Певчий согласно хмыкнул.
– Более того, это Синица его убедила. Я видел, как она с ним разговаривала. Я бы сказал, они знакомы.
– Может, он ее отец? – предположил Овес.
– Трудно сказать, эти ржавокожие все на одно…
– Аврам, – предостерегла его Берил.
Певчий немного съежился.
– Я к тому, что На’хак пошел на ту войну из-за Синицы. А теперь получается, что она за нас, а он нет? Это очень странно.
– А знаешь, что еще более странно? – спросил Овес, проводя рукой вдоль челюсти и дергая себя за бороду. – Что в Гиспарте устраивают представления, где Ваятеля показывают героем. – На огромного полукровку обратились такие испепеляющие взгляды, что он смутился. – Что? Правда! Мне Лодырь рассказал.
Блажка, Певчий и Берил застонали и ответили ему хором:
– Заткнись, Овес.
Глава 35
Рога сдержали обещание.
Лодырь прибыл в ущелье спустя два дня, сам, без сопровождения. Он похудел, осунулся, выглядел слегка бледным, но куда лучше, чем в последний раз, когда его видела Блажка.
– Довели меня до самого спуска, – заявил он копыту, превозмогая легкую одышку, сидя перед хижиной Певчего. – И просто показали вниз. Думаю, они знали, что мне некуда больше идти.
На верхней части головы у него была та же грязная рыбья кожа, что и у Пролазы с Певчим, но если у тех это были повязки, то у Лодыря – цельный кусок, который прикрывал его изуродованный скальп, будто заменяя собственную кожу.
Увидев их взгляды, кочевник изобразил ухмылку.
– Они четко дали понять, что снимать ее не надо. Надеюсь, у меня вырастут волосы, как у них.
Хорек прочистил горло.
– А сделали что с… э-э… твоим…
– Сделали, – ответил Лодырь довольно. – Пришили бычьи яйца. С помощью своей магии. Теперь я могу напустить семени целое корыто.
– Охренеть! – воскликнул Баламут, кивая с яростным одобрением.
Облезлый Змей шлепнул его по затылку.
– Он шутит, дурачина.
Ублюдки отпустили еще пару шуток над младшим ездоком, а потом Хорек лукаво взглянул на Лодыря.
– А что ты там видел? Может, ржавокожих девок с перьями в волосах и качающимися бедрами?
– Не видел, – ответил Лодырь. – Я большую часть времени в лихорадке провалялся. От той горькой штуки, которую мне вливали в горло, у меня были яркие сны, но ничего приятного типа качающихся бедер в них не было. Потом я мог смотреть только на крышу хижины. Там были… чары? Фетиши? Какие-то висячие украшения из полированного камня.
Певчий понимающе хмыкнул.
– Это лечебница. Туда же меня с мальцом водят.
– Хорошо, что не курятник, – сказал Лодырь, хихикнув. – Вчера мне разрешили выйти, чтобы проверить, могу ли я ходить. Мне помогал седой мужчина, и еще рядом с нами всегда был воин. Как только они увидели, что я могу… в общем, вот я здесь.
– Мы рады, что ты вернулся, – сказала ему Блажка. – Отдохни и поспи.
– А больше тут и заняться особо нечем, – добавил Баламут, рассмеявшись.
Он был прав. И это представляло проблему.
Сопляки быстро расширили выгребную яму и теперь восстанавливали брошенную хижину. Такое большое жилище здорово улучшило бы условия изгнанников. Жители Отрадной удивились, когда Блажка заявила, что после завершения работ хижину предоставят им. Они явно ожидали, что копыто заберет ее себе. Но Блажке не хотелось окружать своих ребят удобствами. Ведь они не навсегда. Копыту было положено ездить в пустоши и плевать в лицо опасности, их тянуло к Уль-вундуласу. Блажка должна была вернуть их к этой первоначальной задаче. С ней или без нее.
– Реальные ублюдки, слушайте меня.
Вняв сигналу, Лодырь встал, чтобы уйти. Блажка положила руку ему на плечо.
– Твое место здесь. Если хочешь.
На лице тертого отразился отказ. Остальные наблюдали молча. Блажка пожалела, что попыталась навязать ему такое решение в данный момент.
– Подумай, – добавила она, избавляя от неловкости обоих. Кочевник, кивнув, ушел.
Оправившись, она посмотрела на братьев.
– Очевидно, что мы становимся сильнее. Что мы выздоравливаем. Это хорошо и очень важно, но нам также нужно обучать сопляков. Это по-прежнему наша обязанность.
Облезлый Змей почесал руку.
– Это проблематично, вождь. Здесь нам негде ездить на свинах, поэтому заниматься с ними будет невозможно. А на стрельбище мы потратим столько стрел, что не сможем их возместить. И без нормальной кузницы мы быстро затупим наши тальвары на занятиях. Вот и чем тут заниматься?
– Чем угодно, кроме этого, – ответила Блажка им всем. – Всем, кроме этого. Учите условные жесты, пока они не будут знать их назубок. Кулачные бои. Бои на ножах. Учите свиные шаги без свинов. Проявите смекалку, нахрен.
Все решительно закивали.
– Неважно, пробудем мы здесь еще день или год, мы покинем Псово ущелье как копыто. Других вариантов я не рассматриваю. Певчий, Колпак, научите нас думать и вести себя как кочевники. Мы не можем позволить себе делать упряжь, а наши арбалеты скоро развалятся нахрен. Нам нужно хорошо за ними ухаживать. И следить за свинами. Они, когда не бегают, становятся ленивыми и вредными, так что придумайте, что с ними делать. Вперед.
Все подскочили, чтобы взяться за работу.
Блажка отправилась искать Синицу.
Эльфийка с тех пор, как спустилась в долину, всех сторонилась. Спала отдельно, ела отдельно, а о том, где она находится, часто никто не знал. Она была совершенно неуловимой. Копыто не придавало этому значения. Те, кто знал ее в Горниле, помнили, какой она была немногословной.
Блажка обнаружила ее на высокой груде обвалившихся камней у западной стены ущелья, не заросшей деревьями. Утренний свет падал косыми лучами, заливая теплом скалы и придавая лицу эльфийки спокойствия и безмятежности.
– Что ж, ты позволила себя найти, – окликнула ее Блажка. – Думай себе дальше, будто ушла от нас.
Синица вдруг шикнула на нее. Не резко, почти нежно, словно хотела убаюкать. Но все равно, это был хренов шик.
Блажка открыла было рот, чтобы возмутиться, но закрыла, а потом открыла вновь. Не отрывая взгляда от неба, Синица приглашающе похлопала ладонью по камням рядом с собой. Со странным ощущением собственной глупости, Блажка огляделась, не наблюдает ли кто за ними, и взобралась на груду. Плоский насест был невелик, и разместиться на нем можно было, лишь прижавшись к эльфийке ребрами. Усевшись, Блажка ощутила неудобство от их близости, затем подобрала колени к груди и обхватила их руками. Тепло было в самом деле приятным, однако, только помассировав руки, Блажка поняла, что замерзла, и теперь отогревалась. Ее стало клонить в сон.
– Прости мою замкнутость, – сказала Синица, как только Блажка начала погружаться в дремоту. – Честно говоря, я не ожидала, что мой народ позволит мне задержаться. Быть здесь… дома, это дурманит. Уль-вундулас почти лишил меня чувства безопасности.
Блажка оторвала рот от сгиба локтя ровно настолько, чтобы спросить:
– Так зачем самовольно идти в изгнание?
– Я должна. Чтобы спасти ребенка, мне нельзя задерживаться тут надолго.
– Откуда… откуда ты знаешь, что у тебя будет по-другому? Не так, как у моей… матери?
На этот раз Синица посмотрела на нее.
– Знаю, потому что некоторые печали слишком велики, чтобы их повторять.
Блажка открыла рот, чтобы поспорить. И на нее снова шикнули.
Свет в каньоне сходил на нет, пока Блажка вела сопляков мыться на пруд. Все шагали слегка через силу, больные и грязные от многократных падений со свинов. Тренировка была утомительная – они сидели на спине неподвижного варвара и намеренно с него падали. Это было далеко от реальных условий, почти все равно что пытаться развить память тела и надеяться, что, когда свин побежит по-настоящему, враг закричит и будет грозить смерть – жизнь удастся спасти. Все потому, что она приказала претендентам выдержать сотню падений. Кроме того, тренировки не давали свинам отвыкнуть от седла и ездоков.
Блажка старалась, чтобы варвары не стали разбалованными. Черт, она старалась, чтобы все копыто не размякло, но было трудно не заметить, что даже самый заброшенный из каньонов Псового ущелья – рай по сравнению с медленно пожирающим всех адом Отрадной. Хорошо вымытая, Блажка сидела на каменистом берегу после тяжелого дня, но даже зная, что с заходом солнца приближается и ужин, не могла полностью свыкнуться с тем соблазнительным удовлетворением, что овладело Синицей.
Большинство сопляков отдыхали на противоположном берегу, некоторые уже спали. Ублюдки находились на полпути вдоль изгиба озера: они оставили вождю пространство из неловкой смеси уважения к ее положению и сильной потребности искупаться без набухших стручков. Блажка уже некоторое время сидела в рубашке и штанах, но дистанция по-прежнему соблюдалась: все ждали, что она первой ее нарушит. Но она сидела, не имея ни малейшего желания вставать и идти к ним.
Дача сделала это за нее.
Поначалу Блажка подумала, что женщина просто решила покинуть компанию остальных сопляков, но та обошла пруд и уверенно приблизилась к ней. Затем, не более чем в шаге, вынула нож.
Блажкина рука метнулась к одной из катар, что лежала рядом на камнях вместе с поясом.
– Спокойно, женщина! Черт, – проговорила Дача, вдруг замерев и подняв руки. Выглядела она более смущенной, чем встревоженной. – Чтобы вас убить, нужно побольше, чем кусок стали длиной со стручок.
Блажка расслабилась и снова положила руку на колени.
– Видимо, я не так уверена в своей неуязвимости.
– В общем, хотела только обрезать волосы, а не вскрыть горло, – сказала Дача, все еще уязвленная. – У вас уже ежик на голове. Если хотите сохранить эльфийскую прическу, за ней надо ухаживать.
Блажка провела рукой по щетине.
– Не знаю. Не знаю даже, зачем я вообще ее сделала. Сейчас это кажется дуростью.
– Вы хотели почтить память вашего ездока. В этом ничего дурного нет. Пусть у вас будет что-то от него. Ему бы это понравилось.
Блажка почувствовала, как у нее сжались губы. Мед был бы в восторге.