— На этом подоконнике? На моем?
Ребе кивнул.
— Именно. Гиттель уверяла меня, что они охотились за вами, и она, похоже, права. Она говорила, что вы занимаете высокий пост в правительстве.
— Конечно, я была права, — самодовольно заметила Гиттель. — Зачем террористам старый торговец подержанными машинами? Я с самого начала говорила, что им нужен ты, Авнер. — А ребе она сказала: — Авнер занимает высокий пост. Там, в Тель-Авиве, до приезда сюда…
— Ша, Гиттель. Ты слишком много болтаешь, — оборвал ее Адуми. — Итак, вы думаете, бомба лежала на моем окне? И Бен Ами ее увидел?
— Я так полагаю. — Ребе наклонился назад так, что оказался на уровне подоконника. — Не знаю, что бы я сделал, если бы нашел бомбу, как доктор Бен Ами. Наверное, ужасно бы перепугался. Она ведь могла взорваться в любой момент. А что он мог сделать? Убежать прочь? Попытаться ее разрядить? Он не знал, как давно бомба там находилась и когда должна была взорваться. По-моему, он поступил разумно. Он вспомнил, как в газетах учили разряжать подобные устройства — сдвигать переключатель. Затем ему бы следовало вызвать полицию, приехали бы полицейские машины, прочесали квартал и перепугали вашу жену. Вместо этого он звонит вам, ведь он знал, что теракты — больше ваша забота, чем полиции. Он знал, что вы с этим разберетесь, позвонил вам и сказал, что хочет сообщить что-то важное.
Адуми кивнул.
— И что он вам сказал при встрече?
— Только то, что осмотрел жену и решил, что ей надо лечь на обследование.
— Но он звонил вам до осмотра.
— Ну, может, он уже тогда думал…
— Тогда бы он сказал, что хочет что-то с вами обсудить, а не сообщить.
— Вижу, куда вы клоните, — кивнул Адуми. — Он идет по аллее и видит бомбу, разряжает ее и звонит мне. Затем, вместо того, чтобы ждать моего прихода домой, идет к Мевамету. Почему бы и нет? Не стоять же ему на месте. Но если даже принять вашу версию о его драке с Меваметом, я все равно не понимаю, зачем ему снова заряжать бомбу. Вы сказали: чтобы свалить все на террористов, но зачем? Он мог сказать, что позвонил в дверь Мевамета и никто не открыл…
— Потому что там был Рой! — воскликнул ребе. — Когда он уходил от Мевамета, то встретил Роя. Смерть, очевидно, была случайной, но все же в результате насилия. Началось бы расследование, кто бы ему поверил? Он закрепился в Израиле, пользовался уважением и почетом, а если бы полиция начала копать, все пропало. Если ничего не предпринять, тело нашли бы на другой день, Рой бы заявил, что видел доктора выходящим из квартиры. Но потом он вспомнил о бомбе и решил разыграть теракт, так как знал, что террористы тут же возьмут на себя ответственность. И вообще, они же подложили бомбу! Так что он ее снова зарядил и положил на подоконник Мевамета.
— Но он подвергал риску Сару, — возразила Гиттель.
— Разве, мистер Адуми? — спросил ребе. — Описание бомбы в газете показывает, что она была ограниченного радиуса действия и силы.
— Это правда, — подтвердил Адуми. — Конечно, был шум от взрыва, но он дал ей снотворное. Она проснулась и снова заснула. Бедный мерзавец — не могу не жалеть его. — Он встал и принялся ходить по комнате, а трое собеседников молча следили за ним. — Возможно, с Абдулом мы не продвинулись, так как занимались Меваметом. Если бы мы изменили порядок допроса… — Он замолчал и повернулся к Стедману. — Мне… мне очень жаль. Иногда мы ошибаемся… понимаете… это все для блага государства…
— Понимаю, — кивнул Стедман. — Я на вас не в обиде.
— Спасибо. — Адуми робко улыбнулся. — И ваш сын действительно виноват во взрыве — тем, что был там. — Он неуверенно взглянул на гостей. — Ребе, хочу поблагодарить вас, и тебя, Гиттель, что привела их сюда… Я…
— Тебе следовало знать, Авнер, — огрызнулась она, — что сын такого человека, как мистер Стедман, не может быть замешан в теракты… Тем более он друг моего племянника.
— Мне… Мне следовало знать.
Она пристально посмотрела на него, потом на племянника и на его друга — оба улыбались.
— Мужчины! — фыркнула она, направляясь к двери. — Что, нам здесь сидеть весь вечер, а Мириам будет гадать, что случилось?
Ребе и Стедман послушно последовали за ней в машину.
Глава 50
— Они улетают в понедельник, — сообщил ребе. — Дэн говорит, что заедет завтра попрощаться.
— Но почему Рой не может закончить учебный год? — спросила Мириам.
В квартире они были одни: Гиттель ушла с Джонатаном в парк. Ребе пожал плечами и не сразу ответил, а сначала пошел к плите, налил себе чашку чая, вопросительно посмотрел на жену и налил еще одну. Потом обе чашки поставил на стол.
— Так будет лучше, я думаю, — сказал он лишь после того, как отхлебнул чай. — У парня с самого начала все шло не так, да еще этот ужасный случай. Не думаю, что ему удастся хорошо доучиться. К тому же существует опасность со стороны арабских друзей Абдула, ведь они не знают всей истории, а видят только, что Рой и Абдул уехали вместе, и теперь Рой свободен, а Абдул под следствием.
— А Дэн?
— В данной ситуации он не сможет уехать один.
— Но его книга?
— Так он вернется попозже. А может, у него уже достаточно материала, чтобы сесть и написать ее. — Он осушил чашку. — В конце следующей недели будет уже три месяца, как мы здесь. Надо подумать…
— О, но Гиттель сказала, что говорила с мадам Клопчук, и та не возражает, если мы побудем еще.
— Нет, я не имел в виду квартиру, — ответил ребе. — Я хотел сказать, что надо думать о возвращении в Штаты.
— Да? — Она сдержала удивление, ожидая объяснений.
Ребе был поражен.
— Здесь, в Израиле, никому не нужен лишний раввин, разве ты не понимаешь? Врач едет туда, где болезнь, а раввин — туда, где он нужен.
— Но ты собирался оставить раввинство и жить здесь.
— Знаю, — печально кивнул он. — Это мечты, они возникают у каждого, кто по работе несет ответственность за людей. Но рано или поздно мечты кончаются и наступает реальность, надо возвращаться к прежним занятиям.
— Неужели дело Роя так на тебя подействовало?
— Полагаю, оно помогло мне определиться с решением, но я пришел к нему давно. Ты знаешь, какое-то время я пытался сделать выбор, еще до нашего приезда.
— А потом заразил этой идеей меня…
— Я отчасти надеялся, что ты станешь возражать. Так было бы легче. Но я рад, что ты не возражала, потому что это должен решить только я.
В дверь постучали, она открыла, и вошли Джонатан и Гиттель.
— Я играл в футбол, — закричал Джонатан. — Правда, Гиттель? Скажи им. Там были ребята, и я играл с ними.
— Замечательно, — сказал отец.
— Он заправский футболист, — похвалила Гиттель.
Ребе взглянул на часы.
— Как поздно! Пора в синагогу на «Havdalah»[20]. Хочешь пойти со мной, Джонатан? Тебе надо переодеться.
— Ладно, я быстро. Подождешь меня? Помоги мне переодеться, Гиттель.
— Хорошо. Пошли, Джонатан.
Ребе порылся в карманном еженедельнике и сказал Мириам:
— Если мы вылетим в следующий понедельник, то прибудем домой ровно через три месяца со дня отъезда в Израиль. Это хорошо. Может, ты позвонишь в авиакомпанию и забронируешь билеты?
Когда ребе с сыном ушли, Гиттель сказала:
— Знаешь, Мириам, я все собиралась тебе сказать, но не хотела при Дэвиде: Авнер Адуми был им очень поражен, и я тоже. Он здорово помог Стедманам, но помог и Израилю.
— Но не доктору Бен Ами, — ответила Мириам, — а мне его жаль. Ты однажды водила меня к нему, когда я была в депрессии, а он был так добр и помог мне. Что с ним будет?
— С доктором Бен Ами? Ничего.
— Ничего?
— Конечно. Адуми — это не полиция, «Шин Бет» работает самостоятельно. А если ему потребуется доложить наверх, то он просто скажет, что Рой не связан с террористами, и делу конец.
— Но он же не может игнорировать то, что сделал Бен Ами.
— А что он сделал? Давние дела в России? Доказательств нет, только рассказ Мевамета. Когда принимаешь административное решение, всегда кто-то думает, что это относится лично к нему. В любом случае, то, что произошло в России много лет назад, Адуми не касается.
— Но он убил Мевамета, — запротестовала Мириам.
— Да, но твой Дэвид доказал, что это произошло случайно, при самозащите. Так оно и было, потому что Бен Ами не узнал бы одного из тысяч бывших заключенных, но Мевамет мог его узнать. Так что? Он не сообщил о бомбе? Но он пытался, он ее разрядил и позвонил Адуми.
— Но затем он снова ее зарядил и взорвал.
— Это так, но никто по сути не пострадал, потому что Мевамет был уже мертв. Да, он нанес вред дому, но это дом его брата. Нет, я уверена, что Адуми не станет ничего предпринимать. Вот увидите, когда Бен Ами вернется, он сразу продолжит лечить Сару.
— Я уже не увижу, Гиттель. Мы уезжаем в Штаты где-то через неделю.
Впервые Гиттель утратила свою уверенность.
— Но ведь ты говорила…
— Что Дэвид хочет остаться? Это так, но ему надо возвращаться. В глубине души он всегда это знал.
— Ури в армии, мне будет так одиноко, — печально вздохнула Гиттель, — а я надеялась, что у меня будет семья, которой я смогу помогать и которую буду навещать. А теперь вы уезжаете, Ури женится, и я останусь совсем одна.
Повинуясь внезапному порыву, Мириам шагнула к Гиттель и обняла ее.
— Не грусти, Гиттель, мы будем регулярно приезжать отдохнуть.
— Я грущу, — ответила Гиттель, — о тебе. Печально думать, что ты возвращаешься в изгнание, а могла бы остаться здесь, в Земле Обетованной. Но поезжай с Богом и возвращайся с Богом. Твой Дэвид — умный человек. Возможно, в следующий раз он сможет остаться.
Глава 51
— Получив вашу телеграмму, я подумала, что вы приедете с девушкой, — сказала Бетти Дойч, аккуратно выезжая на своей машине из аэропорта на шоссе, ведущее в Барнардз Кроссинг. — Вы пишете: «Мы вылетаем» вместо «вылетаю». Довольно нетипично добавлять лишнее слово, и я подумала, что так вы меня предупреждаете о какой-то девушке.