Рашид Нугманов. «Игла Remix: фильм поколений»
2010 год – двадцатилетие со дня гибели самой известной советской рок-иконы, лидера группы «Кино» Виктора Цоя и юбилей кинокартины, в которой он исполнил роль Моро – борца с наркотиками и наркоманами. Началась работа над фильмом «Игла Remix» – новой версией культового фильма Рашида Нугманова. Арт-директор проекта Дима Мишенин встретился с режиссером картины Рашидом Нугмановым и они вместе, как представители двух разных поколений, попытались раскрыть секреты своей творческой кухни и приоткрыть завесу тайны над тем, что все зрители увидят на экранах страны в будущем году.
Д.М.: Рашид, давай поговорим о «Игле» и «Remix». Для меня, как и для большинства людей, оказалось абсолютно новым сочетание «ИГЛА Remix». Я понимал до знакомства с тобой, что может быть «ИГЛА – Полная режиссерская версия» или «ИГЛА-2», но вот «ИГЛА Remix» не укладывалась у меня в сознании. В течение пары месяцев я не мог понять, зачем ты решил не просто выпустить свою картину заново на экраны и на DVD, в HD качестве и переозвучив, а предложил мне участвовать в проекте. Ты объяснял мне необходимость досъемок, введения рисунков, новой музыки и создание нового художественного произведения на основе ставшего классическим кинофильма. Только поработав некоторое время с тобой, я понял, насколько тебе неинтересно ностальгировать. Для тебя прошлый материал, вызывающий благоговейный трепет у армии фанатов, – не более чем сырье для создания своего нового фильма. Тебе интересно делать новый монтаж, создать новую интригу, рассказать по-новому старую историю, а не банально повторить свой прежний успех. Твое желание затеять рискованный эксперимент и стало решающим в том, что меня заразила идея «ИГЛЫ Remix» и РЕМИКСА как нового жанра кинематографа. Мы первые попробовали сделать это с легендарным фильмом, у которого миллионная аудитория. Это реальный авангард, который может изменить мейнстрим. От нашего успеха зависит, повторятся подобные эксперименты или нет в коммерческом кинематографе. Но что бы ни получилось в итоге – право на этот эксперимент было только у автора и ты им воспользовался. Рашид, на данный момент ты пионер КИНО РЕМИКСА. Сформулируй законы, по которым он делается, и будет ли «ИГЛА Remix» каноном для дальнейших ремиксов в кинематографе. И почему это не «ИГЛА-2» и не «ИГЛА – НОВАЯ ВЕРСИЯ» (как, допустим, «ЧЕРЕЗ ТЕРНИИ К ЗВЕЗДАМ – НОВОЕ ПОКОЛЕНИЕ» – с переснятыми материалами и переозвучкой в стерео, реставрацией изображения и более динамичным монтажом, который осуществил сын режиссера Викторова в середине нулевых)?
Р. Н.: Двадцать лет я покупал пиратские и полупиратские выпуски «Иглы» с ужасным качеством изображения и звука. И все эти годы терпеливо ждал, когда же наконец «Игла» выйдет в достойном виде. Наконец, ждать надоело, и я взялся за дело сам. В ходе реставрации возникла идея выпустить фильм не только на DVD и Blu-ray, но и в кинотеатрах, ведь выросло новое поколение поклонников Виктора Цоя, которое никогда не видело «Иглу» на широком экране. А следом пришло неизбежное понимание: не имеет смысла выпускать в прокат фильм-реликт. Нужна новая, живая «Игла XXI века» для нового поколения. Однако два условия усложняли эту задачу. Первое, я никогда не смог бы заменить Виктора Цоя дублером, поэтому форма римейка – то есть пересъемок фильма с новыми актерами, предложенная мне американцами еще при жизни Виктора в 1989 году – была для меня неприемлема. Второе: традиционная «расширенная версия» со сценами, не вошедшими в оригинальный фильм, также была невозможна по той простой причине, что все эти сцены уничтожены «Казахфильмом». Нужна была принципиально новая форма кино, но какая? И тут меня осенило: ремикс! Эта форма существует в музыке уже более пятидесяти лет. Первые опыты прослеживаются с конца 40-х с появлением электромагнитных носителей в так называемой «конкретной музыке» (Пьер Шеффер, Эдгар Варез, Янис Ксенакис). Корни же современной техники ремикса – в танцевальной культуре Ямайки конца 60-х, к настоящему времени выросшие в глобальную музыкальную индустрию. Почему этот опыт неприменим в кино? Не вижу никаких причин! Тем более, что современные цифровые технологии и нелинейные системы монтажа с легкостью это позволяют. Законы, как ты их называешь – а по мне просто принципы – просты: бери из оригинального аудиовизуального материала все, что тебе нравится, и совмещай с новыми. Универсальных рецептов нет, ведь каждое произведение уникально и живет по своим законам. Задача творца – найти их и выразить в новом произведении.
Д.М.: Идея объединить образ Виктора Цоя и персонажа Моро, чтобы он окончательно слился в единого и неделимого героя: рок-музыканта, работающего в кочегарке и мечтающего о музыкальной карьере, парня, ради любви идущего на разборки с наркомафией, бойца, владеющего карате и готового к бою без правил, – мне кажется основной в твоей концепции РЕМИКСА. За то время, пока существует культ фильма «Игла» и культ Цоя, эти герои действительно слились в нечто цельное, тем более что иных вышедших на большой экран прижизненных художественных фильмов у Виктора не было. Поэтому визуализировать это слияние стало необходимо. Как и визуализировать ставший народным слоган «Цой Жив!»
Чем Моро в «Игла Remix» отличается от Моро в старой «Игле»? Люди не понимают, как это – реально Виктор Цой в новых сценах, которых никогда не было в природе! Они не верят. Ты же видишь.
Р.Н.: Не верят, потому что путают ремикс с ремейком. Традиционное сознание подсказывает им: в новых сценах будет доснят какой-то актер, прикинувшийся Цоем. Но, как я сказал, любой дублер для меня неприемлем – это было бы предательством по отношению к главному принципу, по которому мы с Виктором работали над «Иглой»: будь самим собой. Ясное дело, никто не может быть Виктором, кроме него самого. Поэтому роль Моро в «Remix» по-прежнему исполняет Цой, и никто другой. А недостающие сцены с ним пришли из двух источников: мои съемки до «Иглы» в фильме «Йя-Хха» (в том числе легендарная кочегарка, позже прозванная «Камчаткой»), а также дорисовки в стиле жесткого комикса. Графический Моро, в отличие от сыгранного дублером, остается Виктором, поскольку это его прямое виртуальное воплощение в художественных образах. Ты прав: сегодня Цой неотделим от образа Моро. Как, впрочем, это было и при съемках «Иглы». Принцип остается нерушимым.
Д.М.: Герой Спартака, второй по величине в оригинальной «Игле», опередил свое время и предсказал многое, что появилось в постсоветской России. Во время общения с Бахытом Килибаевым, сценаристом фильма, я с удивлением увидел в нем героя Спартака. Впоследствии Бахыт придумал не менее легендарного персонажа – Леню Голубкова в рекламе для МММ. Я, подростком увидев Спартака, не понял, что именно ты пытался донести устами этого героя до зрителя. Так получилось, что сейчас он более актуальный и гораздо более понятный, чем тогда. Он явно предвосхитил свою эпоху. Тогда это был сумбурный персонаж, слишком прогрессивно выглядящий и ведущий совершенно мутную деятельность. Теперь это норма. Сейчас, после Эдуарда Лимонова с юными нацболами и Жириновского с его Соколами, после финансовых пирамид и дефолтов – мы понимаем, что Спартак со своими бизнесаферами и неформалами предрек эпоху стихийных олигархов и политических демагогов. Я рад, что мы смогли больше раскрыть криминальную историю превращения мелкого мошенника в молодого политика.
Почему в «Игле Remix» действие будет начинаться со Спартака? Ведь он становится практически равноценным Моро персонажем и приобретает черты гораздо более серьезные и могущественные, чем в оригинальной версии фильма?
Р.Н.: Я всегда ощущал, что в оригинальном сценарии Александра Баранова и Бахыта Килибаева этот герой под именем «Филя» вторичен и необязателен для истории. Оттуда и желание вплести его в историю Моро глубже, значительнее. В оригинальной «Игле» мне это удалось лишь отчасти. Осталось много скрытого, невысказанного. И теперь перед нами открывается замечательная возможность дорассказать многое об этом персонаже. Ведь недаром же в свое время я заменил тусклое имя «Филя» на гордое «Спартак»! Спартак – квинтэссенция политического смысла времени. Таким он для меня был тогда, и таким он стал в новой версии.
Д.М.: Образ Дины – вневременной. Это вечно красивая с худыми лодыжками девушка стала для меня одним из самых сексуальных образов в перестроечном кино. Ее ломки, измученное тело и мешки под глазами возбуждали сильнее, чем голая Маленькая Вера и прочая пошлость для люмпенов. Это была изысканная девушка с налетом декаданса для настоящих богемных и инфернальных парней. То, что Марина Смирнова снова появилась на экране, практически не изменившись и сохранив свою привлекательность и красоту, – просто чудо и большая удача для «Remix». Как двадцать лет назад она украсила собою ленту, так и в этот раз она появилась в сценах, которые надолго останутся в коллективной памяти нескольких мужских поколений.
Расскажи, как ты впервые увидел Дину двадцать лет назад, как вы встретились и какое впечатление она на тебя произвела. И что интересного ты придумал для нее в ремиксе?
РН: Если исполнители главных мужских ролей были определены мной мгновенно и без вариантов (Моро – Цой, Спартак – Баширов, Доктор – Мамонов), то с женской ролью нам пришлось помучиться. Вначале я не колеблясь выбрал Руту Сергееву – реальную наркоманку, которая снималась в моей «Йя-Ххе» в 1986 году. Однако случилась незадача: позвонив в Питер, я узнал, что Рута беременна, об участии в съемках не могло быть речи. Начался лихорадочный поиск вариантов. Мы отвергли буквально десятки кандидатур, пока Виктор с Наташей Разлоговой не показали мне фотографию Марины Смирновой – она там стреляла из спортивного пистолета в тире. Замечательный образ. Я сразу поехал в Питер. К Марине пришел вместе с Сашей Башлачевым. Мы посидели у нее в коммуналке, поболтали, а когда она вышла на кухню за чаем, Саша мне тихо сказал: «Вот ты и нашел свою Дину». Аминь. Теперь мы с Мариной друзья на всю оставшуюся жизнь.
Д.М.: Как и Виктор Цой, за эти двадцать лет Петр Мамонов превратился из рок-звезды в нечто большее и титаническое. Его уникальный актерский талант, раскрытый впервые в «Игле», снова нас обрадует и в «Remix». Но теперь это состоявшийся артист, имеющий за плечами такие известные фильмы, как «Пыль», «Остров» и «Царь». Петр Мамонов, наверное, единственный русский актер, который ни разу не появился ни в одной проходной киноленте. Все его фильмы успешны и становятся модными явлениями в самых разных социальных и культурных слоях нашего общества. В «Remix» с ним сняты, по моему мнению, самые веселые и страшные сцены. А главное – его появление полностью изменило финал нашего кино.
А какая реакция на твое предложение об «ИглеRemix» была у Петра Мамонова? Вы с ним обсуждали его участие в проекте? Расскажи также о вашей встрече спустя двадцать лет.
Р.Н.: Мы с Петром периодически общались все эти годы и обсуждали разные кинопроекты. Однажды он мне даже сказал: «Отныне я буду сниматься только у двоих режиссеров: у Лунгина или у тебя». Естественно, когда возникла идея «Иглы Remix», Петр заинтересовался. А его первой реакцией была фраза: «Доктор – он ведь неоднозначный». Действительно, мы намерены показать его глубже и разнообразней, чем в оригинале. И страшнее, и смешнее. Ведь когда Дина говорит: «Знаешь, а Артур хороший…» – она искренна в своей привязанности к доктору. Что не делает его роль в судьбе главных героев менее фатальной. Пожалуй, на этом я остановлюсь – надо сохранить сюрпризы к премьере фильма.
Д.М.: В «Remix» мы увидим новые сцены с разного рода сомнительными личностями вроде Архимеда и Китайца или Эпштейна и легендарного персонажа на дрезине, меняющего сигареты «Кэмел» на «Беломор». Кто-то из них появился натурально. Кто-то – как рисованный герой. Только два героя покинули нашу планету и не смогли лично присутствовать на досъемках – это убийца Моро и сам Моро, но остальные находятся в добром здравии и готовы к работе. Новые сцены будут отсняты в Москве, Санкт-Петербурге и Алма-Ате, трех городах, которые составляют орбиту путешествия главного героя. В них мы увидим природу долга Спартака, его истинное финансовое положение и возможности его банды.
Как поживают неформалы из банды Спартака и другие эпизодические, но всем запомнившиеся герои «Иглы»? Кто из них и в каком виде предстанет на экране в «Игле Remix»?
Р.Н.: Ты уже сам назвал этих ребят. Они и появятся. Как – об этом я предпочитаю рассказать фильмом, а не словами. Жизнь у большинства у них сложилась успешно, причем Архимед реально прошел через участие в политической партии и разочарование в ней. Сегодня он – известный в Казахстане педагог и основатель школы, через которую прошли многие представители сегодняшней молодой элиты Казахстана.
Д.М.: Если благодаря «Remix» впервые за двадцать лет группа «КИНО» соберется вместе, даст хотя бы один концерт и запишет новый альбом – уже ради этого одного события общероссийской важности нам стоило бы затеять то, что мы делаем. Я с огромным удовольствием наблюдаю Георгия Гурьянова, Юрия Каспаряна и Игоря Тихомирова собравшимися вместе и обсуждающими будущий саундтрек к фильму и возможности совместного выступления перед премьерой. Эта мечта появилась у тебя параллельно с работой над «Remix» и впервые так близка к исполнению. Если это произойдет, то такой концерт, безусловно, станет главным музыкальным событием года. На фоне полной деградации и упадка культа звезд люди, реально являющиеся звездами, сметут всю так называемую эстраду со сцены и из мозгов слушателей начальными тактами первой же песни. А вот что это будет за песня и кто ее исполнит – главный секрет и волшебство, которые могут произойти в наступающем 2010 году.
Как ты считаешь, почему все это происходит сейчас, а не десять лет назад? Почему не в 2000-м, а 2010-м? Почему не в 90-х и нулевых начался твой проект и возрождение группы? Не связываешь ли ты это с тем, что если еще десять лет назад герои у поколения появлялись на уровне Шнура или Бодрова, то сейчас ситуация на ПОЛНОМ НУЛЕ, и сегодняшнее поколение не имеет ни одного лидера? И поэтому, если ничего и никого нет, пришла пора вернуться настоящим культовым персонажам, чтобы дать новый заряд? Потому что банально – больше некому?
Р.Н.: Необходимо определенное состояние «обнуления», которое способно произойти только по смене как минимум одного поколения. Двадцать лет – традиционно подходящая дата. Если к этому сроку память жива и герой востребован, нужно смело действовать. Причем не старчески ностальгировать, а предложить новому поколению то, что заставит его сердце биться быстрее.
Д.М.: Давай обсудим новых персонажей фильма. Я с удивлением узнал от тебя о Мирке. О героине, на которую никогда не обращал внимания в «Игле», и о том, что младшая сестра Моро, с которой он разговаривает по телефону, снята в первоначальном варианте «Иглы», но была вырезана и, разумеется, съемки с ней, как и все удаленные сцены, не сохранились. Мы долго искали, кто же может сыграть роль девочки наиболее нежного переходного возраста – уже не ребенка, но еще и не девушки. Ведь внутри фильма не должны появляться люди со стороны. Этим и славится «Игла» – там не было никого случайного. Это была тусовка, где все свои. Так совсем недавно и совершенно спонтанно мы вдруг поняли, что эту роль может сыграть твоя дочь – так все встало на свои места в сложной мозаике будущего кинопроизведения. И благодаря ее появлению многое рассказанное и показанное в старой «Игле» станет более понятным и линейным по драматургии. Мне приятно, что новая и самая юная героиня появится одновременно в реальном и нарисованном видах.
А можешь рассказать, какая была Мирка в старой «Игле»? Девочка, которую никто никогда больше не увидит. И какие сцены были сняты с ней? И какая она будет теперь, и какая уготована ей роль?
Р.Н.: В старой «Игле» Мирку играла очень похожая на Виктора девочка – и впрямь, как сестра. Мы сняли сцену, где Моро приходит в квартиру родителей, когда там никого нет, и тайком забирает кое-какие из своих вещей. Неожиданно Мирка возвращается из школы и застает дома брата со свертком в руках. Происходит нежная сцена встречи двух заговорщиков, которые страшно любят друг друга, и сестра обещает держать в тайне приезд Моро в город. Что произойдет в новой версии, это тоже пока тайна для зрителей – за этой тайной им придется пройти в кинотеатр.
Д.М.: Мне всегда хотелось увидеть графику Doping Pong на большом экране. Но я думал, что максимум, который возможно сделать нам для кино, – это креативные титры в духе «Бондианы». Ведь Doping Pong являются королями отечественной двухмерной графики (что там скрывать!), и в засилье 3D-анимации на большее внутри кино рассчитывать не приходится. Предложение отрисовать в свободной манере целые сцены и ведущих героев культового фильма – новый этап в нашем творчестве, который в случае удачи может превратиться в отдельное направление арт-деятельности. Только самым великим режиссерам до сих пор удавалось показать живой статичную картину – Алану Рене в фильме о Ван Гоге или Кеннету Энгеру в фильме о живописи Алистера Кроули. Для тела «Remix» наши рисунки – мертвая вода. Живая вода – талант режиссера, который запечатлеет рисунки на пленку. Все это вместе, как в сказке, оживит фильм.
Ты можешь позволить себе лимитированную анимацию или 3D-графику. Почему такое рискованное и экспериментальное решение – введение в фильм статичной 2D-графики Doping Pong? У тебя технический ответ или творческий? Для чего и почему именно так?
Р.Н.: Мое внутреннее чутье подсказывает, что статичная графика в данном контексте окажется гораздо живее любой анимации, поскольку способна стимулировать воображение, оставаясь при этом загадкой. Анимация неизбежно повлечет за собой драматургическую провокацию в юмористическом ключе. «Игла» тоже не лишена юмора, а мы с Виктором вообще воспринимали ее как комедию, однако это очень специфический юмор – тайный, сакральный, скрытый – и инородные тела способны нарушить хрупкий баланс. Статичная графика, в отличие от анимации, будет иметь то самое потаенное качество недосказанности, которое гораздо легче контролировать в рамках данной работы и которое не даст разорвать тонкую ткань фильма грубым действием в чуждом ему жанре. Я не против анимации, но в другом контексте и в другом фильме. Возможно, продолжение «Иглы» – если оно когда-либо состоится – будет полностью анимационным.
Д.М.: Тянуть друзей в свои проекты – естественно. А то, что сайт Doping Pong озвучен Messer Chups, и их музыка звучит на наших выставках, сделала из нас своего рода симбиоз. На радиоэфирах меня часто спрашивают о том, когда новый концерт Олега Гитаркина, будто я член группы, а наши образы с нарисованными гиенами и Светой Зомбиреллой давно стали самыми узнаваемыми имиджами Messer Chups по всему миру. Подарив тебе альбом Messer Chups с нашим оформлением, я хотел обратить твое внимание на самое интересное, по моему мнению, явление на современной сцене и предложил использовать в кино. Ты сразу оценил серф-рок Олега и, мне кажется, гениально связал безумную по энергетике музыку с сумасшедшей линией Спартака, которая в оригинальной «Игле» состояла из ретрошлягеров минувших лет. В «Remix» будут две сцены, где прекрасная бас-гитаристка «Messer Chups» дебютирует в большом кино.
«Messer Chups» будут озвучивать графику Допинг-понг и линию Спартака или они как-то еще будут реализованы в «ИглеRemix»?
Р.Н.: Я намерен вплести гипнотический серф не только в звукоряд, но и в видеоряд фильма, и тем самым сделать участие «Messer Chups» максимально органичным, неслучайным. Если я услышал эту музыку в фильме, значит, я могу ее и увидеть. Сумасшедший мир Спартака должен создать тот самый необходимый контрапункт героической романтике Моро, на котором и будет во многом построена уникальная атмосфера «Remix». А сцементирует эту, казалось бы, несовместимую смесь Доктор Мамонов – единственный персонаж, который будет иметь два лица и две жизни.
Д.М.: Однажды вечером за столом Георгий Гурьянов сказал: «Главное – не испортить кино». А ты ему ответил: «Как мы все можем что-то испортить? Что бы мы ни сделали, это будет круто!» И ты прав. Каждый из участников проекта уникален по-своему и, собравшись в такую компанию, невозможно сделать что-то плохо. И то, что право на все это дает сам автор произведения, развязывает всем участникам и руки, и фантазию. Есть вещи, которые не испортить. Существуют настоящие ИДЕАЛЫ.
Как красавицы, которых как ни порти, все равно они остаются чистыми. Как гениальная литература, которую как ни уродуй, все равно она звучит сквозь века. Шекспира могут ставить в сельском любительском театре, а он все равно прорывается каждым словом и образом. Достоевского убивай, публикуя в журналах с продолжением, как комиксы, а все равно – какой-нибудь монолог Свидригайлова слышишь – и наплевать на форму, в которой это подано – такая это мощь.
Поэтому так здорово – общаться с реальным искусством и крутыми парнями… Потому что их в принципе ничем не испортить… И что бы они ни сделали, это будет замечательно. Это как звезда, которая приходит на дурацкое мероприятие и освещает его собой. Это крайне редкий дар.
И Виктор – тот, кто этим даром обладал в полной форме, – помог собраться двум поколениям вместе. Для того, чтобы прийти в кинопрокат будущего года и показать хотя бы одно кино, которое зритель не забудет сразу, выйдя из кинотеатра, и будет его смотреть не две недели, а следующие двадцать лет.
Рашид Нугманов: любовь, политика и рок-н-ролл, или Все на «Иглу!» (2009)
Рашид Нугманов: Смотри, Дима, что пишет мне один человек: «И вот я сижу за столом и печатаю этот текст. Рашид, здравствуйте и спасибо вам за то, что показали нам «непапино» кино и вашу личность. Вы легендарный человек. Помните, практически только вы можете открыть нам неувиденные грани и осколки того времени. С нетерпением ждем переиздания «Иглы» и ее продолжения. Дайте еще глоток этого воздуха. Рашид, он так сладок. Он как наркотик…». (Дружный хохот Р.Н. и Д.М.)
Дима Мишенин: Рашид, где ты был двадцать лет назад?
Р.Н.: В это самое время я приземлился в Западном Берлине на Фестивале, где была мировая премьера фильма «Игла». И впервые пересек границу Советского Союза.
Д.М.: А что ты делаешь спустя двадцать лет?
Р.Н.: Не поверишь, но то же самое. Через пару дней полечу в Берлин, где устраивают три юбилейных показа «Иглы», и буду выступать перед публикой.
Д.М.: А что было между этим и тем показом «Иглы»?
Р.Н.: Жизнь.
Д.М.: Вся жизнь?
Р.Н.: Ну, приличный кусок этой жизни.
Д.М.: И как ты его охарактеризуешь тремя словами?
Р.Н.: Рок-н-ролл.
Д.М.: Секс, драгз энд рок-н-ролл?
Р.Н.: Секс без драгзов. (Смеется.) Значительную часть этого времени заняло занятие политикой. Ты знаешь, что когда Советский Союз сломался, то какое-то время – короткое, в 90-х, политика была крутой вещью. Это сейчас она опять стала скучной. Люди адаптировались к новым правилам. А тогда, когда их не было – рок-н-ролл умер и что-то должно было появиться вместо него. Это оказалась политика.
Д.М.: Значит рок-н-ролл, любовь и политика?
Р.Н.: Да. Тогда в эти годы быть в политике и оппозиции – был полный рок-н-ролл.
Д.М.: А как так получилось? Что ты, став культовым кинорежиссером, решил ринуться в политику?
Р.Н.: Я такой человек. Когда оглядываюсь назад, понимаю, что я всегда резко менял свои занятия. И «Иглу» снял резко и все делал по велению души. Я никогда не занимаюсь чем-то планомерно. Наверное, с той же самой «Иглой» было бы просто, достигнув успеха, почивать на лаврах, когда меня по-хулигански выбрали первым секретарем Союза кинематографистов Казахстана. Я ведь еще был студентом ВГИКа. Впервые в истории творческих союзов, которые были созданы Сталиным, руководителем его стал студент.
Д.М.: Студент, который к тому же сделал полнометражную картину всесоюзного масштаба…
Р.Н.: Я все это делал, потому что мне было интересно. Я могу запросто, достигнув чего-то, пойти в другую сторону, если мне это перестает быть интересным. Например, сидеть в Союзе кинематографистов мне было совершенно неинтересно. Поэтому я оттуда и ушел. Я не хотел становиться чиновником от кино. У меня такой задачи не было. Я, в общем-то, и в полном смысле и кинематографистом себя не ощущаю.
Д.М.: Ты просто попробовал. Ты экспериментатор.
Р.Н.: Я просто Рашид Нугманов. Я могу снимать кино, могу писать стихи, могу заниматься архитектурой, могу пить вино, могу заниматься политикой или разговаривать с Димой Мишениным. Понимаешь? Большой разницы между всеми этими вещами нет. Это все – жизнь. Вот так мы и «Иглу» снимали. Это не было профессией. Это не было выполнением какого-то задания. Ничего подобного. Мы просто воспользовались возможностью на халяву снять полнометражный фильм со своими друзьями. Я получил уникальную возможность полной свободы в выборе актеров и обращении со сценарием. И мы сразу это использовали. Это не было частью пятилетки. Это было частью нашей жизни. И съемки не отличались от вечерних посиделок после съемок. Все это было одно. Вот как сейчас с тобой, мы сидим с Виктором. Что-то придумываем сегодня. А завтра снимаем. Все это непрерывное течение, которое камера только и успевает запечатлеть. Слава богу. Потому что за ней стоял мой брат. Я, кстати, вспомнил, что недавно посмотрел на «Ютубе» чудом сохранившуюся запись с нашей пресс-конференции в Одессе на кинофестивале «Золотой Дюк». Там кто-то меня спросил: Что такое «Игла»? В каком жанре она сделана? Тогда это было новое кино и очень нетрадиционное, и люди многие терялись в определениях. На что я ответил (и, по-моему, это самое точное определение «Иглы»): «Игла» – это документальный фильм о том, как Виктор Цой, Петя Мамонов, Саша Баширов и другие мои друзья под моим руководством играем в кино по заданному сценарию».
Д.М.: Отлично сказано. Потому что многие действительно понимали, что это же Цой! А это – Мамонов! Но при этом изображают, что кого-то играют. Забавно!
Р.Н.: Но при этом все равно остаются собой.
Д.М.: На самом деле то, что мы сейчас пытаемся с тобой сделать в «Игле Remix» – это доведение твоей идеи до Абсолюта. Потому что теперь действительно ВСЕ знают, что это Цой и Мамонов. Тогда ты еще их открывал. Для тусовки они были звезды. Но на всесоюзный уровень и к народу они пришли именно через твое кино. И для народа это все равно оставался художественный фильм, а они – актеры. Но то, что будет сделано сейчас, действительно, как ты сказал: настоящие рок-звезды Виктор Цой и Петр Мамонов, которые играют у Рашида Нугманова в свое кино. Через двадцать лет твои слова и формулировки более точны, мне кажется, чем тогда.
Р.Н.: И тот метод, которым мы делаем ремикс «Иглы», точно такой же, каким мы снимали оригинальную «Иглу». Мы обсуждаем что-то с тобой, и то, что нам нравится, мы осуществляем. И не потому, что нам надо это сделать, а потому, что это часть нашей жизни…
Д.М.: Да потому что это в кайф…
Р.Н.: Да, именно в кайф… Мы живем, и поэтому делаем.
Д.М.: Почему у тебя вообще появилась идея «Remix»? Много ходило слухов, что будет анимационная Игла-2. 3D. И вдруг – «Remix»!
Р.Н.: Это все независимые друг от друга вещи. Они параллельные. «Remix» у меня возник следующим образом. Все эти годы, когда «Игла» выходила сначала на VHS, потом на DVD, я смотрел и видел, что она была ужасного качества. Но я же знаю, что мой негатив можно выпустить качественно. Но я занимался, как я уже упоминал, другими делами, но мысленно вновь и вновь возвращался к этому и, наконец, не выдержал, плюнул и решил для себя, что к двадцатилетию нужно выпустить хотя бы один приличный DVD, по качеству отвечающий современным стандартам. Я поехал в Алма-Ату и начал переговорный процесс с Казахфильмом. С руководством Министерства культуры и информации «Казахстана» о том, чтобы мне дали права на «Иглу». Чтобы я отреставрировал ее и выпустил в отличном качестве. И перезаписал бы звук из моно в пятиканальный, сделал бы картину широкоформат и hi-def и так далее. Ну и через несколько месяцев переговоров мы достигли соглашения и все подписали. Я получил права и приступил к работе. И вот когда мы начали планировать работу, я понял, что почти за те же средства, которые у нас уйдут на реставрацию, ну почти за те же, можно сделать новую версию.
Д.М.: У тебя на самом деле произошел флэшбэк. Ты вдруг почувствовал, что можешь снова всех собрать и сделать что-то новое.
Р.Н.: А почему бы и нет? Первоначально идея была такая: на Западе существуют прецеденты повторного выхода картины на экран. К примеру, «Звездные войны». И я подумал, почему к двадцатилетию не перевыпустить «Иглу». Сама тема остается актуальной.
Д.М.: Действительно, это один из немногих перестроечных фильмов, остающихся актуальными спустя два десятилетия.
Р.Н.: Тема нестареющая, и она всегда будет присутствовать: с одной стороны – наркотики, а с другой – давно ушедшая любовь, которую люди попытаются вернуть, – словом, она вневременная. И в то же время фигура Виктора Цоя не только не ушла и не поблекла, а выросла до космических размеров и превратилась в легенду. И я думаю, он заслуживает того, чтобы новые поколения снова посмотрели его на экране и испытали те же чувства, которые испытывали их родители и старшие сестры и братья в конце 80-х. А следующие мысли были такие: выпустить оригинальную «Иглу», которой все-таки по своей форме вызову совсем другой заряд? «Игла» ведь вышла во времена Перестройки. А сейчас, спустя двадцать лет, – другое время. Нет ли смысла для выхода на экран что-то подмонтировать, что-то добавить, что-то объяснить, что непонятно нынешним молодым людям. И так вот родилась идея новой версии. Притом это не режиссерская или полная версия, как ее называют. Удаленные сцены и так далее. Нет! Это абсолютно новое. Эти сцены, которые будут в новой «Игле», – их не было в старой. Потому что все не вошедшие сцены были уничтожены «Казахфильмом». Их не существует в природе. Мы не можем этого сделать. Но для того, чтобы этот фильм расширить и многие вещи объяснить, его надо доснимать. Вот так совершенно естественно возникло в голове это новое направление кинематографа – ремикс. Это не ремейк, когда фильм переснимают заново. Не приквел и не сиквел. Ни начало, ни продолжение истории. А это та же самая история, но рассказанная по-новому через двадцать лет. Но с теми же самыми актерами. На основе того же материала. То, что в музыке уже существует не первое десятилетие. Откуда этот термин ремикс и идет. Ты берешь существующие материалы…
Д.М.: И делаешь их более актуальными.
Р.Н.: В музыке ты берешь аудиодорожки… А у нас и аудио-, и видеодорожки. Потом дополняешь новым материалом, микшируешь вместе и создаешь новое произведение. Поэтому в названии сохранено слово «Игла» и добавлен термин «Remix». Я надеюсь, это станет первым прецедентом внедрения нового направления в кинематографе.
Д.М.: А как думаешь, только ты будешь продолжать это делать или другие режиссеры за тобой последуют и тоже попробуют сделать ремиксы на свои картины?
Р.Н.: Думаю, рано или поздно эта идея придет ко многим людям. Если она ко мне пришла, значит и к другим придет. Независимо от того, я их к этому подтолкну или не я. Но я хочу запустить первым термин «ремикс» в приложении к кинематографу, а не к музыке.
Д.М.: Тебе стало опять интересно экспериментировать, а не идти проторенной дорожкой.
Р.Н.: Я вообще люблю провоцировать людей. Чтобы они как-то мозгами начали шевелить. Кино – это не просто зрелище. Хотя я тоже отношусь к «Игле» как к зрелищу. Оно должно радовать взгляд, а иногда и пугать. Но в то же время я хочу, чтобы оно хоть чуть-чуть заставляло шевелиться мозги. Открывало что-то новое.
Д.М.: Чем в «Remix» будет кардинально отличаться от старой картины? Там будет новый Виктор Цой?
Р.Н.: Виктор Цой, безусловно, там будет, причем такой, какого широкая публика не видела. Но в роли того же самого персонажа.
Д.М.: Просто первый вопрос, который мне задают, когда узнают, что я работаю с тобой на фильме «Игла» – один и тот же: а кто будет играть Виктора Цоя?
Р.Н.: Ответ простой, и ты его знаешь: Виктор Цой.
Д.М.: И все начинают злиться, когда слышат этот ответ, думая, что я их разыгрываю. Потому что этого быть не может. А ведь мы-то знаем, что это так.
Р.Н.: Ну и пусть злятся.
Д.М.: И начинают гадать: «Наверное, у вас есть не вошедшие в фильм материалы».
Р.Н.: Удаленных нет. Но материалы есть. Которые совершенно точно ложатся туда.
Д.М.: Мне кажется, ответ может быть только один: в нашем фильме снимается Виктор Цой, и такой, каким вы его еще не видели. И все, кто не верят, увидят это, когда фильм выйдет на экраны.
Р.Н.: Да. Все так.
Д.М.: «ИГЛУ Remix» делает та же команда, что и оригинальную – от актерского состава до звукооператора и оператора. Но ты все-таки решил подключить к проекту Doping Pong и Messer Chups – вовлек новые ресурсы. Это входит в твою философию ремикса?
Р.Н.: Конечно. Ремикс и состоит в том, чтобы существующие материалы переписать по-новому. Ты можешь перемикшировать Аллу Пугачеву с Бахом и с ударными Джона Бонэма. Это стиль, который родили диджеи и который вырос до направления в искусстве. И когда это сделано хорошо – это здорово. И мы намерены делать это хорошо. Поэтому мне необходимы новые материалы, чтобы старый заиграл еще сильнее.
Д.М.: То есть ты не видишь проблемы конфликта между поколениями?
Р.Н.: В самой оригинальной «Игле» музыка Цоя соседствует с музыкой Магомаева и Эдиты Пьехи. И это прекрасно уживается. Так же будет и здесь. Только ту музыку будет исполнять Мессер Чупс, которые точно попадают в дух «Иглы» и линию Спартака. А в «Remix» линия Спартака будет проработана еще лучше. Люди найдут ответ на вопрос: а чего же он ему должен был денег, и за что, и сколько. Вообще к «Remix» можно относиться по-простому. Это «Игла объясненная». Все эти годы мне задают много вопросов: «А что этот? А что тот? А что там?» Огромное количество вопросов! Все потому, что изначально я делал оригинальную «Иглу» как бы максимально пустой в драматургическом смысле. Такой, знаешь, дзен я творил из «Иглы». Везде, где сценарий уходил в частности, я эти частности отсекал и убирал. Чтобы допустить множественные толкования. Почему Спартак ему должен? Я убрал поводы. Как села на иглу Дина? Я убрал. Даже такая мелочь, когда собиратель анаши кричит: «Ты меня не узнал?» Я тоже убрал. И так далее. Оригинальная «Игла» уникальна для меня тем, что я сумел и смог осуществить там принцип дзеновской пустоты, в которой нет ничего и есть все. И ты можешь ее толковать как тебе угодно. И сейчас этот принцип для нас положительно сказывается. Он дает нам огромные возможности делать «Remix». Потому что мы можем сейчас все сюжетные линии наполнять содержанием. И при том это только один из возможных ремиксов! Вариаций и толкований может быть множество.
Д.М.: А почему тебе вообще пришла мысль внедрить 2D-графику Допинг-понг? А не ограничиться досъемками или заказать 3D-анимацию?
Р.Н.: А это уже перекликается с вопросом, которые многие задают давно: «Когда будет ИГЛА-2»? Меня еще при жизни Цоя спрашивали, будет ли продолжение «Иглы» и когда. Пока был жив Виктор, нам хотелось сделать что-то другое. Не хотелось возвращаться и капитализироваться на успехе. И мы откладывали. А после его гибели этот вопрос был для меня снят. Теперь продолжение «Иглы» можно было делать с актером, играющим Виктора Цоя. Либо тогда его убить в «Игле». И без него продолжать. И то, и другое для меня не имело смысла. Для меня это фильм о Викторе, играющем этого персонажа. Но мы сразу с ним на этом сошлись. Что он не будет никого играть и будет оставаться самим собой. Это тот принцип актерской игры, о котором я ему рассказывал. Принцип Джеймса Дина. Это не система Станиславского. Если бы сейчас его кто-то стал изображать, то это бы полностью противоречило этим принципам. Я не вижу в этом никакого смысла. Поэтому я отвечал: Виктора нет – продолжения без него невозможно.
Пока прошлым летом ко мне не подошел один соавтор сценария, Бахыт Килибаев, и не сказал: «Давай сделаем анимационный ремейк «Иглы»». Я никогда не думал о 3D и анимации. Это, наверное, единственная техника, в которой я бы мог поработать с образом Цоя. Потому что никто бы его не играл. Это была бы ожившая живопись. А живопись – это искусство. Виктор сам был искусством. Эта идея стоит того, чтобы о ней думать. Но только зачем делать ремейк… Надо делать тогда продолжение. Но для этого я должен увидеть историю, которая меня зацепит… На что Бахыт согласился и сказал: «Да, ты прав. Надо делать продолжение. Давай думать». Рисунки и анимация для меня являются единственной возможностью поработать с Виктором Цоем, и его Дух там будет присутствовать. А иначе Вася Пупкин должен притвориться Цоем, мы должны притвориться, что верим ему, что он Цой, а зрители должны притвориться, что верят нам…
А потом, уже после идеи анимационного продолжения, пришла идея «Remix». И когда возникла необходимость в досъемках – если с Сашей Башировым, с Мариной Смирновой и с Петей Мамоновым – это все возможно, то с Виктором – нет. И если необходим Виктор, в тех сценах, где у нас нет материала с ним, который мы можем вмонтировать, то там естественны только рисунки. Причем я не хочу туда вводить мультипликацию. А именно рисунки в том стиле, который разработали вы – 2D, строгая графика в стиле граффити. Сначала фотографии, которые появляются в «Remix», будут нарисованными. Потом через эти фотографии мы увидим нарисованные истории, как комикс. Это больше отвечает духу «Иглы», чем 3D-анимация.
Д.М.: В принципе, как так получилось, что чистый андеграунд (я не рассматриваю вариант Сергея Соловьева с «Ассой», когда коммерческий режиссер снимает коммерческий фильм, привнося туда элементы андеграунда) оказался хитом проката? Это же невозможная в принципе вещь.
Р.Н.: Думаю, это было востребовано в те годы. Как ленинградский рок. Питерские рокеры были полными маргиналами. Все концертные залы и телевидение были заполнены эстрадой. И вдруг в тот период, во второй половине 80-х, они смогли выходить на массовую аудиторию и стали собирать стадионы. А до этого заполняли только квартиры. То же самое было и с фильмом «Игла». И этот стиль, и люди, которые в нем снимались, и тема оказались такими востребованными, что люди повалили массами. Это было альтернативное кино и веянье новой эпохи. Я много тогда ездил по стране и представлял «Иглу». И мне часто говорили такие смешные вещи, типа: «А можно нам вас и Виктора Цоя считать глашатаями перестройки?» (Смеется.)
Д.М.: В общем, вы попали на гребень волны!
Р.Н.: Да. Если бы эта картина появилась раньше, ее положили бы на полку, и она бы не вышла. А позже – ее никто бы не увидел, потому что разрушилась вся система проката и вся страна. Все сломалось. В кинотеатрах перестали показывать отечественное кино и стали крутить пиратские американские копии. Большинство кинозалов позакрывалось вообще. Словом, мы попали в то счастливое время, когда еще существовала мощная система кинопроката и киносети – напечатано было больше 1000 копий. Фильм смотрели по всей стране. Его смотрели целый год. «Игла» вышла на экраны в феврале 1989 года, а следующую зиму и весну я видел ее еще в репертуарах кучи кинотеатров. Везде была «Игла». Целый год. Это фантастика! Значит, директора кинотеатров ее не снимали с проката, так как люди все еще активно ходили, и она давала хорошие сборы.
Д.М.: А на тебя свалились деньги и слава? (Смеется.)
Р.Н.: Да. Международная известность! Посты! Я стал художественным руководителем студии художественных фильмов на «Казахфильме». Я об этом никогда не думал. Для меня все это было неважно. Я, разумеется, отдавал отчет, что мы делаем нечто потрясающее. Конечно, мы понимали все. Я сомневался в одном. Что наш месседж дойдет. Никто не ожидал, что стена так быстро сломается. Смотри, в 1986 году мы снимали «Йя-Хха» о питерской инди-сцене. За нами гонялась милиция. У нас пытались отнять камеру. Меня вызывали в отдел культуры и комсомольскую организацию. Виктор Цой и группа «Кино», которые там снимались, – были в черных списках КГБ. В Москве ему запретили выступать. Он приходил в клуб, и там вырубали свет на выступлении. На квартирах проходили его нелегальные концерты, – кто нагрянет – всех схватят. В 1987 году мы начинаем снимать «Иглу». Чувствуем, конечно, ветер перемен. Но все равно – никакой уверенности в том, что наш фильм выпустят на широкий экран, не было.
Д.М.: В принципе, снимая в 1987 «Иглу», ты делал то же самое, когда снимал в 1986 «Йя-Хха», которую никто тогда не увидел? Ты так же выкладывался…
Р.Н.: Совершенно верно. Но время изменилось. Горбачев. Ельцин. В стране произошли перемены. И когда в 88-м году Госкино принимало картину – мы ее сдали в мае – июне, в стране возникла такая атмосфера, что стало опасно что-либо запрещать. Потому что гласность тогда расцвела полным цветом. Та гласность, которая разрушила старую идеологическую систему, казавшуюся нерушимой. Люди стали выражать все, что они думают. А те, кто запрещали, попали в опасную ситуацию – их могли привлечь к ответу. И вдруг стало опасно запрещать. Те, кто верил в «Иглу», стали за нее активно бороться и защищать. В результате картина была принята. Единственным замечанием Госкино стало: «Уберите титр «Советскому ТВ посвящается». На что я ответил: «Не уберу. Потому что в ленте используется много телеархивов, мы взяли много цитат из советских телепередач, поэтому и посвятили». Они думали, что и тут кроется какая-то провокация и издевка. Но сказали: «Ладно!»
Д.М.: Соловьев и ты двигались тогда параллельно. Привлекая в свои фильмы рок-тусовку. Но он не стал частью рок-тусовки, а ты всегда ею был. Как так?
Р.Н.: Потому что я сначала вошел в определенную тусовку, а потом стал снимать с ней фильмы. А не наоборот, как Соловьев, который просто запускал фильмы и привлекал людей, подходящих по теме.
Д.М.: А с кем у тебя были самые близкие отношения среди рокеров?
Р.Н.: С Цоем, конечно. А первым рокером, с которым я познакомился, был Кинчев.
Д.М.: И начался твой рок-н-ролл?
Р.Н.: Начался он гораздо раньше. В начале 60-х. Когда я был ребенком и на меня обрушился рок-н-ролл. Я услышал записи, которые приносил старший брат домой. На пленке Тип 2, склеенной ацетоном, ужасного качества. На магнитофонах «Днепр» и «Маг-59» из них доносились жуткие и чарующие новые звуки. Это был Чак Берри, Литтл Ричард, Джерри Ли Льюис, Элвис Пресли и Эдди Кокран… Потом были «Битлз» в году 1963… В 1964 пошла мания… Музыка стала моим мировоззрением. Я помешался на роке. И он стал для меня всем. Эта музыка вошла в абсолютную вибрацию с моими внутренними жилками, мозгом, чувствами, глазами и ушами. Вся моя жизнь проходит под рок. Для меня это не просто звуки и образы. Для меня это в первую очередь стиль жизни и взгляд.
Д.М.: Как трансформировались твои музыкальные вкусы в течение десятилетий?
Р.Н.: Я слушал все! Как меломан. Но среди всего были столпы, которые оказывали наибольшее влияние. Сначала это рок-н-ролльщики. Потом «Битлз», которые произвели взрыв. Как сказал один мой приятель, – нам дико повезло, «мы попали к рок-застолью», все рождалось на наших глазах. Вся эта революция с архитектурой, живописью и литературой. Невероятный взрыв креатива 60–70-х. Все это создавалось на виду. И это была настоящая магия. А сколько было надежд на будущее, когда пришла «Власть цветам», и когда сотни тысяч молодых людей снялись со своих мест и отправились на поиски идеалов! Послевоенное поколение отказалось от наследия отцов и войны. Это продолжалось многие годы, и я прошел все этапы вместе с ними.
Д.М.: Так ты был хиппи? (Хихикает.)
Р.Н.: А кто из нас не был? От твистов и шейков я пришел к Бобу Дилану и психоделии. А потом – к арт-року типа King Crimson. А потом возникли Led Zeppelin! Все выходило с каждым разом на новый уровень и обогащало нас все больше и больше. Неимоверное количество звезд, которые исполняли не просто попсню. А создавали целые миры, стили и философию. Это очень здорово – идти от Pink Floyd к появлению панка. В тот период – середины 70-х – панк-рок вселил много надежды. Потому что многими из нас стали овладевать тревога из-за засилья диско, которое нам ужасно не нравилось. И когда возник панк, мы расслабились. Рок не умер! А ведь было ощущение, что он вот-вот погибнет. Конечно, номер один были Clash. Sex Pistols мне нравились сырой энергией и продолжением линии Игги Попа, и как реинкарнация Stooges. Но «Клэш» в музыкальном смысле мне были интересны, и эти политические обертоны тоже. Затем пошла новая волна. The Cure, B52, Talking Heads. Новые романтики Roxy Music и Брайан Ферри. Ты взрослеешь вместе с рок-н-роллом, все при тебе рождается и при тебе разветвляется, и ты любишь все это дерево, так как видел, когда оно только начинало расти.
Д.М.: А сам ты не пытался стать частью рок-культуры? Поигрывал на гитаре?
Р.Н.: Пытался, пытался. (Смеется.) У меня даже есть записи 1975 и 1976 года. Была группа «Бездельники». Панка еще не существовало. И когда он появился, мы подумали, что они у нас все утащили. Вот бобина, на которой все наши записи.
(Рашид берет в руки оформленную вручную бобину.) «Де Слаггердс». Писали на английском. Чтобы сильно не травмировать народ. (Смеется.) А вот здесь даже на обороте обложки написана наша история. Я тебе переведу. Там есть нецензурные выражения, учти! (Смеется.) «Один парень по имени Гарри встретил другого парня по имени Кит». Это я был Гарри, а мой приятель – Кит. «Они были бездельниками и сукиными сыновьями. Потому что они разговаривали следующим образом:
– Слушай, Кит. Я хочу трахнуть кого-нибудь. Ты знаешь кого-нибудь, кого можно было бы трахнуть?
На что тот отвечал:
– Я тоже хочу этого, Гарри, и у меня для этого есть чувиха.
И он привел эту девчонку домой к Гарри. Оказалось, что она хорошо играет на гитаре. И у нее был приятный голос. У Гарри не было приятного голоса, но у него был магнитофон «НОТА». И поэтому они втроем создали рок-группу. И назвали себя Бездельники и сукины дети».
На фотографии в оформлении я – Гарри, Кит – Кайрат, а это – та самая девочка, вот она здесь. Которая сначала с ним гуляла, а потом, когда я с ней познакомился, со мной стала гулять. Она живет сейчас в Москве.
Д.М.: И о чем же пели «Бездельники»?
Р.Н.: У меня была большая коллекция пластинок, и на многих печатались песни на английском. Мы брали эти стихи и использовали в самых безумных комбинациях на свою музыку. Прочту тебе названия: «Сукин сын бездельник», «Джингл Джангл», «Зеленый волк», «Давай проснемся утром», «Любимый и потерянный», «Мэджикал мистери тур», «Ревнивец», «Трудно», «Трудно быть стариком», «Я устал», «Я тебя люблю», «Какая-то песня», «Деньги», «Затмение». «Имэджин» даже есть, – берем стихи «Имэджин» и кладем на свою музыку. В те годы мы не верили, что на русском языке можно петь рок. И меня в этом разубедили только первые записи «Аквариума».
Д.М.: А как к тебе попал «Аквариум»?
Р.Н.: Так же, как и все остальное. Я коллекционировал винил, ходил на толкучку. Там и появлялись кассеты. Но когда там продавали «Машину времени» и «Самоцветы», мне было пофигу. Я был глубокий сноб и скептик. Я считал, повторю, что по-русски невозможно делать рок. А потом ко мне попали первые альбомы «Аквариума» – «Треугольник» и «Акустика» – Гребенщиков доказал мне, что это возможно, и я стал слушать и внимательно относиться ко всему, что приходило из Питера.
Д.М.: Бездельник – это призвание?
Р.Н.: Это образ жизни.
Д.М.: А почему ты потом решил стать архитектором?
Р.Н.: Архитектором я оказался, потому что у меня на лестничной клетке был сосед архитектор. Мне было интересно, чем он занимается. И когда пришла пора выбирать институт, а у меня вся семья – медики, – стали толкать в медицинский. А меня туда совсем не тянуло. Я понимал, что там нужно серьезно учиться, а потом людей лечить. А я совсем другой человек. Ну, ты представь меня, что я пойду и буду резать кого-то. Архитектура – это рисование, которое я любил, и полет фантазии.
Д.М.: У тебя пинк-флойдовский подход! Они же все тоже архитекторы.
Р.Н.: Да! Поэтому у меня особых сомнений и не было. Я решил для себя, что иду в архитектурный, и жестко заявил об этом родителям. Они одобрили, и я поступил.
Но благодаря группе «Бездельники» у меня накопилось в итоге часов сто тридцать прогулов, наверное, в учебный год семьдесят пять – семьдесят шесть. И меня чуть не выгнали из института, но я умудрился в академический отпуск уйти. И стал ездить. Мы с братом ездили в тайгу. Охотиться научился, верхом ездить. Жили в тайге.
Д.М.: Словом, безделье процветало.
Р.Н.: Да. Потом вернулся в институт и быстро его закончил. И по распределению пошел на три года работать в контору. И это были единственные три года в моей жизни, когда я сидел на рабочем месте от звонка до звонка. Но когда я отработал этот положенный срок, я тут же бросил работать и ушел в Общество охраны памятников истории и культуры Казахстана. Где можно было свободно на работу ходить и главное – бесконечно ездить по стране. И я объездил весь Казахстан в экспедициях. Обнаружили там около 500 разных артефактов, которые описали. Это было здорово! Я узнал страну. И вообще мне нравится все время быть в дороге. Я чувствую, что меня все время что-то вперед толкает. Обожаю путешествовать!
Д.М.: Да ты просто кочевник!
Р.Н.: Да. Я в душе кочевник.
Д.М.: А когда ты впервые взял в руки камеру?
Р.Н.: Впервые в десятом классе. Первый фильм я снял зимой с 70 на 71-й год. В горах. Назывался «Снежная банда». Там безумные типы ходили по лесу в масках-чулках, и я тоже ходил и исполнял одну из ролей. Мы грабили и убивали людей. У меня сразу получился игровой детектив. И одноклассники играли в нем. Возможно, он чем-то напоминал ранние фильмы Юфита. Но без некрореализма, однако с большим количеством убийств и крови.
Д.М.: То есть тебя сразу привлекало криминальное кино.
Р.Н.: Криминал такой, да. Потом второй фильм, который назывался «Згга» я снял в 1977 году.
Д.М.: На волне головокружительного успеха с группой «Бездельники»? (Смеется.)
Р.Н.: (Хохот.) Нет. Снимал я не с ними. Я снимал с двумя своими хорошими товарищами из архитектурного института. Это был достаточно абстрактный фильм. Причем он начинался с кадра, который я потом обнаружил в одном фильме Тарковского. Камера наезжает, и двери белые открываются в черноту. Это был такой фильм, словно бред какого-то человека, который просыпается рано утром. Который заканчивался тем, что некий проповедник сидит на горе и толкает новую религию людям. И в руках у него новая Библия, и он переворачивает страницы, а они все белые и чистые. То есть ты можешь эту религию как угодно воспринимать. Она чистая и белая. Но потом приходят два черных чувака в черных одеяниях до пят. В противочумных масках с длинными черными клювами. И убивают проповедника. И книгу режут, а из книги течет кровь. Этот фильм сохранился. Его надо бы отсканировать. «Снежная банда» на 8 мм, может быть, у кого-то и валяется. Но смог ли он сохраниться с января 71-го года? А «Згга» у меня лежит. И как бонус я его хочу выложить.
Д.М.: Ты же не помнишь почти ничего, а это может оказаться оккультный шедевр на уровне Кеннета Энгера.
Р.Н.: Не помню. Может, конечно. Я боюсь его даже трогать, чтобы он не посыпался. Я сделал его от души.
Д.М.: Вдруг у тебя было религиозное озарение!
Р.Н.: Я не знаю. Может быть. После «Згги» я закончил архитектурный институт. Построил несколько домов в Алма-Ате. И потом, когда мне надоело ездить, пришло решение поступать во ВГИК. Оно пришло на нарах, кстати. На военных сборах. В 84-м году. В феврале. Так случилось, что я встретил там свое тридцатилетие, 19 марта. Выпили мы водки. То да се. Я лег на нары. Вот мне и тридцать лет стукнуло, думаю. Чем буду заниматься следующим летом? Опять – в экспедиции? Или дома строить? Надо опять себе бросить вызов. А что если поступить в Москве в институт? Про кино я тогда еще не подумал. Я выбрал два института, в которые сложнее всего поступить – МГИМО И ВГИК. Где самые большие конкурсы. Потом, думаю, МГИМО – нет. У меня и комсомольский билет потерялся. И проблемы у меня были, когда я из института чуть не вылетел. Биография не подойдет. Не примут. Послужной список там нужен партийный и правильный. А вот ВГИК мне более близок, ведь я уже снимаю фильмы. И наверняка туда девчонок куча приедет, актрисочек будущих. Не поступишь – хоть нахохочешься! Вернулся со сборов и пошел на студию «Казахфильм». А там уже работал мой хороший товарищ, с которым мы работали в Обществе охраны памятников. Он был главным редактором студии. Я ему рассказал про свою идею поступить на сценарный факультет. Он сказал: «Зачем сценарный?! Иди на режиссерский! И в этом году как раз не надо даже в Москву ехать!» Я при этих словах, признаться, немного скис: в Москву очень хотел. «Потому что ВГИК приедет в Алма-Ату набирать комплексную казахскую мастерскую. Куда войдут режиссеры, сценаристы, художники и операторы. Вот такая идея!» Вообще-то я думал, что для бездельника профессия сценариста лучше всего подходит. (Смеется.) А потом понял, что для бездельника лучше работать режиссером… (Дружный хохот Р.Н. и Д.М.) Сценаристу надо что-то писать, а режиссеру вообще ничего не надо делать! Только чтобы двигалось что-то перед глазами, и ты говорил бы – нравится тебе или не нравится. И потом весной приехал Соловьев. Я познакомился с ним напрямую, и Лебешев Павел, оператор талантливейший, с ним приехал, я пригласил их в гости. А у нас дома как раз выставка была работ разных художников. Ему понравилось. Он увидел, что люди тут живут богемной тусовкой. Художники, музыканты и поэты. Потом был официальный отборочный конкурс, который, разумеется, мы прошли. Потом, к моей радости, нам назначили второй тур в Москве… Мы приезжаем в Москву…
Д.М.: У тебя-то была одна цель – в Москву, в Москву!
Р.Н.: Да, к московским девчонкам. И я поступил. Начал работать и заниматься, стал глубже и глубже припадать. Сначала делал спектакли и начал ощущать профессию. Хотя я и не отношусь к ней как к профессии. Для меня это образ жизни. И я понял одну вещь. Режиссером невозможно стать! Нужно им просто быть. Я его раскрыл в себе. Но я был им всегда. Люди сильно заблуждаются, считая, что режиссуре можно научить. Невозможно! Ее можно открыть в тебе, если попадется хороший педагог. Но если этого нет, то никто ничего сделать не сможет. Ты можешь научиться быть ремесленником, сильным или слабым, но режиссером ты не станешь. И многие, кто это обнаружил, выбрали другие профессии. Я открыл и был абсолютно в этом счастлив и органичен. Сначала мы сделали много спектаклей на сцене. Я выработал свой собственный стиль: работал только с непрофессиональными актерами и друзьями. Ну и параллельно знакомился с рок-тусовкой. Потому что, не забывай, что рок для меня всегда был первоосновой. Сначала я познакомился с Костей Кинчевым, потом с Борей Гребенщиковым, с которыми у нас были теплые и хорошие отношения. А потом с Виктором. С Майком Науменко, конечно. И так все завертелось, что я с Виктором сблизился больше всех и потом уже жил у него постоянно, когда приезжал в Питер, на проспекте Ветеранов. А в Питер я влюбился! Когда впервые приехал туда в 73-м году.
Д.М.: Это тебя и отличает от всех режиссеров того времени – ты был единственный на тот момент человек из рок-среды.
Р.Н.: Для меня это было естественно. Безусловно. Соловьеву я открыл весь андеграунд. Он до меня ничего не знал о русском роке. И вообще о роке. Я дал ему толчок своими ежемесячными постановками внутри ВГИКа. У меня играли всякие панки под музыку «Кино» и «Джунглей». Анатолий Васильев и Сергей Соловьев, два педагога, нас еще как дрючили всеми этими обязательными занятиями. Вот я и оттягивался. Я надавал кассет Соловьеву, которому понравилась музыка на моих спектаклях, и он особенно запал на Гребенщикова. Он просто хохотал, слушая его. Также он увидел у меня и Александра Баширова. «Йя-Хха», свой первый официальный фильм, я стал готовить в 1985 году. А снял в мае 1986-го, когда потеплело. Ему очень понравилось, и он окончательно заразился питерским андеграундом.
Д.М.: И наверное тогда Соловьев впервые увидел Цоя и Кинчева? И у него появилась идея снять самому что-то такое же модное?
Р.Н.: Да. И Африканец появился и подсуетился, предложив себя как Бананана. И потом началась история «АССЫ». Я со своей стороны советовал на роль Бананана Саш Баша. Но это было бы абсолютно другое кино.
Д.М.: Но с Сашей Башлачевым это было бы твое кино, криминальное и более серьезное, наполненное драмой.
Р.Н.: И слава богу! У Соловьева получился такой легкий, задорный, с комедийным уклоном софт-рок фильм. У меня тоже присутствует комедийный элемент, но больше саркастически ироничный и злой. А у него – игривый и мягкий. Если у меня – более минорные ноты, то у него – мажорные гармонии. Поэтому для его стиля Бугаев Африка больше подходил.
Д.М.: Что ты делал, когда Соловьев задумывал «АССУ»?
Р.Н.: Я монтировал «Йя-Хху» и снял еще одно кино – короткометражку «Искусство быть смирным». Песня «Аквариума» с «Радио Африка» дала толчок. Я позвонил Боре и спросил, можно ли ее использовать. Он сказал, конечно. И она там прозвучала. Это в какой-то степени отголоски одного моего этюда, который я ставил на сцене. Он назывался «Алиса и Газ». Там героиня – девочка Алиса. В одной квартире собирается компания (в киноварианте действие переносится на дачу), двое парней и две девушки. И у них не получается коммуникации. Двое из них хотят трахаться, но двое других им мешают. Все оказываются совершенно разными людьми, идиллии не получается. Там есть смешные моменты и грустные. Но, в конце концов, расслабление приходит, и они веселятся. Но один чувак выходит на первый план и говорит: «Полгода спустя те, кто веселятся сейчас больше всех, поженились. А еще полгода спустя он покончил с собой, отравившись газом»…
Д.М.: Жесткий фильм «Искусство быть смирным». Про недостаток смирения.
Р.Н.: Конец… А почему и что – ты сам решай. Этот фильм тоже лежит на «Казахфильме», его тоже надо сканировать. И включить в бонусы к «Игле». Это тоже рок-фильм. Надо бы выпустить три DVD. Оригинальная «Игла». Второй DVD – «Igla Remix». А третий диск – бонусы-короткометражки: «Зга», «Йя-Хха» и «Искусство быть смирным».
Д.М.: На оригинальном DVD надо интервью с тобой, с Наташей Разлоговой и Сашей Башировым, Мариной Смирновой и Петей Мамоновым еще сделать. Классические, строгие. С золотым составом.
Р.Н.: Да. А в «Remix» в бонусах будем говорить о Doping Pong с галереей рисунков, о Messer Chups, о философии «Remix», о новой записи саундтрека вновь собравшейся группы «Кино». И я расскажу о присутствии образов Годара в «Игле» на примерах. Я хочу сделать коллекционное издание еще на Blu-Ray.
Д.М.: Рашид, после триумфа «Иглы» ты стал народным кумиром?
Р.Н.: Что ты… Отношение в Республике Казахстан, конечно, ко мне – как к легендарной личности. Притом что я ведь уехал в 1993 году… А когда люди покидают Родину, они еще каким-то ореолом таинственности покрываются. Нет пророков в своем отечестве. Как говорит Тельман – оператор «Йя-Хха» – культовый режиссер. Отношение ко мне как к достоянию нации. Я с этим сталкиваюсь, да.
Д.М.: Скажи, а что это за парадокс, по твоему мнению, что в то время появилось сразу несколько гениев: ты и Тепцов Олег с «Господином оформителем», которые сделали по одному шедевру и исчезли, оставшись явлениями?
Р.Н.: У каждого свои причины. Я никогда не планировал делать шедевры. Я просто живу и занимаюсь тем, что меня влечет. Допустим, меня привлекла моя жена (будущая). И я все бросил, уехал во Францию, полностью окунулся в любовь, и у нас появилось двое прекрасных детей. И это огромный кусок моей жизни. Важный! В котором я многое для себя открыл.
Д.М.: Это твое личное и персональное кино. Но со своими наградами и номинациями.
Р.Н.: Мы живем ограниченное количество времени, и, наверное, поэтому я не хочу разрабатывать одну жилку. Я из противоположной категории людей. Которые хотят максимально познать жизнь и себя в ней. Поэтому ты не можешь удовлетвориться клепанием шедевров. Тебе в ней все время что-то большее нужно.
Д.М.: Оказывается, есть что-то большее, чем гениальные художественные произведения, над которыми не властны века?
Р.Н.: Конечно! Жизнь. Гораздо больше любого творения!
Д.М.: Но жизнь проходит, Рашид, а шедевры вечны.
Р.Н.: Ну и что? (Смеется.) Физическая жизнь проходит. Твое исследование жизни – конечно. И ты можешь либо использовать ее для того, чтобы познать ее, либо для того, чтобы клепать шедевры. Одно из двух.
Д.М.: Я действую по настроению. То клепаю, то познаю. (Смеется.)
Р.Н.: Верно. Мне скучно постоянно клепать шедевры. Есть много вещей, которые надо для себя еще открыть.
Д.М.: И ты до сих пор их открываешь?
Р.Н.: Конечно, до сих пор. Та же политика – из этой области.
Д.М.: Кстати, расскажи про политику подробнее. Ведь ты не был депутатом и президентом? Как ты открыл ее для себя и себя в ней?
Р.Н.: Политик превращает политику в свою профессию и в свою конечную цель, которая может формулироваться как задача войти в правительство или стать президентом. Одни занимаются политикой, как ученые – аналитики и идеологи, спичрайтеры. Другие – с правовой точки зрения, третьи – с лоббистской: лоббируют интересы определенных кругов. Диссиденты занимаются ею, уже просто выражая свое мнение. Это все интересно. У меня все это сплавилось. И мне в политике было страшно интересно изучить, чем эти люди дышат. Раньше ведь для нас была просто картинка далеких пожилых людей из Кремля. А на наших глазах стала строиться новая политика. С одной стороны, мне было очень увлекательно узнать этот мир, который раскрывался передо мной. С другой стороны я хотел выражать свое мнение. И я его просто выражал, когда вдруг, совершенно неожиданно, столкнулся для себя вот с чем… Ты помнишь по юности, что в конце 80-х и начале 90-х ты мог абсолютно свободно выражать свое мнение без всяких последствий? Политика гласности победила! Я не собирался бороться с коммунизмом, потому что, нам казалось, он будет существовать вечно. Поэтому мы создавали свой мир. А тут мы получили свободу. Мы получили этот глоток цивилизации и стали выражаться как все нормальные западные люди. Почувствовали свое достоинство. Но прошло несколько лет, и тебя снова стали зажимать. Да итить вашу мать, что за фигня! Опять рок-н-ролл. Говоришь «Ну ладно! Если вы меня по башке, то и я вас по башке!», и из этого чувства протеста началась политика. Но для меня это выразилось не в том, чтобы войти в круг политиков и политическими методами добиваться каких-то изменений. А в том, чтобы помогать тем, кто отстаивает свое свободное мнение – выживать в новых условиях негласности. Я стал помогать оппозиционным всевозможным движениям. Как лоббист, поскольку я уже к тому времени достаточно прожил в Европе. И у меня было много контактов и там, и в Америке. Я с одной стороны занялся связями гражданского общества Казахстана с зарубежными правозащитными организациями и одновременно поддержкой правозащитных организаций у себя на Родине.
Д.М.: У тебя прям начался политический период в духе Джона Леннона в Нью-Йорке.
Р.Н.: Типа того. Я стал общественной фигурой. Артистом, который высказывал свое мнение и боролся за свободу соотечественников. Которой оставалось все меньше и меньше, и я хотел хоть что-нибудь сохранить из того, что у нас было.
Д.М.: Но у тебя не получилось…
Р.Н.: Ну ты же сам прекрасно видишь, что нет. И со свободой – все хуже и хуже. Это не зависит от одного человека. Но я пытался. И я могу честно сказать всем, включая моего сына: я не сидел на месте, когда свободу отнимали. Я пытался ее отстоять. Да, я рисковал. На меня заводили уголовные дела. Я не мог въезжать в страну. Я познал всю подлость удушения независимости мышления. Но я все равно не занимался этим как серьезный политический деятель, который готовит революцию. Проливать кровь я не хочу. Тот же Джон Леннон пел в своей «Революции»: «Я не с вами». Я хочу защищать простые принципы «Свобода выражения, свобода совести, свобода политических воззрений, если это никому не приносит вреда».
Д.М.: Скажи, а чего ты ждешь от «Иглы Remix»? Это твой очередной арт-эксперимент? Коммерческий проект, чтобы заработать деньги? Сделать новое направление в кино? Дать людям глоток той самой свободы и настоящей реальности, которых им не хватает в современном лживом, снова ограниченном цензурой фальшивом мире?
Р.Н.: Все вместе. Все, что ты перечислил, Дима. Я жду и чтобы это было новое слово, и что-то новое привнесло в российский кинопроцесс. И с другой стороны, я хочу, чтобы это имело успех у зрителей. Прошло максимально широким экраном, и людям было интересно участвовать в этом и смотреть. Чтобы это не был эзотерический эксперимент для узкого круга людей. Арт-хаус. Когда ты делаешь что-то свободно и откидываешь эти шоры и цепи, которые сковывают в ежедневной жизни, и по-новому смотришь на себя, люди тоже по-новому могут на это посмотреть и ощутить некую свободу и некую энергию, которая, если удастся ее донести, откроет всем новые горизонты.
Д.М.: Ты считаешь, что старая богема, которая превратилась в мифы и легенды в вашем лице, и новая богема, которая в глубоком андеграунде, как мы, – могут как-то повлиять на российскую современную культуру? А не боишься, что не получится?
Р.Н.: Я занимаюсь тем, что никто другой не сделает. Если это кто-то может сделать другой, зачем мне этим заниматься? Я сделал «Иглу», потому что знал точно, – никто ее кроме меня не сделает. Мне НАДО ее сделать. И сделал. А представь, не было бы ее?
Д.М.: Была бы пустота на этом месте.
Р.Н.: Была бы дыра. И сейчас я ощущаю такую же дыру в культурном пространстве. И можно эту пустоту заполнить нами. И поэтому стоит этим заниматься. А получится или не получится – я вообще об этом не думаю. Хорошо это или плохо, пусть другие оценивают. Мне это до лампочки. Мне нужно заполнить пустоту.
Д.М.: Пустота тебя раздражает?
Р.Н.: Нет. Не раздражает. Пустота просит ее заполнять. Это древнейший сексуальный инстинкт.
Звук новой «Иглы»
Интернет и пресса уже год полнятся слухами о возвращении на экраны культового фильма наркоманов и рокеров конца 80-х гг. – «Игла». Носит он название «Игла Ремикс», и его арт-директор – Дмитрий Мишенин. Дмитрий встретился с режиссером старой и новой «Иглы» Рашидом Нугмановым, чтобы сделать специальный музыкальный репортаж о том, что происходит с саундтреком в единственном выходящем на экраны страны в 2010 году фильме, в титрах которого будет стоять: «В главной роли Виктор Цой». Вот что интересного поведали нам творцы.
Дмитрий Мишенин: Рашид, ты неоднократно заявлял, что в хорошем фильме пропорции звука и изображения делятся ровно пятьдесят на пятьдесят. Давай расскажем читателям об этой самой половинке, которая скоро зазвучит из динамиков машин и наушников mp3-плееров.
Рашид Нугманов: Сначала нужно сказать в целом о подходе к музыке именно в «Remix». И поскольку название «Remix» вообще пришло в этот проект из музыкального бизнеса, ясно, что музыкальная часть – важная составляющая этого фильма. Изначально я себе поставил такую задачу: ввести гораздо больше музыки, чем в оригинальной «Игле». Оригинальная «Игла» была довольна аскетична. Она строилась по совершенно иным принципам, нежели те, по которым мы делаем сейчас «Remix». Это, повторю, своего рода дзеновский фильм в том смысле, что пустоту ты можешь заполнять своим собственным отношением, мыслями, догадками, ощущениями и так далее, что в смысле драматургии, что в смысле актерской игры, так и музыки. Поэтому всех этих элементов там понемножку и аскетично, и в спартанской пропорции.
Д.М.: Ты считаешь, что «Игла» изначально – рок-фильм, входящий в хитовый триптих перестроечного кино вместе со «Взломщиком» и «Ассой»?
Р.Н.: Я не отношу ее к рок-фильму. Там звучали музыкальные номера группы «Кино». Но они звучали там не потому, что это рок-фильм. А потому, что это часть главного героя. То есть Виктор Цой присутствовал не только в качестве актера, но и в качестве композитора фильма. Что было очень важно, чтобы максимально широко передать характер персонажа Моро. Музыка сильно его дополняла. Потому что все прекрасно знали, что это музыка именно Виктора Цоя, играющего этого героя. Но это было сделано не потому, что нужно было создать рок-фильм. У меня и мысли такой не было – сделать музыкальный фильм. Это не музыкальный фильм вообще. Его многие относят к жанру рок-фильма. Другие его относят к нео-нуару. Третьи еще к чему-то, четвертые к авторскому кино, пятые называют его культовым. Ради бога! Пусть как угодно называют. Я же его делал не потому, что надо было сделать рок-фильм или культовое кино или сделать нео-нуар. Делают фильм как некое уникальное явление, которому нет аналогов. А сознание человека потом привычно пытается вписать его в существующие рамки.
Д.М.: Виктор много написал оригинального музыкального материала тогда для фильма «Игла»?
Р.Н.: Он написал песню «Звезда по имени Солнце» именно для фильма и между съемок. Еще одна композиция возникла буквально во время съемок. Инструментал придумал прямо на съемочной площадке. Это был номер, когда Петя Мамонов танцует в подъезде, перед тем как опустошить пачки с ампулами. Он должен был спуститься по лестнице и, пританцовывая, открыть свой дипломат и начать эту операцию с ампулами. И у него это никак не получалось, и он говорил: «Что-то музыки не хватает». А Виктор тут же сидит на съемках и говорит: «Да без проблем! Принесите мне гитару». Кто-то притащил гитару. Он сел на лестничной площадке пролетом выше. Мы вышли, приготовились, мотор, начали. Он играл, а мы снимали дубли. А он стилизацию под «Звуки Му» тут же делал. С ходу. Потом эту вещь и записали в финальный саундтрек. Настоящая музыка подъездов. Сразу вспомнил, наверное, «Звуки Му», и оно само выскочило у него откуда-то из недр его фантазии. Виктор Цой был единственным композитором в картине. Но… в фильме есть песни, и есть инструментальная музыка. Инструментальную музыку «Кино» все вместе писали на «Мосфильме». Садились и просто играли. Друг другу показывали какие-то вещи и раз, раз, раз – все это быстро записывалось. Гурьянов, Каспарян и Тихомиров. Еще был Андрей Сигле (он привез Prophet-5 – мощный по тем временам синтезатор, который мог имитировать разные звуки, оркестровые, например) и был оператором на нем. И таким образом попал в титры фильма в составе группы «Кино». Посмотрели фильм, определили места, для которых нужна эта музыка, сели и записали.
Д.М.: У тебя не было идеи снять в фильме кого-то еще из группы «Кино»?
Р.Н.: Была идея снять в эпизодической роли человека на дрезине, собирателя анаши Георгия Гурьянова. Но тот отказался, сочтя роль слишком маленькой для себя, или потому что был занят. В результате мы сняли фотографа съемочной группы Игоря Старцева.
Комментарий автора: Образ оказался запоминающимся, а фраза «Кэмел на Беломор меняю» – одним из афоризмов фильма.
Д.М.: Расскажи еще о философии «Remix» в кино.
Р.Н.: Вообще идея ремикса возникла с появлением магнитозаписи. Когда стало возможным манипулировать записанной музыкой, добавляя в нее новые треки. Ведь раньше, когда музыка игралась просто живьем и могла быть записана исключительно благодаря нотам, такого явления, как ремикс, не могло быть. Потому что нельзя было зафиксировать исполнение Моцарта или Паганини. Можно было только прочитать ноты и переиграть. То есть сделать то, что в кино называется «ремейк». Берешь сценарий и его переигрываешь. В музыке музыкант переигрывает, а в кино – новые актеры. С изобретением магнитофона первые опыты ремикса стали проводить, безусловно, авангардные композиторы и апологеты «конкретной музыки», такие как Янис Ксенакис и Эдгар Варез. В 50-е годы серьезные музыканты уже активно проводили лабораторные аудиоопыты. В 60-е годы вовсю стали использовать возможности магнитофонной записи диджеи на Ямайке. Поскольку не хватало собственной музыки, которую необходимо было сочинить, они брали существующие хиты, добавляли туда низов и басов, какие-то партии из другой музыки и создавали практически новое произведение на основе существующих записей. Что и было названо «ремикс» – где одна запись одного музыканта могла дополняться другой записью совсем другим музыкантом. И это не переигрывание заново произведения, а использование записанного произведения в новых комбинациях. Если копать глубоко, ремикс зарождался в «реди мейде». Сами принципы дадаизма, – хотя дадаисты и думать не думали о музыке, создавая их, – использование готовых предметов для создания новых художественных произведений – были принципом ремикса. В музыке это направление, пройдя через 70-е и 80-е, превратилось в целую индустрию, реальную и коммерческую. Из субкультуры стало частью массовой культуры и вполне привычным явлением в музыке. Музыканты делают и ремиксы, и ремастеринги даже собственных вещей.
Как эта идея пришла ко мне? Довольно-таки естественным путем, когда я добился права распоряжения фильмом «Игла», после полутора лет переговоров. В советское время, я тебе уже говорил, все фильмы, созданные на студиях, принадлежали студиям, а не частным лицам. Соответственно, когда старая система разрушилась, все эти права унаследовали эти студии. Чтобы их получить, нужно было что-то сделать. Я договорился с «Казахфильмом», правда, не взял себе эти права полностью, а приобрел их себе в распоряжение, в управление. Первоначальной задачей было фильм просто отреставрировать и выпустить приличного качества DVD «Иглы». Все, что продавалось до этого, было сделано с позитивных копий, зачастую не очень хорошего качества. Звук и изображение – ужасные и ниже всякой критики. Цель была создать нормальное коллекционное издание, которые делают сейчас «Мосфильм» и «Ленфильм», выпуская огромное количество отреставрированной советской классики. Чем ждать, кто и когда это сделает, я решил сделать это сам. Начав работу и общаясь с коллегами и друзьями, я подумал, а почему бы не попробовать, поскольку фильм был популярен, а база поклонников Цоя остается широкой и даже среди нового поколения, включая тех, кто родился после его смерти. Наверное, им было бы интересно посмотреть этот фильм в кинотеатрах, раз он уже будет реставрирован. Мы реставрируем его в 2K. Это разрешение достаточное для проекции в кинозалах и для издания на блю-рее. Почему бы не выпустить фильм в ограниченный прокат? Я поговорил с некоторыми прокатчиками. Увидел определенный интерес, – есть прецеденты повторного проката картин, хотя и не такого широкого. Малым количеством копий.
Д.М.: А сколько людей посмотрело оригинальную «Иглу», ты видел какую-то статистику?
Р.Н.: Я читал первый отчет в журнале «Экран и сцена», который тогда регулярно печатал официальные отчеты по прокату. И по тому первому отчету, который попался мне и до сих пор у меня хранится, это было 14,6 миллионов зрителей. Но разные люди говорят о разных цифрах. Вплоть до того, что это была аудитория в тридцать миллионов. Есть огромное количество статистики, которую можно добыть в Госкино. Поразительно то, что фильм вышел на экраны в феврале 89-го года, через много месяцев после сдачи. Не сразу после сдачи в Госкино. Какая-то еще была вокруг него возня, но в конце концов он вышел зимой 89-го года, хотя был сдан в июне 88-го года. И сразу большим количеством копий вышел одновременно везде. Ему дали первую категорию, а это значит, повторюсь, что напечатали около 1000 копий. Но меня удивило даже другое: он шел месяц, потом два, три, потом как-то год спустя, в январе – феврале, я редко в кино хожу, подхожу к кинотеатру и опять вижу фильм «Игла». То есть невероятно – практически год он шел. Видимо, он собирал людей, и кинотеатрам было выгодно до конца использовать эти копии. И там был еще феномен многократного похода в кино. Опять и опять зрители возвращались. И появились фаны, которые по несколько раз смотрели фильм, благо билеты были тогда дешевые, 20 копеек. Пошли, музыку послушали, поторчали под Цоя…
Д.М.: Так у фильма родилась армия фанов?
Р.Н.: Да, и конечно группа «Кино» стала бешено популярной. С момента выхода фильма на экраны, в феврале 89-го, «Кино» начала набирать популярность. То есть если раньше она была в андеграунде и распространялась копиями на кассетах, то теперь они стали все больше и больше попадать на концертные площадки. И фильму это помогало держаться. Так было угодно звездам, что мы сделали совместную работу. Мы же с Виктором – не просто кто-то кого-то нанял, кто-то кого-то продвигал. Такого не было. Мы с ним друзья, и мы с ним познакомились задолго до «Иглы», и другой фильм мы с ним подразумевали вместе делать. И когда он нам подвернулся, мы его сделали, безусловно, вдвоем. Совместное творчество. И, слава Богу, что он оказался востребованным, особенно в тот период. У нас была задача сделать кино, которое понравилось бы нам самим. И когда мы его начинали снимать, это 87-й год, не было четкой уверенности, что фильм разрешат куда-то выпустить на большой экран. Я так еще посматривал на ситуацию и думал, что шансы какие-то есть, и надеяться можно. А Виктор думал, что вряд ли вообще его кто-то примет в Госкино. На полку положат и все. Поэтому мы между собой решили – раз фильм все равно, видимо, столкнется с огромным количеством проблем на пути к зрителю, мы просто не будем заморачиваться и будем делать то, что хотим, и все. Так и работали.
Д.М.: У тебя уже был опыт работы с Виктором Цоем на фильме «Йя-Хха», который не попал в прокат?
Р.Н.: Да, «Йя-Хха» мы снимали в 1986 году, весной. Но фильм «Игла» был полным метром и плановой картиной на киностудии «Казахфильм», которая сдается в Госкино, и Госкино его планирует выпустить в кинотеатры. Фильм «Йя-Хха» – моя собственная работа, не по заказу Госкино или какой-то студии. Были микроскопические средства на съемки этюдов по освещению с операторского факультета, плюс я еще свои деньги вложил. И сделал фильм. Разумеется, это фильм независимый, грубо говоря. А в советское время имели место только официально подтвержденные кинокартины. Не существовало независимого кино. Не было его. Были любительские ленты. Но это 35 мм с перезаписью, с профессиональным звуком. «Йя-Хха» – первый андеграундный и независимый фильм, снятый профессионально. Это был также и первый рок-фильм, не любительский. Но, разумеется, мечтать о каком-либо прокате такого фильма в Госкино в то время, в 1986 году, было невозможно. Его знают специалисты, он пошел по фестивалям, и так далее.
Д.М.: Как к тебе пришла мысль синтезировать «Йя-Хху» и «Иглу» в «Remix»?
Р.Н.: Когда решили выпускать фильм «Игла» заново на экраны, я подумал, что неплохо было бы добавить в него новое. Обычный способ – так называемые режиссерские версии. В фильме всегда больше материала, чем в его законченной форме. И когда эти выброшенные сцены перемонтируются и добавляются в фильм, и выпускаются такие новые версии. Расширенная версия, режиссерская версия и так далее. Так, например, «Апокалипсис сегодня» Коппола выпустил почти на сорок минут длиннее, поставив сцены, которых не было в оригинале – во французском лагере и другие. С «Иглой» такое было невозможно. Материала было отснято огромное количество. Первая рабочая складка «Иглы» была около двух часов. А финальный фильм – восемьдесят минут. Первый показ был на сорок минут длиннее, чем финальная версия. Но дело в том, что все эти срезки были уничтожены. Опять по тому же самому закону, который существовал в Госкино тогда: все республиканские студии хранили срезки в течение года, после чего их полагалось смывать на серебро, серебро отправлять на Шосткинский комбинат для изготовления новой пленки. А целлулоидную основу они сжигали. Раньше, когда вокруг киностудии гуляли и рядом играли дети, эту пленку смытую ворохами таскали. Все было уничтожено. Что оставалось делать? Как делать новую версию фильма? Не римейк, не переснимать все заново с каким-то новым актером, не Виктором, и не с Петей Мамоновым, что для меня не имело вообще никакого смысла. Возникла идея использовать принцип ремикса, который в музыке существует. Потому что сегодня существенной разницы между ремиксом аудиопроизведения и аудио-визуального произведения больше нет. Потому что сейчас все кино монтируется не так, как во времена «Йя-Хха» или «Иглы» – на мувиола так называемом, монтажном столе, на котором пленку ты монтируешь с клеем. А все это теперь оцифровывается и монтируется на компьютере. Поэтому какая разница, что ты монтируешь – музыку, фильм. Мультимедиа. Все в цифре. Все записано. Действительно, а почему бы и нет? И почему эта идея никому в голову не приходила? И для этого что нужно? Принцип ремикса очень прост: берешь оригинальный материал и добавляешь в него любой материал, который считаешь нужным. А мне нужно было добавить материалы с Виктором, которые не сохранились от оригинальной «Иглы», но сохранились от «Йя-Хха». Они идеальным образом вписывались в ту драматургическую линию, которую я добавляю в фильм. Где я объясняю причины, почему Спартак должен ему денег, сколько денег, как это произошло. И вот этот материал из «Йя-Ххи» очень хорошо туда вкладывался, в эту мою идею. С другой стороны, мне требовались досъемки. Я их доснимал с теми же актерами: Башировым, Мамоновым, Мариной Смирновой, Архимедом Искаковым, Геной Люем. Плюс новых ввел актеров типа тебя и Светы Зомбигерл. И получился очень интересный такой микс. Реально ремикс. Кино ремикс.
Д.М.: А почему ты ввел в фильм бас-гитаристку Messer Chups – Зомбиреллу?
Р.Н.: Знаешь, я ввел не потому, что мне нужна женская роль почему-то. Я просто увидел Свету, и она мне показалась чрезвычайно киногеничной. Сначала я услышал музыку. И я сразу для себя решил, что в ремиксе должно быть гораздо больше музыки, чем в оригинальной «Игле». Потому что там более сложные линии, переплетенные такие, и они требуют выделения этих линий и в музыкальном смысле тоже. То есть начал параллельно существовать Спартак, которого много добавилось, и Моро. Два героя. Два друга детства, пути которых разошлись и вот опять сходятся. Но уже в новом контексте. Когда один другому предлагает некий бизнес. Но при этом надувает его. И поэтому показать два радиуса между двумя характерами. И если характер Моро по-прежнему, разумеется, иллюстрирован музыкой группы «Кино», такой романтической и героической тематикой, то Спартаку нужна новая музыкальная среда. В оригинальном фильме она создавалась просто ретромузыкой. Немножко Магомаева, немножко Эдиты Пьехи. Здесь же мне понадобилась более понятная современному зрителю музыка. Потому что для него Магомаев и Пьеха – уже в прошлом. Если двадцать лет назад они еще были живыми людьми, и было понятно, что они символизируют некую ностальгию по 60-м, то сейчас это уже не важно. И поэтому мне нужна была другая музыка, которая бы имела в себе элемент ретро и определенной сумасшедшинки, вне контекстности. Ведь музыка Магомаева и Пьехи вне контекста в ту «Иглу» попадала. Потому что главный герой совершенно другую музыку играет. И та на контрасте создает такой вот контрапункт. И когда я вдруг услышал с твоей подачи Messer Chups, я чисто ушами и нутром почувствовал именно ту музыку, которая ложится туда. С одной стороны, это ретро серф, а с другой стороны, это сумасшедшая такая энергичная музыка с эклектичными элементами, включающая сэмплы из трэш-фильмов и фильмов ужасов. Все это дополняло живой образ Спартака, который на виду один, а по сути – другой. У него двойная жизнь и двойные цели. И вот эта двойственность музыки Messer Chups как нельзя лучше ему соответствовала. И услышав эту музыку, я, разумеется, с ними познакомился и, увидев Свету, понял, что чрезвычайно интересно было бы использовать ее киногеничность. Но я не знал, как. Потому что сама по себе линия Спартака, которую я прописал в первом драфте, была уже достаточной для объяснения его взаимоотношений с Моро. Здесь, когда я стал думать, как включить Свету, я понял, что нужно добавить еще некоторый оттенок в характер Спартака, который бы прояснял его самого. Его конечную, финальную цель, к которой он движется. А его финальная цель – это построить «Ноев Ковчег» и спасти себя от ядерной войны. А «Ноев Ковчег» должен всегда содержать «каждой твари по паре». И Света – та пара, которая бы подошла нему. Она красивая, и его выбор совершенно ясен. Она создана для продолжения рода. Но поскольку в любом продолжении рода, если это не по взаимному согласию, появляется насилие, значит, он ее выкрадывает, прячет и запирает удерживая. И это завершало ту сумасшедшую, как говорят, дугу характера персонажа Спартака. Так Света органичнейшим образом влилась туда. Она очень спокойно, хорошо и уверенно отработала на съемках.
Д.М.: Хочешь анонсировать то, в каком виде Зомби герл появится в фильме?
Р.Н.: Не знаю, стоит ли это анонсировать. Лучше, чтобы люди пришли и посмотрели сами. Но я обещаю сюрприз.
Д.М.: А Гитаркина ты не снял по той же причине, по которой когда-то не снял группу «Кино»?
Р.Н.: Впихивание новых персонажей не бесконечно. Есть органичное вхождение, а есть неорганичное. Гитаркин очень интересен, я и так, и так смотрел, но это было уже невозможно. Нельзя быть рабом материала. Но и насиловать его тоже нельзя. И поэтому ты ему должен помочь состояться. А не заставлять его просто подчиняться всем твоим пожеланиям. Очень часто любители делают, что попало. Гнут то сюда, то туда, и все ломается.
Д.М.: Кроме Гитаркина, кто еще принимал активное участие в переделке старого саундтрека и написании нового?
Р.Н.: Безусловно, вся группа «Кино». Я собрал Каспаряна, Гурьянова и Тихомирова вместе и предложил им работу над новым саундтреком к ремиксу, и они как-то так очень заинтересовались этим. Они вместе не работали двадцать лет. Записали «Черный альбом» и все. Я объяснил им идею этого фильма, они переговорили и собрались вместе в студии. Но они попросили подумать о кандидатуре какого-нибудь музыкального продюсера. Я сказал: «Ребята, решайте сами, потому что вам работать. С кем вам комфортно, с тем и будем договариваться». И сразу и однозначно возникла кандидатура Вдовина. И поговорив с Игорем, мы ударили по рукам. Он тоже очень заинтересовался работой. Коллектив сложился. Три члена группы «Кино» плюс саундпродюсер Игорь Вдовин. Работа пошла.
Д.М.: Кто и за что сейчас отвечает в группе «Кино»? Гурьянов на барабанах или делает скретчи как диджей?
Р.Н.: Не хочу раскрывать внутреннюю кухню группы. Они все работают вместе. Они приходят в студию, записывают музыку и сводят ее. Это ремиксы. Но ремиксы бывают разными. Бывает просто ремастеринг, а бывает радикальный ремикс. Но все оригинальные вещи «Иглы» переработаны. Какие-то не очень заметно, – на слух кому-то покажется, но они глубоко по звуку пересведены, реставрированы, тщательно проработаны. Другие отыграны заново. Например, «Группа крови». Плюс новая музыка – инструменталы. Они пишутся на студии «ДДТ», где Игорь Тихомиров работает звукорежиссером, студию арендовали на несколько смен. Каспарян – действующий музыкант, играющий в группе «Ю-Питер», а Георгий Гурьянов – профессиональный диджей и художник. Георгий постоянно делает ремиксы – дома у него есть вся необходимая аппаратура. Я не могу сказать точно, сколько времени он этим занимается, но уже год назад я слышал его первые опыты. Все это очень интересно.
Д.М.: А почему это еще не издано и не опубликовано?
Р.Н.: Надо, наверное, спросить его самого. Он не относится к этому как к некому бизнесу. Делает это исключительно по велению души. И получает эстетическое удовлетворение от этого. У него огромнейшая коллекция винила. Гурьянов – человек очень высокого стиля. Очень требовательный и к себе, и к окружающим. Ему стоять на месте просто противно – все время хочется куда-то двигаться и быть при этом стильным. Я бывал у него дома на вечеринках, когда он ставит пластинки и играет на них, – это замечательно. Никогда не бывает, что его квартира превращается в какое-то столпотворение клубное. Приходят только самые близкие знакомые и друзья. И, конечно, красивые девушки.
Д.М.: Как ты оцениваешь потенциал группы «Кино» спустя двадцать лет?
Р.Н.: Для меня это была и остается любимая группа. Я, более того, постоянно их подталкиваю и пытаюсь их воодушевить на концерт. Выйти на один или два живых концерта и отыграть их. И будем надеяться, что осенью это случится. Потому что они все живые и очень интересные личности. Каспарян много гастролирует и находится в превосходной музыкальной форме. Тихомиров тоже постоянно занимается музыкой и не теряет формы, прекрасно играя на басу. Гурьянов вообще очень стильный человек. Харизматичная личность. И это очень интересно – увидеть их всех вместе на сцене. Мы уже обсуждали многократно эту идею. Всякие идеи примеряли и отвергали. И в результате выкристаллизовалась единственно возможная идея – только группа «Кино» на сцене и живой аккомпанемент под голос Виктора.
Д.М.: Расскажи про неизданную или так называемую новую песню Виктора Цоя, которая появится на саундтреке фильма «Игла Remix».
Р.Н.: В саундтреке будет новая песня, мелодия которой не сохранилась, потому что Виктор ее не записал. Но сохранились слова. «Дети минут». Он в свое время подарил эту песню Александру Липницкому и отыгрывал ее. Саша даже просил его записать. Взял магнитофон. Но Виктор сказал: «Сейчас не время. Время этой песни придет». Со слов Саши, он говорил, что некоторые могут обидеться на эту песню. Она была адресована в первую очередь друзьям рок-музыкантам того времени – группам «Телевизор», «Алиса» и «Аквариум». Это была жесткая критика артистов, делающих так называемое актуальное искусство и берущихся за сиюминутные темы. Но сейчас она звучит не о конкретных рокерах, а стала более общей и применима вообще к людям, которые живут только сегодняшним днем, не задумываясь о вечных вещах. Ведь все герои фильма «Игла» от Спартака до Артура, включая даже Дину, – дети минут. Только Моро другой. Мне пришла идея записать эту песню еще на заре идеи создания ремикса фильма «Игла». Чтобы воссоединить группу «Кино» и записать новые аранжировки и новые вещи и одновременно посмотреть, что еще из наследия группы «Кино» осталось, над чем можно было бы интересно поработать. И среди них – текст песни «Дети минут». Можно сказать, что я был косвенно свидетелем того, как зарождалась эта песня. Потому что узнал, что она написана позже. Но то, о чем он там поет, это, в общем-то, реакция на пятый рок-фестиваль в 1987 году в ЛДМ, когда Виктор очень сильно напрягся на некоторые группы. В том числе и на группу «Телевизор», которая пела «Мой папа – фашист!» и «Рыба гниет с головы», что и нашло отражение в тексте песни «Дети минут». Это был нехарактерный, но забавный момент. Мы после фестиваля, когда вышли из ЛДМ, поздно ночью, сели в автобус или последний троллейбус. И так получилось, что в пустом салоне кроме нас еще сидела и группа «Телевизор» в полном составе, кроме Борзыкина. И Цой, просто и зло шутя, стал задавать им всякие вопросы. «Ваши папы че, фашисты? Ваши дети – фашисты? Волос длинный – ум короткий?» Группа «Телевизор» сидели молча и никак не реагировали, но были сильно напряжены его словами. Потом Витя поиздевался над ними еще, и мы вышли и пошли дальше гулять на всю ночь. Сейчас песню «Дети минут» поет Бутусов. На гитаре играет Каспарян. По-моему, очень хорошая песня получилась. На мой взгляд – хит. Я рад, что так вышло, и эта идея обрела плоть благодаря талантливым людям.
Д.М.: Игорь Вдовин в процессе работы над саундтреком к фильму задействован только как аранжировщик группы «Кино» или же появляется и как самостоятельный композитор?
Р.Н.: Он пишет и делает собственные вещи. Несколько оригинальных произведений, которые составляют другую и крайне важную атмосферу фильма. Если Гитаркин – композитор Спартака, то Вдовин – композитор всего остального. Изначально, когда группа «Кино» начала работать над саундтреком, они сами назвали имя своего саундпродюсера, не думая о том, что он выступит и как композитор. И это привело к замечательным результатам, на мой взгляд.
Д.М.: А привлечь к саундтреку Петю Мамонова и «Звуки Му» мысли не было?
Р.Н.: Была, конечно, такая идея. Но потом показалось, что, видимо, достаточно ограничиться двумя полюсами. То есть группа «Кино» и Игорь Вдовин озвучивают романтически-героическую сторону истории. А Messer Chups – сумасшедшую, политически-психоделическую. И третье измерение, наверное, нарушило бы такой баланс сил.
Д.М.: Какое впечатление произвел Петя, снимаясь у тебя в новом веке?
Р.Н.: Петя – мой старинный друг и товарищ, с которым я работал над своей первой картиной, и которая была первой и для него. Абсолютно здорово и замечательно работается вместе. У нас абсолютное взаимопонимание без проблем совершенно. Точно так же, как легко работалось с ним двадцать лет назад, мне так же легко с ним работать и сейчас. Когда относишься друг к другу с теплотой и дружбой, легко работается. В конце концов, чем мы занимаемся? Это не выполнение каких-то пятилеток, исполнение какой-то работы или обязанностей. Не знаю, как другие, но я отношусь ко всему, что делаю, будь то кино, архитектура или политика, как к части своей жизни. Никакой разницы нет между работой и твоей личной жизнью. Это все вместе перемешивается, и все это часть тебя и часть твоего достаточно короткого пути. Так же и работа с Петей Мамоновым. Он тоже часть моей жизни. Так получилось, что жизнь свела меня с таким человеком. И так получилось, что мы не сидели там пили с ним и болтали, а делали вместе вещь. А это многого стоит. Надеюсь, и Пете было приятно со мной поработать.
Д.М.: Когда будет релиз саундтрека фильма «Игла Remix»?
Р.Н.: Надеюсь, саундтрек выйдет непосредственно перед фильмом. Хотя отдельные хиты могут выйти уже сейчас. Та же песня «Дети минут» могла бы дебютировать уже сейчас. В июне. На каком-нибудь рок-фестивале летнем – «Рок над Волгой» или «Нашествие». Мне кажется, эта песня стоит того, чтобы исполнить ее на каком-нибудь из крупных фестивалей. Цепляет. Не одному мне так кажется. Несколько человек уже послушало, и всех она притягивает. Бутусов очень правильно и внятно доносит те вещи, скрытые в стихах. Когда ты их просто читаешь, можешь видеть одно. Но когда это превращается в песню, появляется дополнительная глубина, которую стихам придает исполнитель. Ну и гитара Каспаряна тут удивительна. Я вообще люблю гитару Каспаряна в группе «Кино». Это моя любимая гитара в русско-советском роке. И в «Дети минут» он вышел с новой музыкальной темой, с соло, с проигрышем гениальным, который меня очень зацепил.
Д.М.: «Игла Remix» – более музыкальный фильм, чем оригинальная «Игла»?
Р.Н.: Более. «Игла» оригинальная гораздо аскетичнее, чем эта, и у нее другой ритм. Первая раза в два медленнее. Она живет в другом измерении и по другим законам. «Игла Remix» – хоть и фильм, использующий те же эпизоды, тех же героев, – другая сторона той же самой истории. Я как бы этого и добивался. Надеюсь, так и получится. Хотя еще рано говорить. Надо смотреть законченную картину. Но я к этому иду, к этому стремлюсь. На то это и ремикс, чтобы предложить нечто новое на основе каких-то старых вещей. Музыканты меня поймут. Надеюсь, и зритель, когда посмотрит картину, поймет, в чем заключается идея. Что это не ремейк, не сиквел, не приквел и не «Игла-2», а это другое измерение. Оно перпендикулярно.
Д.М.: Тебе не кажется, что Андрей Влазнев, Виктор Цой и ты создали в свое время концептуальный альбом из звуковых коллажей и конкретных шумов под названием фонограмма фильма «Игла», который даже продавался двадцать лет назад как отдельный пиратский магнитоальбом. Еще задолго до саундтреков Тарантино, с записанными диалогами и сценками из его кинокартин между музыкальными темами. Это был первый звукоряд фильма, который распространялся целиком как саундтрек, а не только песни. Вы стали в этом смысле пионерами. Влазнев, который записал сотню ТВ-программ, днюя и ночуя у телевизора с магнитофоном или экспериментируя с задом наперед пускаемой пленкой «Битлз», «Революции № 9», по праву может называться композитором-шумовиком старой «Иглы». А новый саунд картины будет такой же революционный и авангардный или более коммерческий и мейнстрим?
Р.Н.: Не знаю, насколько авангардный. Просто звук жил своей жизнью. Разумеется, звук и изображение должны создать некое целое. Но в отличие от тех, кто считает, что они должны составлять неделимое целое, я считаю, что они должны создавать делимое целое. Они где-то сливаются, где-то расходятся в контрапункте. И, на мой взгляд, если есть хороший звук, правильный, и хорошее, правильное изображение, их можно потреблять отдельно. Ты можешь отдельно слушать саундтрек, и он будет интересен без изображения, и ты можешь смотреть изображение немое, и оно тоже должно быть хорошее и правильное. Если же ты используешь звук для некачественно созданного изображения, либо изображением замазываешь какие-то звуковые дырки, и если изображение и звук не могут существовать по отдельности, для меня это минус. Именно аудиовизуальное произведение я воспринимаю по тому, насколько цельно сливаются звуки и изображения, как правая и левая рука у человека. Правая рука может существовать без левой, а левая без правой, но здорово, когда и обе они тебя слушаются.
По-моему, мы записали хорошее интервью.
Постскриптум
Режиссер, сценарист и продюсер Рашид Нугманов имеет два высших образования: Казахский политехнический институт (КазПТИ) по специальности архитектура и Всесоюзный государственный институт кинематографии (ВГИК) по специальности режиссура художественных фильмов. Воспитанник таких мастеров, как Сергей Соловьев, Анатолий Васильев, Павел Лебешев и Сергей Бодров, Рашид Нугманов впервые заявил о себе 40-минутным фильмом «Йя-Хха», получив приз ФИПРЕССИ в программе «Молодое советское кино» на Международном Московском кинофестивале в 1987 году.
Будучи студентом 4-го курса, Нугманов снял свой первый полнометражный фильм «ИГЛА» на киностудии «Казахфильм» в 1988 году. Фильм получил восторженный прием критики и стал первым в ныне всемирно известной плеяде «Казахской новой волны», обретя культовый статус. Фильм показан на десятках фестивалей и отмечен многими призами, включая Главный приз города Нюрнберг (Германия). Госкино СССР присвоило фильму 1-ю прокатную категорию в феврале 1989 года (1350 фильмокопий). Месяцами не сходя с экранов кинотеатров, фильм вышел в лидеры проката (более 14 млн. зрителей по официальным публикациям и более 30 млн. по оценкам независимых экспертов). «Советский экран» назвал исполнителя главной роли Виктора Цоя самым популярным актером 1989 года и украсил свою обложку его фото.
В 1989 Рашид Нугманов был избран первым секретарём союза кинематографистов Казахстана и пробыл на этом посту до 1992 года. При этом он не оставлял своей работы в кинематографе. В 1990 году он написал, а в 1991–1992 поставил и продюсировал свой второй полнометражный фильм «ДИКИЙ ВОСТОК». Этот фильм еще более укрепил международную репутацию режиссера, собрав прессу от Венеции, Лос-Анджелеса и Чикаго до Гонгконга, Сиднея и Токио. Жюри Международного фестиваля приключенческих фильмов в Валенсьенне (Франция) под председательством Ричарда Лестера (режиссер фильмов The Beatles) присудило фильму свой специальный приз.
С 1993 года Рашид Нугманов живет во Франции. Изучая международную практику кинопроизводства, он участвовал в разработке ряда американских проектов (в том числе «CITADEL OF DEATH» с участием Уильяма Гибсона для продюсера Эдварда Прессмана и «SPIRIT BREAK» для режиссера-сценариста Леонарда Шрадера и продюсера Дэвида Уайзмана), а также написал несколько оригинальных сценариев на английском языке: «RUSSKY SWING» (продан), «THE GOLDEN IDOL» (продан), «INNERVISION» (опцион), «SPELL» (опцион) и «ONE» (опцион).
С 2015 по 2017 год – генеральный директор МКФ «Евразия», аккредитованного Международной федерацией кинопродюсеров (FIAPF). Основатель и первый президент Национальной академии кинематографических искусств и наук Казахстана. Кавалер Ордена искусств и литературы Франции.
В 2018–2019 годах разработал уникальный курс практической драматургии ДРАМАТИКОН и подписал контракт с издательством «Эксмо» на публикацию одноименной книги в 2020 году. Готовит к производству документальную драму «БАТУ» и игровой фильм «БОГ», где выступает сценаристом, режиссером и продюсером. Выпуск фильмов планируется в 2020–2021 годах.
1. «Снежная банда», 1970/1971, СССР, коротк., 8мм, (реж., актер) утерян
2. «Згга», 1977, СССР, коротк. (реж., оператор)
3. «Искусство быть смирным», коротк., СССР, 1986 (сценарист, реж.)
4. «Йя-Хха», 1986, СССР, (сценарист, реж.)
5. «Игла», 1988, СССР (реж.)
6. «Дикий Восток», 1992, Казахстан (реж., сценарист, продюсер)
7. «Игла Remix», 2010, Казахстан/Россия (реж., продюсер)
8. «Memento Vivere», 2017, Казахстан, коротк. (продюсер)
1. «Альбом», 1984 (реж., сценарист)
2. «Маленькие Голландцы», 1985 (реж., сценарист)
3. «Сокамерники», 1985 (реж., сценарист, актер)
4. «Отцы и дети» (по мотивам романа И.С.Тургенева), 1985 (реж., сценарист, актер)
5. «Алиса и газ», 1986 (реж., сценарист)
6. «Кроткая» (по мотивам повести Ф.М.Достоевского), 1986 (реж., сценарист, актер)
7. «Палата № 6» (по мотивам повести А.П.Чехова), 1987 (со-реж., актер)
1988 год – Приз киноклубов в конкурсе «Особый взгляд» на кинофестивале «Золотой Дюк», г. Одесса («Игла»)
1989 год – МКФ в Берлине – участие в программе «Panorama» («Игла»)
1990 год – Главный приз Международного кинофестиваля в Нюрнберге («Игла»)