– Или в сообществе Венис-Бич! – добавила Тара.
– Да, – согласилась Алисия. – И что это может быть?
– E-f-f-e-c-t, – ответила Тара.
– Не уверена, правильно ли это. Нужно спросить у гуру, – Алисия посмотрела на меня.
– Верно! – сказала я. – Это на «е».
– Да! – воскликнула Алисия. – The effect of this discussion was victory! (Результат этой дискуссии – победа!)
Определите часть речи, выделенную в каждом предложении.
1. The constant scratching sounds in the wall affect my sleep.
2. The constant scratching sounds in the wall have an effect on my sleep.
3. We need to effect change in our family’s vacuuming and toilet-cleaning schedules.
4. Roger’s behavior affects the other hamsters.
4Исправления, смирение и этикет
– Я ненавижу, когда люди исправляют мою речь, – сообщила Тамара, элегантная женщина, одетая во все белое. Мы были на Мартас-Виньярде, острове длиной в двадцать миль[43] на юго-востоке Массачусетса.
– Да, это невежливо – исправлять речь других, – согласилась я. – Но что именно они исправляют?
– Если я скажу he или him… – начала Тамара.
– О, они пытаются исправить ваши местоимения, – сказала я. – Я могла бы написать целую книгу об этикете грамматики. И так делать не стоит!
– Спасибо за поддержку! – обрадовалась Тамара. – Иногда так и хочется сказать им: «Я знаю разницу. Я говорю небрежно, когда разговариваю с друзьями». Я не хочу звучать высокопарно.
– Кроме того, иногда они не разбираются в том, о чем говорят, – сообщила я.
– Это правда, – согласилась Тамара.
– Люди часто ошибаются, – заметила я.
– Вот вы вступили бы с ними в дискуссию, – сказала Тамара. – А я терплю замечания: «Хорошо, спасибо за поправку».
– Очень мило с вашей стороны не нагнетать обстановку, – ответила я.
– Нет, – сказала Тамара. – Это потому, что я в отпуске. Я на острове! Но на самом деле, такое обычно происходит именно на этом острове!
Я огляделась вокруг, впитывая островную атмосферу. Помимо того что любители поправлять других людей раздражают, они часто и сами ошибаются. Если вы скажете кому-то на вечеринке, что он [44]употребил неправильную форму глагола, то это не сделает вас лучше. Однако это сделает вас невежей, а если вы ошибаетесь, то еще и невеждой.
Часто я слышу в качестве оправдания что-то вроде: «Нас всегда учили делать это таким образом» или «Так говорилось в моем учебнике грамматики за седьмой класс». Люди удивительно невосприимчивы к новой информации и нововведениям писателей, редакторов, лингвистов, лексикографов и составителей множества превосходных современных справочников. Когда они ссылаются на авторитет своего учебника грамматики для седьмого класса, то часто не имеют его под рукой и даже названия не могут вспомнить, а значит, маловероятно, что они в подробностях помнят объяснения, изложенные на его страницах.
Насколько хорошо мы на самом деле помним то, чему нас учили в средней школе? Люди часто не помнят, о чем говорили вчера за обедом, но многие почему-то уверены, что могут точно вспомнить, о чем им рассказывали в детстве. Иногда дети неправильно понимают услышанное. Зачастую люди могут помнить общую идею, но забыть частности и пояснения. К тому же учителя, даже самые благонамеренные, иногда ошибаются или говорят неправду.
Нет причин ссылаться на ваши воспоминания о том, что сказал учитель в 1981 году, когда взрослые люди беседуют в XXI веке. Нет причин меньше верить современному надежному источнику, чем своим угасающим воспоминаниям того времени, когда ваш мозг еще развивался. Когда вы более требовательны к современной «взрослой» информации, чем к полузабытым детским воспоминаниям (что я регулярно наблюдаю), то в итоге получите устаревший язык и искаженные представления о его развитии, не говоря о множестве других данных.
Тем не менее наши умы и эмоции крепко держатся за то, что в нас заложили, когда мы были слишком малы, чтобы спорить. Беседы о грамматике помогли мне понять, почему рекламодатели стремятся привлечь внимание детей с раннего возраста.
Также люди часто меряют грамматические ошибки расстоянием между А – тем, чему они научились в школе (или думают, что научились), – и Б – тем, как дети и молодежь разговаривают и пишут в настоящем. Например, я довольно часто сталкиваюсь со взрослыми людьми, которые все еще считают разделение инфинитива[45] словесным преступлением.
Разделенные инфинитивы иногда могут выглядеть неэлегантно, но они грамматически приемлемы в английском языке, а иногда даже желательны. Например: To boldly go where no grammarian has gone before! (Смело идти туда, куда еще не ходил ни один грамматик!) Глагол to go – это инфинитив, разделенный наречием boldly. To boldly go – это именно то, чего учили избегать поколения школьников с XIX века, но даже тогда английский язык уже имел долгую историю расщепления инфинитивов, в том числе мастерами литературы. Я восхищаюсь способностью инфинитивов разделяться для достижения нужного эффекта: I love to boldly go places!
Несмотря на десятки ежегодных статей об ошибочности этого запрета, некоторые умники по-прежнему настаивают на замене простых, естественных предложений типа: They need to increase their lemonade – stand sales by more than one hundred percent, вымученными конструкциями: They need to increase their lemonade – stand sales more than two fold. Но поскольку исходная фраза не содержит никаких ошибок, то нет смысла вымучивать сбивающие с толку второсортные и третьесортные альтернативы. Однако память о прошлом не дает мыслить по-новому.
У меня были веселые, а иногда и трогательные беседы с людьми, потому что язык тесно связан с их индивидуальностью. Например, с парой по имени Бет и Митчелл в Вилледж, штат Флорида.
– Все течет, все меняется, – заявила Бет, одетая в струящийся наряд персикового цвета.
– Это верно! – согласилась я. – Но не все это ценят. Иногда ко мне приходят люди, которых это раздражает.
– Ничего не должно меняться! – Бет изобразила раздраженного человека и потрясла кулаком в воздухе.
– Ну, если бы это было правдой, тогда они говорили бы точно так же, как их прадедушки.
– И мы все еще говорили бы на среднеанглийском, – сказала Бет. – Никогда не могла понять эти thee и thou[46]. Я рада, что мы от них отказались!
– Я настоящий педант в грамматике, – заявил писатель, с которым я познакомилась на Мартас-Виньярд. Я тогда сидела за Грамматическим столом перед зданием, где проходила конференция под названием «Островитяне пишут».
– Вы? – я была настроена скептически. Он не был похож на ворчуна.
– В некоторой степени, – смягчил он свое заявление. – Я имею в виду внутри себя. На самом деле я не поправляю людей. Я думаю: «Упс!», но ничего не говорю.
– Правильно, – ответила я. – Мы родственные души, держим свои мысли при себе.
– Какой смысл указывать кому-то! Понимаете, что я имею в виду? – спросил мужчина. – Это же глупо!
– Верно, – ответила я. – Никогда не знаешь, как люди достигли своего уровня владения языком.
– Я всегда предпочитаю думать, что они сделали все, что могли, – сказал писатель.
– Я не всегда так считаю, но часто так и бывает, – согласилась я.
– Или, возможно, они просто никогда не увлекались языком. Такие мысли очень помогают… не переживать из-за этого, – продолжил мой собеседник.
– Этого достаточно, – сказала я.
Там же, на площади Верди, мужчина лет 40 в оранжевом плаще сказал мне:
– Я вовсе не специалист в грамматике, но в последнее время, когда вижу грубые ошибки, например в своей ленте новостей, то с трудом удерживаюсь от гневного комментария.
– Они вас беспокоят?– спросила я.
– Это мимолетный гнев, – ответил мужчина. – Он направлен на то, что меня беспокоит. Но почему это вообще должно меня беспокоить? Ведь язык такой подвижный.
– Как мило! – воскликнула я. – Вы только что высказали очень философскую точку зрения. Я думаю, что, учитывая количество ежедневных публикаций, критика в адрес новостных служб за опечатки или мелкие ошибки несправедлива.
– К тому же они сократили всех редакторов, – сказал мужчина, – так что дело не в писателях. Когда пишешь ежедневно, то невозможно посвятить свою жизнь устранению каждого висячего причастия[47].
Вы слышите, как кто-то допускает грамматическую ошибку. Должны ли вы исправить этого человека?
5Выходки наречий
Однажды летним днем в Спокане, штат Вашингтон, я сидела за Грамматическим столом в парке Риверфронт неподалеку от малоизвестной скульптуры металлического козла, поедающего мусор, когда парень по имени Джулиан подошел поговорить о наречиях.
– Какая форма наречия у слова silly? – спросил он. – Потому что обычно я заканчиваю тем, что просто говорю sillily!
– Есть правило не образовывать наречия на -ly от определенных прилагательных, – сообщила я.
– Это не круто, – сказал Джулиан.