— На следующий день нас всех построили, и он прошелся вдоль шеренги, приложив руку ко лбу одного, посмотрев язык другого и послушав пульс третьего. Это называлось медицинским обследованием. У помощника был список, он прочитал фамилии и записал против каждой рекомендации. Затем врач подошел ко мне, осмотрел с ног до головы и сказал помощнику: «В лесную команду».
— Лесная команда занималась тем, что расчищала просеки, валила деревья, корчевала кусты и складывала бревна. Дисциплина там была жесткой, ведь заключенные могли сбежать; работали маленькими группами в строго определенных местах. Шаг за черту — расстрел. Нас выводили на работу до рассвета, а уводили в лагерь после заката. Каждого, кто не мог приспособиться к режиму, избивали, а то и убивали. Ежедневно с работы возвращалось меньше народу, чем уходило туда.
— Я продержался три дня, а на четвертый, когда нас вели назад, поскользнулся и упал. Выпал снег, а мы шли против ветра. Конвойный пнул меня и приказал встать, я старался, но смог только подняться на колени. Другой конвойный крикнул моему, чтобы тот поторапливался. Он снова приказал мне встать, а когда я не смог, он наставил на меня винтовку. Старший снова крикнул, и мой нажал на спуск так же легко, как если бы я был зайцем, скачущим по полю.
— Он в вас попал?
— Попал, и, кажется, даже не удостоил меня взглядом. Если выстрел не оказался бы смертельным, меня съели бы волки или я просто бы замерз. Он должен был доложить в лагере о случившемся, и на следующий день за мной пришла бы похоронная команда. Любопытно, что моей последней мыслью перед тем, как потерять сознание, было: сочтет ли доктор Разников меня все еще пригодным к лесным работам?
— Но вы явно не умерли, — заметил Стедман.
— Возможно, холод остановил кровь. По крайней мере, меня нашла старая крестьянка, собиравшая хворост. Она меня прятала и кормила, пока я не смог передвигаться. Пока я сюда добрался, прошло больше года, и поверьте, я часто жалел, что тот выстрел не стал роковым.
— Тогда здесь, должно быть, для вас сущий рай, — предположил Стедман.
Лицо Мевамета искривилось в ужасной гримасе смеха.
— Побывав на том свете, мой друг, вы просто живете день за днем, — его тон внезапно стал резким и деловым, и он перешел на английский. — Приходите ко мне сегодня вечером в семь, у меня, возможно, будет для вас машина. Не пропустите хорошую покупку, она может уйти.
На улице Рой спросил:
— Что это была за длинная история на идиш? Он рассказывал о своей жизни?
— Нет, о своей смерти, — ответил ребе.
— Да ну? — Он увидел, что ребе улыбается, и подумал, что тот шутит. Рой не знал, как ответить, и повернулся к отцу. — Слушай, мне надо идти. Встречаемся вечером там же?
— Но я не собираюсь вечером туда идти, — сказал Стедман.
— Но, пап…
— Если я приду, — продолжал старший Стедман, — он увидит, что мы заинтересовались, и заломит втридорога.
— Но…
— Он знает, где меня найти. Если он что-то подберет, позвонит.
Видя, что Рой разочарован, ребе вступил в разговор.
— Твой отец придет на праздничный ужин в пятницу вечером, — сказал он. — Мы с миссис Смолл будем очень рады видеть и тебя, Рой.
— Что ж, спасибо, думаю, что приду, — ответил юноша.
Когда он ушел, они продолжали шагать, пока ребе не заметил:
— Хорошенькую историю рассказал нам Мевамет.
— Именно, — поддержал Дэн, — и я все записал на пленку.
— Все записали? Так вы шли туда совсем не с целью купить машину?
— Нет, я хотел ее купить, но подумал, что стоит записать разговор. Если он мухлюет с машинами, скажем, продает краденые, запись покажет, что я тут ни при чем.
Ребе кивнул. Они шли молча, затем он сказал:
— История занятная, но, судя по его имени, может оказаться правдой.
— О, в этом я уверен, но она не слишком необычная, ребе. Здесь в Израиле у всех есть истории. Кто-то сбежал от нацистов, кто-то — от арабов. Практически все остались в живых только чудом. Чудеса — это часть здешней атмосферы.
Глава 28
Доктор Бен Ами — большой, грузный, похожий на медведя, остановил свой «фольксваген» у тротуара, вылез из-за руля, привычным движением прихватив врачебную сумку, и вдруг осознал, что в квартире Адуми не горит свет. Он на мгновение остановился, затем прошел несколько шагов по улице Кол Тов, чтобы проверить стоянку между домами 2 и 4, где Авнер Адуми обычно оставлял машину. Машины не было. Доктор решил, что его пациентка, Сара Адуми, дома, просто задремала, а муж еще не вернулся.
Он мог бы позвонить и разбудить ее; в конце концов, его ждали. Вероятно, она вообще не спала, а просто отдыхала. С другой стороны, неудобно наносить визит в отсутствие мужа. Было уже почти семь, скоро должен вернуться Авнер. Лучше подождать.
Затем он вспомнил о другом пациенте, некоем Мевамете, которого никогда не видел, но который жил рядом, на улице Мазл Тов, дом один. Вероятно, тот просто простыл, так он понял по телефону. Аспирин, покой и микстура от кашля. Через десять — пятнадцать минут он освободится, к тому времени Адуми уже будет дома. Приятно будет закончить обход в семье друзей и расслабиться за чашкой чая.
— Авнер?.. Это Бен Ами… Я возле вашего дома… Нет, Сару я еще не смотрел. В доме темно, полагаю, она заснула… Нет, я хочу подождать вашего возвращения, нужно сказать вам кое-что важное… Нет, не по телефону. Когда вы вернетесь?.. Через полчаса? Хорошо… Нет, все в порядке, у меня пациент по соседству, я зайду к нему.
Рой Стедман остановился на углу авеню Шалом и улицы Мазл Тов и взглянул на часы. Почти семь.
Вечер был хмурым и дождливым. Рой поднял воротник пальто и пошел к дому Мевамета. Там не было никакой машины, ни новой, ни старой. Часы все еще показывали без чего-то семь, и он решил подождать.
В четверть восьмого машина по-прежнему не появилась, теперь Рой был уверен, что и не появится.
Он перешел улицу и собрался позвонить, но увидел, как из дома выходит мужчина, тщательно закрыв за собой дверь. Тот изумленно уставился на Роя.
Рой заметил черную сумку.
— Вы врач? Я пришел к мистеру Мевамету.
— Все правильно, я его врач. Мистер Мевамет болен, он в постели, не советую его беспокоить. Я сделал ему укол.
— Тогда я зайду завтра утром.
— Да, пожалуй.
— Я пойду. Э-э… спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Рой зашагал по улице, обернулся и увидел, что доктор смотрит ему вслед. На полпути он опять обернулся, доктора уже не было. Рой остановился, хмыкнул и ускорил шаг.
Глава 29
Взрыв не был громким, и повреждений оказалось немного: всего лишь дыра в стене квартиры Мевамета и несколько выбитых стекол. Но в отличие от взрыва, в котором погиб профессор Карми, здесь собралась целая толпа, привлеченная грохотом и воем пожарных машин, а полиция оцепила территорию.
И реакция на смерть старика отличалась от реакции на гибель профессора. После смерти Карми в газетах мелькали рассуждения на тему, почему выбрали именно эту жертву. Через несколько дней выяснилось, что он занимался разработкой важного сельскохозяйственного проекта, который мог привести к повышению урожая. Газеты не уточняли, чем именно он занимался; одни считали, что это новые удобрения, другие — что с помощью подземных вод можно будет оросить тысячи акров заброшенных земель. В любом случае было объявлено, что смерть великого ученого нанесла удар по Израилю.
Но Мевамет не был важной персоной и не мог ни навредить, ни помочь Израилю. Это возмущало: взрыв привел к бессмысленным и ненужным жертвам.
Были и другие мнения, опиравшиеся на заявление доктора Бен Ами, посетившего Мевамета незадолго до взрыва. Оно широко цитировалось в прессе:
«Мевамет был моим новым пациентом, он выбрал меня из списка Kupat Holim, так как я жил по соседству. Несмотря на то что была Суббота, день у меня был расписан целиком. Болезнь скидок на праздник не дает, сами понимаете. Но я смог зайти к нему, так как у меня был вызов по-соседству, а пришел я рано. Хорошо, что я вообще к нему попал. Я оказался у него около семи: позвонил в дверь, он пригласил войти. Старик сильно простудился и кашлял, не спал несколько ночей. Я дал ему микстуры для горла и сделал укол снотворного. Потом проследил, чтобы он лег в постель, погасил свет и ушел, надеясь навестить его назавтра. Видимо, он не сразу заснул, а встал выпить бренди, что стоял на полке в гостиной. Если бы не это, он остался бы жив, я уверен, ведь главная сила взрыва пришлась на гостиную, а окно спальни даже не разбилось».
— Представьте: он вызывает врача, получает лекарства, врач даже укладывает его в постель. Поверьте, мой врач так бы не поступил. Он просто смотрит и выписывает рецепт. Вы хотите поговорить и задать вопросы? Он слишком занят. Пять минут — это его предел. А если нужно выписать рецепт в Субботу или в любой вечер после семи — это не его дело. Итак, бедняга идет пропустить глоточек — и бац!
— Откуда известно, что он пошел за выпивкой?
— Это было в газетах, я читал в «Маарив». Когда его нашли, он держал в руке бутылку. Говорят, сила взрыва сбила его с ног прямо на мраморную полку. Поэтому он наверняка там стоял.
Минута сомнения, потом момент тишины: все думают о трагедии человеческого естества.
С другой стороны, в некоторых кафе Восточного Иерусалима, где собираются молодые арабы, чтобы выпить кофе, поиграть в карты и поговорить о политике, и где сообщение о любой промашке израильтян принималось с восторгом, ходила такая шутка: имя жертвы должно было быть Лавамет, а не Мевамет — то есть «к смерти», а не «из смерти».
Конечно, все террористы тут же заявили о своей причастности. Группа «Аль Фатах», находящаяся в Иордании, заявила: «Наши храбрые воины показали, что могут проникать в самый центр оплота евреев и что ни один еврей, живущий в Палестине, не находится в безопасности. Не будет им покоя, пока ООН не примет резолюцию и Палестина не добьется справедливости».