, будто извивающийся угорь из пальцев. У нее оставались только голые руки. Обхватить его шею и сжать. Сейчас было самое время для выпада. Сейчас! Но она не сумела двинуться с места. Ее охватил очередной приступ кашля.
– Я тебя убью, – прохрипела она.
Чародей рассмеялся.
– Ты можешь пойти по этому пути. Хотя я полагаю, ты на нем оступишься. Я не жажду ничьей смерти, но не стану и мешкать, если мне придется убить всех твоих братьев, если ты заставишь меня это сделать. Раз таков будет твой выбор.
– Выбор? Я не стану играть в твои игры!
– Ты должна проголосовать против Шакала.
– Проголосовать? Что ты… против Шакала? Ты чокнулся.
– Нет. – На пальцах Штукаря сверкнули кольца, когда он поднял руку, чтобы почесать нос. – Напротив, это единственное верное решение. Ты выступишь против него, но не станешь предупреждать о своем предательстве. И это положит конец его амбициям.
Осознание не столько поразило Блажку, сколько польстило ей – как рука, давно ее касавшаяся, но которую она заметила только теперь, с нежным поглаживанием по большому пальцу.
И эта приводящая в бешенство лесть уже свершилась.
– Мне больно это делать, – продолжил Штукарь, и она словно знала наперед, что он скажет дальше. – Он очень мне нравится. Честно. Но сейчас не время Шакалу становиться вождем, я полагаю.
У Блажки зашевелились челюсти, и она услышала собственные слова, которые сказала в тот день. Теперь они эхом разнеслись по ее темной спальне.
– Он сядет на место вождя, тирканианец. Я помогу ему это сделать, и мы вместе вышвырнем отсюда твою жирную задницу.
Штукарь устало вздохнул.
– У нас нет времени на эти препирательства. Шакал уже бросил вызов. Вскоре вы все соберетесь и побросаете свои топорики. И твой будет брошен в поддержку Ваятеля. Сделаешь по-другому – и я уничтожу Серых ублюдков. Ездоков, молодь, которая еще учится, свинов. Я переверну эту крепость вверх дном. – Чародей лениво покрутил пальцем в воздухе. В отличие от настоящего, они были в Горниле. И сейчас, так же, как и тогда, Штукарь возник без приглашения. – И на этом я не остановлюсь. Ваша чудная Отрадная тоже сгорит. Твое копыто, твой удел – все погибнет зазря. Почему? Из-за твоей верности. Или из-за любви? Мне интересно, Ублажка, что ты больше любишь? Этого полукровку? Или Ублюдков?
Тогда она замешкала. Надо было вскрыть ему живот.
Штукарь склонился к ней, в его голосе послышалось сочувствие.
– Шакал не пострадает. Ваятель понимает, что его смерть… испортит положение дел в братстве. Даю тебе свое слово, как сам вождь дал его мне. Шакалу позволят стать вольным ездоком. Предай его – и он будет спасен. Все будут спасены. Выбор за тобой. Но я должен попросить тебя сделать его сейчас.
Она так и поступила: метнула топор в поддержку Ваятеля. Голосование, однако, закончилось вничью и требовало боя между избранными чемпионами. Тогда Штукарь снова нашелся с ответом. И она снова ему подчинилась. Овес дрался за Шака, она – за вождя, и она повергла обоих полукровок, которые были ей дороже всего на свете.
Всего, кроме самого копыта.
– Ты не знал… – сказала Блажка, вдребезги разбивая воспоминания. – Кто я такая. Ты не знал. Я не знала. Иначе сожрала бы твою плоть!