– Уйти? – спросил Овес в замешательстве.
Ответ озвучила Блажка:
– Ты отнесла его в Дар’гест.
Эту мысль было едва возможно постичь. Немногие уходили южнее Кишки, пересекали Затопленное море и ступали на темную землю орков. Черт, не то что немногие – вообще никто! Но женщина с ребенком? Это отвергало все доводы разума, все, что, как казалось Блажке, она понимала в этой жизни.
Берил с вызовом подняла подбородок, будто до сих пор ожидала наказания за содеянное.
– Я взяла свина и поехала на юго-запад, пока не достигла удела Клыков. Они помогли мне пересечь Кишку. Они посчитали то, что я делала… не знаю, священным? Спасение ребенка-орка. Они чуть не приняли его к себе, но голосование провалилось. Думаю, даже Клыки наших отцов не настолько безумны, чтобы идти на такой риск и растить тяжака. Дар’гест был его единственным шансом на спасение – только среди своих родичей он мог выжить.
– Как? – спросила Блажка, услышав благоговение в собственном голосе. – Как тебе удалось вернуться?
Берил открыла рот, чтобы ответить, но на ее лице будто возникла пелена, и она запнулась. С глазами, полными слез, она приникла к Певчему, положила руку ему на плечо и отвернулась. Седой полукровка накрыл ее руку своей.
– Я поехал и привез ее, – ответил он хриплым голосом. И, весь перепуганный, продолжил: – Ее не было уже несколько дней, когда я вернулся. Потом прошло еще два, и только тогда Ваятель позволил мне уехать на поиски. Если бы не он, я бы успел ее перехватить. Я ее выследил, но Клыки к тому времени, как я достиг их удела, уже помогли ей уйти дальше. Я заставил их побрить себя налысо, оставил им Погранца и поплыл по Кишке. Когда достиг земли, замазал татуировки Ублюдков грязью. Никогда в жизни не был так рад тому, что я троекровный. Тем не менее приходилось держаться подальше от тяжаков, которые мне встречались. И вот так, медленно, не знаю, как долго, но я все-таки наше ее… среди них.
Взгляд Певчего стал пустым, опустился в землю, утонув в воспоминаниях. Затем он заморгал, смахивая слезы.
– Еще несколько дней я просто смотрел и ждал, когда выпадет шанс, мне хотелось умереть, хотелось убивать, каждый раз, когда кто-то из них… причинял ей вред. А потом, наверное, я истратил всю удачу, что дана мне в жизни, когда пробрался туда… и вытащил ее.
Теперь он плакал вовсю, тихо и не стыдясь.
Берил повернулась, успокоившись, положила руки Певчему на плечо и снова взялась за рассказ.
– Мы вернулись домой, – сказала она. – Ваятель был вне себя от ярости, хотел изгнать меня за кражу, но уступил здравому смыслу, когда я сказала ему, что Ублюдкам вернется с лихвой, если он подождет с полгода. – Она посмотрела на Овса, с обожанием и страхом. Он посмотрел в ответ, осознав наконец, почему тоже это слушает.
Берил легонько, будто извиняясь, пожала плечами.
– Если и рассказывать, то лучше все сразу.
– Я и не думал спрашивать, мать, – сказал Овес.
– Знаю. – Берил перевела взгляд на Блажку и разом очерствела. – Ты довольна, вождь?
Блажка стояла ошеломленная, но все же ответила:
– А ты? Ребенок, которого ты спасла, стал настоящим дьяволом. Из-за него мы теперь прячемся в этой дыре.
На этот раз Овес не сдержал удивленного возгласа.
– Тот здоровый орк, что чуть тебя не убил? Это твой брат?
– Нет, – резко ответила Блажка. – Не называй его так. У меня уже есть братья. И он не один из них.
Вцепившись друг в друга, Берил и Певчий молча смотрели на них, широко раскрыв глаза. Во взгляде Певчего читалось сожаление, но Берил пылала гневом. Выйдя из-за его спины, она шагнула к Синице.
– А ты откуда это знала, остроухая?
Синица оставалась невозмутимой перед ее враждебностью. Она изучала Берил, и пока та распалялась, терпение эльфийки, казалось, только росло. Наконец она набрала воздуха в грудь.
– По следам матери, которой ты помогла, теперь ступаю я. Я иду по ним с тех пор, как покинула болото. Мне потребовалось время, чтобы понять некие тайны. Что намеревалась сделать она – должна сделать и я. Там, где она преуспела отчасти – я должна преуспеть полноценно.
Овес выглядел явно встревоженным.
– Что это, черт возьми, значит?
– Блажкина мать избавила ее от Погани, но не лишилась ее полностью. Крах-из-Плоти все равно родился. – Синица посмотрела на Блажку. – То, что он не поглотил тебя во чреве, свидетельствует о силе магии, которую вызвала твоя мать. Я думаю, поэтому Акис’накам и пощадила ее, несмотря на присутствие Погани. Уничтожить ее значило бы уничтожить и тебя – ту, кого никогда прежде не существовало.
– И как это поможет мне против него?
Синица смутилась.
– Я не понимаю.
– Погань не убила меня во чреве. И не превратила в полоумную куклу, как Месителя. Крах не решился убить меня в первый раз. Благодаря этой магии я осталась в живых. Думаю, ее можно использовать и чтобы его уничтожить.
– Это будет… сложно.
– Убивать орков никогда не было просто.
– Он не обычный орк.
– Я знаю, нахрен.
– Но ты не видишь собственной природы. Ты лья’зата. Мой народ не ошибся, назвав тебя отклонением, но зря относится к тебе с таким презрением. Погань тебя не испортит, потому что никогда не была частью тебя. Само твое существование – это победа над злом. Ты чиста.
– И хрен с того, что чиста! Этого мало! Нужна какая-нибудь эльфийская песенка-заклинание, чтобы со слюнями, кровью и черт знает чем еще дать мне средство его победить.
Синица с сожалением посмотрела на нее.
– Такого нет.
Блажка подняла руку и указала вверх.
– А как же я дралась с Н’кисосом и остальными? Там было… что-то. Какое-то время во мне была та же сила и скорость.
– В тебе течет эльфийская кровь, – ответила Синица. – Оружие наших предков трудно в обращении и требует большой сноровки, но все же одаривает тех, кто его использует. На’хак И’эйо Лья и его храбросвященные сражались с тобой так, как сражались с Крахом-из-Плоти, применяя курхюл. Не исключено, что песнь их дубинок придала тебе силу вместе с болью, но…
– Но?
– Мой народ никогда не согласится обучить тебя владению этим оружием и никогда не расстанется с ним. А без него у тебя нет шанса причинить вред Краху-из-Плоти. Без Акис’накам у тебя нет шанса убить Погань внутри него. Однако они могут защитить тебя, пока ты здесь. Если же уйдешь, он продолжит на тебя охотиться. Его тянет к тебе, хотя едва ли он сам понимает почему. Но недоумение и любопытство не будут сдерживать его вечно.
– Уже не сдерживают, – прогремел Овес. – Блажка, я видел его в Отрадной. Ты бы не…
– Я бы превратилась в пепел, нахрен, Овес! И Погань тоже! Да, я бы умерла, но копыто было бы спасено. Эстефания была права. Черт, Хорек, который ей рассказал, был прав. Псы, Крах – им нужна только я.
– Хрень свиная, – проговорил Овес. – Ты что, забыла Щербу? А ездоков из Шквала бивней? Мараных? Этот чертов тяжак ведет себя так же, как все тяжаки. Убивает полукровок. То, что у вас общая мать, не значит, что ты всему причина. Насколько я понимаю, это повлияло лишь на то, что он тебя не убил, и нам следует быть благодарными за эту удачу.
Певчий встал и тяжело шагнул к остальным.
– Он прав. Не хочу отвечать тебе твоими же словами, Изабет, но самобичевание плохо на тебя действует. Я пробыл в этом ущелье дольше, чем предполагал. Может, и тебе придется. – Старый трикрат покосился на Синицу. – Но я не согласен с тем, что Краха нельзя убить. Гиспарта сотворила чуму, которая теперь на мне, ради одной цели. Убивать тяжаков. И их чародеев тоже. И она хорошо с этой целью справляется – уж мне ли не знать. Может быть, нам потребуется как следует запастись терпением, но как только Рога помогут мне перенять это дерьмо полностью, мы поедем вместе, вождь, и, клянусь, я покажу этому орку, каким крахом чума грозит плоти. Его плоти.
Блажка не стала возражать Певчему и решила не напоминать, как он признавался в своих сомнениях, что эльфы сумеют полностью избавить Пролазу от чародейской болезни. Может быть, прямо сейчас он испытал прилив новой надежды. Она не хотела лишать его этого.
– Мы пришли сюда перегруппироваться, Блажка, – сказал Овес, понимая ее молчание лучше, чем кто-либо. – Пусть пройдет немного времени. Псово ущелье – не конец для Ублюдков.
– Знаю. – Но оно могло стать концом для нее.
– Тебе нужно поесть и поспать, – сказала Берил, легонько взяв за ее локоть. Она часто касалась так Овса и Шакала, но не ее. Блажка посмотрела женщине в глаза.
– Прости, – проговорила она.
Берил нежно сжала ее локоть и затем отпустила.
– Мне тоже нужно отдохнуть, – сказала Синица. – С вашего разрешения, я переночую здесь. Если я буду с моим народом, это причинит им неудобства.
– Разумеется, – ответила Блажка. – Сможешь найти место?
– Да.
Блажка протянула руку к эльфийке, когда та повернулась, чтобы уйти.
– Спасибо.
Осторожно выскользнув из ее хватки, Синица обошла хижину.
– А теперь можешь мне объяснить? – спросил Овес. – Ее лица я точно не ожидал снова увидеть.
– Она… – Блажка постаралась подобрать слова, – делает все, что может, чтобы выжить. Ты был прав, Печный. Мы ни хрена не знаем об их народе.
– Мы знаем, что они уже не раз спасали наши шкуры.
– Да, но не все они согласны заниматься благотворительностью. Один приказал своим воинам убить меня. И убил бы, если бы не Синица. Вождям Рогов его решение не очень понравилось, но их предводитель наказан, этот На’хак И’эйо Лья. Призрачный Певец. Его ребята остались поблизости и, возможно, затаили обиду. Нашим парням нужно иметь это в виду в будущем. Нам стоит сохранять бдительность.
– На’хак? – спросил Певчий встревоженно. – Старший? С таким боевым раскрасом, будто плачет кровью.
Блажка кивнула.
– Ты его знаешь?
– Я никого из них не знаю. Но его я видел. Все видели, хотя только мы с Колпаком с ним ездили. Он вел Рога против орочьего ул’усууна.
– Когда Горнило пало? – спросил Овес. – Черт. Это значит, он спас наши задницы.