— А как вы это докажете? — вызывающе спросил Адуми.
Ребе бросил на стол номер «Хаолам».
— Вот доказательство. Вы это видели?
Адуми взглянул на снимок.
— Видел. Вы говорите, здесь доказательство того, что парень этого не делал? — Он взял журнал, и все молчали, пока он изучал фотографию. Потом вышел из комнаты и через минуту вернулся с лупой. Гиттель и Стедман перегнулись через стол, чтобы взглянуть на снимок, но когда хозяин вернулся, снова выпрямились. Он исследовал с помощью лупы каждый дюйм, а они молча ждали. Наконец Адуми отложил лупу и журнал и вопросительно взглянул на ребе.
— Доктор посетил его и заставил лечь в постель, — начал ребе. — Он сказал, что, видимо, Мевамет встал, чтобы выпить из бутылки на камине.
— И что?
— Посмотрите: он так держит бутылку, что не мог бы из нее налить, — объяснил ребе.
Адуми вновь взглянул на обложку.
— Если бы он наклонил бутылку, она бы упала, — сказал ребе.
— Так, может, он собирался взять ее в постель, а потом оставить на полу и изредка отхлебывать, — предположил Адуми.
Стедман и Гиттель взглянули на ребе, а тот покачал головой.
— Нет, он не собирался этого делать. Бутылка хранилась на полке. У вас с ним одинаковые квартиры, и полка вот такая, — он подошел к полке и встал рядом, — она ему по плечо. На фотографии он держит бутылку большим пальцем вниз, как булаву…
— Булаву? А, понятно.
— Так что он не мог снять ее с полки таким образом, не вывернув руку и плечо. Вы выше, чем он, и то так не сможете.
Адуми встал и подошел к полке, чтобы попробовать.
— Ладно, — сказал он. — Так почему…
— Почему он ее так держал? Чтобы использовать как оружие, конечно. Значит, в комнате был кто-то, кого он собирался атаковать или от кого собирался защищаться.
— Но…
— И это был не Рой, потому что когда он туда пришел, доктор как раз уходил и захлопнул за собой дверь.
— Он мог прийти потом и войти…
— В запертую дверь?
Лицо Стедмана расслабилось, он улыбнулся, Гиттель тоже улыбнулась и одобрительно кивнула.
— Но послушайте… — Адуми был взволнован, — если дверь была заперта и никто не входил, не надо было вооружаться бутылкой. Что значит: он ее так держал для других целей.
— Если не для кого-то, кто приходил раньше, чем заперли дверь.
— Но это смешно. Приходил только врач, а зачем против него вооружаться?
— Почему бы не спросить его самого?
— Он уехал. — Адуми в раздражении прикусил губу. Затем его лицо прояснилось, он улыбнулся и снова сел. — Все очень интересно, но не по делу. Этот человек погиб от взрыва…
— Откуда вы знаете? — спросил ребе. — На фотографии видно, что он погиб от удара в висок. Его могли толкнуть, он ударился о тот же камин…
— Да, и то же самое могло произойти от взрыва. — Адуми вновь успокоился и перестал сомневаться. Его голос звучал иронично. — Вы думаете, после его драки с доктором кто-то положил бомбу на подоконник? Удивительное совпадение, не так ли? И более того, — торжествующе добавил он, — мы в основном интересуемся этой бомбой, а вы не доказали, что ваш парень не мог вернуться и подложить ее.
— Как вы сказали, это было бы удивительное совпадение, — ответил ребе. — Вернее всего, Мевамета убили ударом по голове, и именно убийца подложил бомбу.
— Зачем? Зачем ему было взрывать Мевамета, если он его уже убил?
— Зачем? — переспросил ребе. — Потому что каждый может убить ударом по голове, и каждого можно заподозрить. Но бомба — это террористы, а те обычно берут ответственность на себя.
— Но вы предположили, что убил доктор Бен Ами. Где он взял бомбу, может, в своем чемоданчике?
Ребе казался встревоженным.
— Я здесь недавно и не знаю, что возможно, а что нет. Но в стране идет война. Мне кажется, что бомбы или же взрывчатку не так трудно спрятать. Гиттель говорила, что доктор Бен Ами устроил вам эту квартиру, так что он может быть связан с домовладельцем…
— Это его брат, Фил Резник, — вставил Адуми. — И что?
— Ну, домовладельцы всякие бывают, — продолжал ребе, — и я думаю…
— Что он пошел к брату и взял пару шашек динамита? — Адуми рассмеялся. — То есть Фил Резник дал брату динамит для экспериментов, — продолжал он с сарказмом, — или же доктор Бен Ами побежал к нему домой после того, как убил Мевамета, взял динамит, присоединил часовой механизм и побежал взрывать?
Он посмотрел на Гиттель и Стедмана — те были в растерянности. Его тон изменился, и он продолжал более мягко:
— Хорошая версия, ребе, но на самом деле это была не бомба, а специальное устройство, которое обычно используют террористы. Оно выглядит как пластмассовый радиоприемник. Мы давали его описание в прессе… — Он заметил, что ребе не слушает, а смотрит в потолок.
— Резник, Резник, — бормотал ребе. — Да, точно… — он подался вперед. — Когда мы ходили к Мевамету — Дэн с сыном и я, — он рассказал нам историю о том, как его чуть не убил некий Разников.
— Это так, — подтвердил Дэн. — Я помню. Разников — так звали врача, который отправил его на лесоповал.
— Помните, мы ведь ему были незнакомы, — продолжал ребе. — Но он сказал нам то же самое, это для него стало навязчивой идеей, он наверняка рассказывал про это многим людям.
Ребе встал и заходил по комнате, остальные следили за ним.
— Разников, Резник — одно имя. Я не знаю русского, но в курсе, что окончание «ов» в русском языке означает «сын такого-то». Не знаю, что такое «резник»…
— Шойхет, — подсказала Гиттель, — по-нашему «резник» будет шойхет — мясник.
— Правда? Значит, «сын мясника». Тот из братьев, который уехал в Америку — Фил, кажется? — сократил Разникова до Резника, это звучит более по-американски, так же как в России семья называла себя Разниковы — это более по-русски. А тот, который приехал сюда, в Израиль, выбрал еврейскую фамилию, потому что многие так делают и государство это поощряет…
— Заполняешь бланк и платишь лиру, — кивнула Гиттель.
— Точно. И хотя мясник — достойная и уважаемая у нас профессия, он не взял фамилию Шойхет или Бен Шойхет или Бар Шойхет, полагаю, потому, что для медика это не очень звучно. Вместо этого он стал Бен Ами. А Мевамет не знал, что Бен Ами — это Разников, и без колебаний пригласил его как врача. Если хотите, это совпадение, но такое случается часто — страна маленькая и по площади, и по населению, и сюда съезжаются евреи со всего мира. Рано или поздно здесь можно встретить самых неожиданных евреев. Я одного такого встретил неделю па-зад. Меньше всего я ожидал увидеть его здесь, но теперь он гражданин Израиля. После встречи с Уиллардом Эбботом возле Стены я уже не удивлюсь, если врач, которого вызвал Мевамет, окажется Разниковым.
— И вы думаете, они узнали друг друга?
— Если все, что рассказал Мевамет — правда, не сомневаюсь, что доктор его узнал, — сказал ребе. — Это возможно, но не обязательно. Доктор всего пару раз видел его, да и то мельком, почему он должен его узнавать? Но Мевамет мог запомнить доктора и сохранить его лицо в своей памяти. Думаю, он назвал его по-старому…
— И доктор его вспомнил, а потом они подрались?
— Скорее, Мевамет шагнул к нему с бутылкой, наш доктор резко оттолкнул его, тот упал и ударился головой.
Наступила тишина, все смотрели на Адуми, а тот в раздумье кусал губу. Наконец он сказал:
— Возможно, но взрыв — как доктор мог достать бомбу?
— Возможно, он и не смог бы достать бомбу, но после ее фотографий в газете и этой шумихи он вполне мог отличить одну взрывчатку от другой.
— Что вы имеете в виду?
— На улице Мазл Тов не было машин, и у дома Мевамета тоже. Рой точно все запомнил. А это значит, доктор пришел пешком. Откуда? В своем заявлении в прессе он сказал, что заскочил к Мевамету перед другим вызовом, значит, он был у вашей жены. Будь он где-то еще, даже по соседству, то сел бы в машину. Но если он сначала был у вас, то вместо того, чтобы сесть в машину и выехать на эту узкую грязную улочку, он предпочел пройти по аллее, которая соединяет две улицы. Стало быть, он пришел от вас.
— Это возможно, потому что он позвонил мне на работу и спросил, когда я приду, чтобы сказать мне что-то важное.
— Он так сказал? — удивился ребе. — Ему надо было сообщить вам что-то важное?
— Ну да.
— Так прямо и сказал? — настаивал ребе.
Адуми поджал губы и уставился в потолок. Затем перевел взгляд на ребе и кивнул.
— «Мне надо сказать вам что-то важное» — вот его слова. Я подумал, что он осмотрел Сару и что-то нашел, но он сказал, что еще ее не осматривал. В доме не горел свет, и он знал, что я еще не пришел. А может, он заметил, что моей машины нет на стоянке.
— А он знал, кем вы работаете?
— Конечно. Не потому, что мы дружили, а потому, что считалось: причина болезни моей жены связана с моей работой. Гиттель не устает повторять, что если я хочу, чтобы моя жена поправилась, то должен бросить эту работу.
Гиттель кивнула.
— Ты должен, Авнер.
Прежде чем тот ответил, ребе спросил:
— Но ведь это все объясняет?
— Что именно? — не понял Адуми.
— Почему он не известил полицию о найденной бомбе, — торжествующе воскликнул ребе.
— Какой бомбе? О чем вы? — изумился Адуми.
Стедман и Гиттель тоже недоумевали, но молчали.
— Смотрите. Доктор Бен Ами приезжает к вам и ставит машину у вашего дома. Затем он понимает, что вас нет дома, так как свет не горит. Некоторые врачи не любят приходить к замужним женщинам, когда те одни, или же сами женщины этого не любят, или их мужья. Как бы то ни было, он решает пойти к другому пациенту. Но тот живет в соседнем квартале, а между двумя улицами есть аллея, поэтому он берет сумку и идет по аллее.
Ребе встал, подошел к окну и выглянул на аллею, которая тянулась между домами.
— Вечер был туманный, а потом, если помните, пошел дождь. Возможно, он использовал фонарик, чтобы освещать дорогу, и я полагаю, что на вашем подоконнике он обнаружил бомбу — с улицы ее не очень было видно.