ицу. Блажка подскакивала и билась о камни, отказываясь отпускать змею, но перья, которые она сжимала, не выдержали и оторвались. Тварь попыталась свиться в кольцо, чтобы снова взять Блажку в окружение. Но та резанула по белым чешуйкам, заставив змею ринуться прочь от ее оружия – вверх по ступеням. Блажка побежала следом. Тварь плотно свернулась наверху и отвела назад прижатую к туловищу голову.
Когда Блажка подобралась достаточно близко, змея бросилась на нее, но та наотмашь врезала ей по пасти катарой. Затем тварь, казалось, атакует снова, и Блажка опять взмахнула оружием, чтобы дать отпор клыкам, но змея сделала ложный выпад, остановившись еще на полпути к цели. Она как раз ждала, когда Блажка махнет клинком, чтобы открыться – и теперь укусила всерьез. Блажке едва удалось выставить руку, чтобы прикрыть лицо.
Огромные клыки прошли мимо ее плоти. Когда пасть сомкнулась, Блажка крякнула, попыталась высвободить руку, но цепкие челюсти никак не выпускали ее. В отчаянии она потянулась другой рукой к глазам сучьей змеюки, но чудище открыло рот – отпустив Блажку – и толкнуло ее, сбив с ног. Раздавленная тяжестью твари, она скатилась по ступеням, ничего не видя за болью и чешуйчатой плотью. Змея заскользила, закручиваясь спиралью по всей длине своего туловища, оплетая Блажку, пока та не обнаружила, что находится в вертикальном положении, полностью окутанная плотными кольцами, с прижатыми руками и сдавленными легкими. Эльфийское лицо зависло сверху, снова вялое и безразличное, чуть смещаясь в сторону по мере того, как сжималось туловище.
От невозможности вдохнуть у Блажки потемнело в глазах. Но она еще видела открывшуюся пасть и застывшую шею – тварь готовилась к убийству.
– Н’АЛЬ!
Давление ослабло. Блажка втянула воздух резким мучительным рывком. Лицо больше не смотрело на нее – его привлекло что-то над ней, за ней. Когда змеиные кольца позволили, Блажка повернулась в их объятиях, чтобы посмотреть, что так захватило чудовище.
Там из темноты возникла эльфийка – она спустилась по склону и умоляюще воздела руки.
Синица.
– Н’Аль! Н’Аль! Наган’Аль, Акис’накам!
Умоляющий взгляд был сосредоточен на змее, она говорила по-эльфийски – слишком быстро и горячо, чтобы Блажка разобрала слова. Опустив руки, она сбросила одежды, явив беременное тело. Голая, она припала к коленям перед змеей и продолжила молить ее, указывая на свой раздутый живот. Когда к Блажке в полной мере вернулось сознание, она сумела разобрать некоторые Синицыны слова.
– Наган’Аль. Помоги ей! Она не асилья кага арху. Ты это знаешь! Умоляю… Наган’Аль, как ты однажды уже делала.
Лицо, похоже, было зачаровано просительницей. Оно не слушало – оно взвешивало ее слова.
Синица затихла, сложив ладони и подняв их перед собой. Ее лицо было исполнено смирения и уважения, но ощущалась в нем и искра решимости, совершенно не воинственной, но от этого только более сильной. Блажка видела такую всего несколько раз в жизни – обычно на лице Берил или Колючки.
Змея повернулась к Блажке спиной, будто размышляя…
…и размоталась.
Блажка снова смогла дышать, когда змея медленно расслабилась, опустив ее на землю. Чудовище скользнуло вверх по каменным уступам и направилось в треугольный проем.
Блажка, ослабшая от боли, осталась лежать на камнях, наблюдая за тварью, пока кончик хвоста не исчез в темноте. Тогда по ее телу пробежала дрожь.
Синица стояла поблизости и одевалась. Одежда ее была грязной, как после долгой дороги. И сшитой на уньярский манер.
– Это ты была в Страве, – заявила Блажка.
Ответа не последовало. Эльфийка просто молча смотрела на нее.
– Черт. – Блажка попыталась перейти на эльфийский. – Я тебя видела. Думала, ты… наваждение.
Синица сделала пару шагов и склонилась над ней, коснулась ее подбородка. Открыла свой рот, как делает мать, когда хочет, чтобы дитя ей подражало. Обеспокоенная, что змеиная тварь каким-то образом ее отравила, Блажка подчинилась.
Синица плюнула ей в рот.
Потрясенная от возмущения, Блажка попыталась отпрянуть, но была слишком слаба, чтобы вырваться. Синица заставила ее закрыть рот, демонстративно сделала вид, будто сглатывает слюну.
Блажка, нахмурившись, выполнила повеление.
Только тогда Синица отпустила ее, отошла на несколько шагов и присела на корточки.
Блажка громко сплюнула в сторону.
– Какого хрена?
– Ты избавлена от дикарского языка, – пояснила Синица.
Блажка понятия не имела, что это значит, но по крайней мере эльфийка начала ей отвечать.
– Что это вообще сейчас было?
– Акис’накам – защитница моего народа. Последняя, кто у нас остался.
– А я бы сказала, у вас для этого есть достаточно воинов. – Блажка фыркнула.
– Даже самые смелые среди них не могут одолеть орочью погань.
Блажка горько усмехнулась.
– Орочью погань. Приятно сознавать, что ваш народ ненавидит меня так же, как тяжаков.
– Ты неправильно поняла.
– Не так уж неправильно, как ты думаешь, остроухая! Это твое траханое племя загнало меня сюда. Ваш Н’кисос такой гордый, что пытался меня убить. Но я не дура! Когда у него не вышло, остальные загнали меня в эту проклятую пещеру. И что-то я не слышала, чтобы ржавокожие когда-нибудь позволяли своей добыче сбежать.
Синица смотрела на нее с сожалением.
– Призрачный Певец завел тебя сюда, это так. Его храбросвященные прибыли вперед твоих истинных поводырей. Это не было волей Сидящей Молоди.
Блажка закрыла лицо обеими руками.
– О да, теперь мне все понятно.
– Ты иронизируешь.
Блажка смогла лишь, не открывая лица, разразиться беззвучным смехом.
– Зачем вы пришли в Псово ущелье? – спросила Синица.
– Моему копыту нужна помощь, – сказала Блажка, поднимая голову. – Нас изгнали с наших земель… – Она подготовила себя к тому, что не сможет произнести нужного названия, но то далось ей легко: – Асилья кага арху…
Она умолкла, озадаченная и застигнутая врасплох. Пытаясь припомнить слова, она не только вызвала их в памяти, но и сумела без запинки произнести. Только сейчас она поняла: все это время она говорила с Синицей по-эльфийски и не испытывала трудностей ни с произношением, ни с пониманием.
Блажка приоткрыла рот, поднесла руку к губам.
«Ты избавлена от дикарского языка».
– Ты что со мной сделала, нахрен? – прошептала Блажка по-гиспартски, просто чтобы убедиться, что все еще на это способна.
– Этот дар будет с тобой, пока я рядом, – ответила Синица на языке Рогов. – Тебе нужно много рассказать, а я с трудом тебя понимаю. Твой грубый эльфийский нам мешал.
– Чародейство траханое, – проворчала Блажка.
– За ним ты и пришла.
– Чтобы узнать, как его побороть! Как убить того гигантского тяжака, который управляет почти бессмертными дьявольскими тварями. Но теперь я вижу, что правильно не хотела сюда идти.
– Тебе не помогли? – вопрос был пронизан упреком.
– Если сослать нас в ущелье и запретить покидать его – это, по мнению Рогов, помощь, то да. Что же касается попыток меня убить, то я бы сказала, это, в общем, далековато от значения понятия «помощь».
Синица лукаво посмотрела на нее.
– Призрачный Певец и его воины отринули наш совет. Это было неразумно. Страх привел их к глупости.
– Призрачный Певец. Это тот ездок с красными полосками под глазами? Что-то по нему не было заметно, что он наложил в свои оленьи штаны, когда меня увидел.
– Путь нашего воина требует противостоять своим страхам, а не выставлять их напоказ.
Блажка снова подумала о том, как Н’кисос – теперь его имя прозвучало у нее в голове, как Кровный Ворон, – прикоснулся к ней у водопада.
– Почему они меня боятся?
– Крах-из-Плоти, – ответила Синица нараспев.
– Он не пойдет за нами сюда, – заверила Блажка, хотя в ее словах было больше убежденности, чем в мыслях. – А если пойдет, вашему народу хватит сил его побороть. Но нам – нет! У нас не было выбора.
– Они боятся не его. А тебя.
Блажка успокаивающе выставила ладонь.
– Нам нужно скорее разгрести это дерьмо, эльфийка. Я здесь торчу лишь потому, что только что выжила после объятий змеи в перьях со шлюшьим лицом, и теперь у меня ноги, как обмякшие стручки. И я не знаю, что ждет меня вне этой пещеры, поэтому не намерена оставаться тут дольше минуты-другой. Но мне нужно вернуться к моему копыту прежде, чем они выкинут какую-нибудь дурь, так что давай уже поясняй.
Синица кивнула.
– Похоже, тебя не волнует этот долгий конфликт между моим народом и орками, который принес так много смертей. Мы сами утратили бо́льшую часть этой истории. Достаточно только сказать, что древние эльфы жили в огромной лесной чаше с непостижимых времен. Вся магия, что осталась у нас от них, в основном заключена в реликвиях, которые мы разучились использовать. Если истории, что нам рассказывают в детстве, правдивы, то наши предки знали, как устроены чудеса, и жили в великом достатке. Но орки это уничтожили.
Наступила пауза, и когда эльфийка заговорила снова, ее слова зазвучали, будто заученные наизусть.
– И явились они из дымящихся джунглей Дар’геста, рожденные во гневе, без желания и без причины быть иными. Приносящие смерть и сеющие горе. Они ничего не строили, ничего не создавали, не сочиняли песен. Звери боялись и избегали их.
– Тяжаки как тяжаки, – признала Блажка.
– Это самое древнее упоминание о них, что у нас сохранилось. Они пришли в чашу наших предков и принесли туда войну. Но магия эльфов была сильна, как и их оружие. Они отразили захватчиков и могли бы избавить от них всю землю, но оказалось, что орки зачали падение чаши в утробах женщин, которых изнасиловали. Как теперь знают люди, некоторые из тех жертв пережили насилие и породили детей-полукровок. Они не могли знать тогда, но этому потомству было суждено погубить мир. Та пышная чаша стала теперь Затопленным морем, потому что орки впервые со времени своего создания познали способ стать сильнее.