м» и что я употребила слово «обделенная»?
— Нет, как раз это я оценила. Но котик, щепки, ведро — это как-то сюда не идет.
— Ну и хорошо! Вычеркнем все это, долой! А корову тоже?
— Да, мне не нравится корова в сочинении, — отчеканила требовательная мисс Дирборн.
Поездка в Миллтаун имела и некоторые неприятные последствия. Мать Минни Смелли сказала Миранде Сойер, что ей надо последить за Ребеккой, потому что девочка употребляет вульгарные просторечия, а порой даже и богохульствует. Они бегали с Эммой Джейн и Ливингом Перкинсом по дороге, вставали на четвереньки, и Ребекка при этом богохульствовала.
Ребекка, когда тетя Миранда предъявила ей обвинение, категорически все отвергала, и тетя Джейн склонна была ей верить.
— Ну напряги свою память, постарайся сообразить, что же они, Минни со своей мамашей, могли подглядеть и подслушать? — кротко наставляла тетя Джейн. — Не сердись, не упрямься, а сядь и подумай. Ты говорила, что вы как-то играли на дороге в охотников.
И тут Ребекку осенило.
— Ах, это вот что, наверно! Помните, все утро лил дождь и дорогу так затопило, что она была на вид как река. Мы с Ливингом и Эммой гуляли там, и я шла впереди. Вдруг я увидела, как поток воды свергается в канаву, и мне это сразу напомнило одно место из постановки «Хижины дяди Тома» в Миллтауне. Элиза бежала с ребенком на руках через Миссисипи по обломкам льда, и ее преследовали ищейки. Мы тогда смеялись, когда выходили из палатки, где шел спектакль. Потому что места в палатке было мало, и артистке приходилось бегать по кругу. Получалось, что сначала собака преследует артистку, а потом артистка бегает за собакой. И вот… Ливинг непременно подтвердит вам, что я говорю правду. Я сняла с себя дождевик и завернула в него учебники — это был младенец. А потом я закричала: «Храни меня мой Бог — река!» Такие слова говорила Элиза в пьесе. А потом я прыгала из лужи в лужу, а Эмма и Ливинг преследовали меня, как ищейки. Минни Смелли — она глупая. Она не понимает, что игра, а что происходит на самом деле. А Элиза совсем не богохульствовала в «Хижине». Это у нее было как молитва.
— Ну, когда про Бога орут посреди грязи, то это скорее богохульство, чем молитва, — заявила тетя Миранда. — Ты прямо рождена для всяких безобразий, как воробей для полета. Хоть бы кто-нибудь укоротил твой длинный язык!
— Я думаю, что язык надо укоротить прежде всего Минни Смелли, — проворчала Ребекка и стала накрывать стол к ужину.
— Просто не знаю, как быть с этим ребенком! — сказала Миранда, снимая очки и убирая заштопанный носок. — Как ты думаешь, Джейн, у нее с головой все в порядке?
— Конечно, она отличается от многих из нас, — подумав, ответила Джейн, и улыбка осветила ее милое, приветливое лицо. — А в какую сторону она отличается — в худшую или в лучшую — это станет ясно потом, когда она вырастет. Девочка справляется со всем, что мы ей поручаем, вот только мы с ней, похоже, никогда не справимся.
— Вздор и чепуха! — сказала в ответ Миранда. — Ты, может быть, и не справишься, но я… Еще не родился на земле ребенок, с которым я не справилась бы!
— Убеждена, что ты, пожалуй, справилась бы. Но лучше предоставь всему идти своим чередом, — с улыбкой проговорила Джейн.
За небольшой срок Джейн невероятно преуспела в умении высказывать и отстаивать собственное мнение.
Глава XII. «Видишь мучеников бледных?»
Прочитав рассказ о спартанском мальчике, спрятавшем на груди украденного лисенка, Ребекка загорелась мыслью о том, что время от времени ей надо себя наказывать. Не так жестоко, но надо. При этом хорошо бы выбрать для себя какую-то мягкую форму наказания и при этом быть уверенной, что оно подействует благотворно. Причиной для такого решения явился следующий эпизод.
Как-то днем, надев свой лучший наряд, Ребекка отправилась на чаепитие к Кобам. Когда девчушка переходила через мост, красота реки привела ее в такой неописуемый восторг, что она остановилась посередине моста и облокотилась на перила, при этом совершенно забыв, что перила выкрашены и не успели высохнуть. Положив поудобнее локти, чуть свесившись и приятно расслабившись, девочка ушла в свои мечты.
Река за плотиной образовывала пруд и отражала в своей спокойной глади синее небо и зеленые берега. Водопад казался Ребекке настоящим чудом, вода непрерывно лилась, низвергая свой золотистый поток в снежный водоворот пены. Сверкающий на солнце, мерцающий при луне, холодный и серый под ноябрьскими небесами, сочащийся едва заметной струйкой под дамбой в пору июльских засух, напитывающийся яростной силой в дни апрельских паводков — водопад этот, подобный множеству ему подобных, приковывал к себе детские взоры. Сколько мальчиков и девочек любовались им, облокотясь на перила, искали в нем величие и тайну, а потом разочарованно убеждались, что он такая же «обыденность и повседневность», как все, что их окружает…
Переходя через мост, Ребекка никогда не упускала случая повисеть на перилах и поразмышлять. На этот раз ей вспомнилось начатое и еще не законченное ею стихотворение. Она вдруг поняла, как можно его завершить.
Пошли на речку погулять
Блондинка и брюнетка.
Блондинку Эммой было звать,
А смуглую — Ребеккой.
«О, если б я, как эта гладь,
Синела и сверкала,
О, если б горя мне не знать!» —
Так Эмма Джейн сказала.
«Ах, если б каплей стала я
В волнах водоворота!
Синеть, как чистая струя,
Совсем мне не охота!» —
Сказала Эмме Джейн в ответ
Чернявая девчушка
(Она ей не сестра, о нет,
Лишь верная подружка).
Но жизнь не может быть такой,
Как просим мы у Бога:
Ребекку изведет покой,
А Эмму Джейн — тревога.
Слово «изведет» уж очень резкое, надо как-то по-другому… Но почему так пахнет краской? Ой! Это от меня… Боже, мое лучшее платье! Что теперь скажет тетя Миранда?!
Жестоко укоряя себя, проливая потоки слез, Ребекка устремилась вперед с надеждой, что в доме Кобов ее встретят сочувствие и понимание и что, быть может, там как-то помогут ей выйти из положения — вот только чем они ей помогут?
Миссис Коб сразу проявила понимание. Она сказала, что умеет выводить почти любые пятна на почти любом материале, и это подтвердил дядюшка Джерри:
— Матушка у нас выводит так выводит! Иногда на скатерти след остается, но вообще у нее на это дело легкая рука.
Испорченное платье было снято и погружено в раствор скипидара, а Ребекка принялась хлопотать возле праздничного стола в голубом ситцевом халате миссис Коб.
— Ты не переживай уж так, не порть себе аппетит, — напевала миссис Коб. — Тут для тебя и бисквит с кремом, и мед. Если скипидар не подействует, я еще попробую французскую известь, магнезию и теплую мыльную пену. А если уж и это не подействует, тогда отец сходит к Страуту и возьмет то самое вещество, которое Марта Мезерв привезла из Миллтауна: им удалось вывести пятно от смородинового торта на подвенечном платье!
— Не пойму, Ребекка, как с тобой могло такое случиться, — шутливым тоном сказал дядюшка Джерри, угощая ее медом. — Там эти таблички «ОКРАШЕНО» развешены вдоль всего моста. Они потому их натыкали, что поблизости приют для слабовидящих. А ты-то ведь не из этого приюта!
— Я их не заметила, — жалобно пробормотала Ребекка, — я залюбовалась водопадом.
— Водопады… они тут от начала времен. И до самого конца никуда не денутся. Подумаешь, невидаль! Ребенок она еще, нянька ей нужна… Надо нам с тобой, матушка, взять ее под присмотр, — сказал мистер Коб, подмигивая жене.
Когда ужин был съеден, Ребекка настояла на том, что она будет мыть и вытирать посуду, а миссис Коб в это время повозится с платьем, и, может быть, ей удастся справиться с непосильной задачей. Время от времени покидая свой пост у раковины, Ребекка беспокойно заглядывала в таз, чтобы узнать, как идут дела у «матушки», а «отец» то и дело подходил с советом:
— Самое лучшее, пожалуй, разложить это платье на мосту, чтобы уже не только локти и живот выкрасились, а и подол, и все остальное.
Когда следов краски поубавилось, Ребекка заметно повеселела. Решили вынести платье на свежий воздух и пойти посидеть в гостиной.
— У вас не найдется листка бумаги? — спросила Ребекка. — Пока я там прижималась к краске… у меня сочинилось стихотворение.
Миссис Коб достала свою корзинку для штопки, а дядюшка Джерри принес матерчатую сумку с веревками и стал плести из них разные разности — это было его любимое вечернее занятие.
А Ребекка тем временем переписала своим крупным ученическим почерком стихи про двух подруг, внеся попутно ряд изменений:
ДВЕ ПРОСЬБЫ
(сочинение Ребекки Рэндалл)
Пошли купаться на ручей
Блондинка и брюнетка —
Блондинку звали Эмма Джейн,
Чернявую — Ребекка.
«Жить лучезарно и легко
О, как бы я желала!» —
Смуглянке тихо на ушко
Блондинка прошептала.
«Ах, если б превратилась я
В волну водоворота!
Бежать, как тихая струя,
Мне вовсе не охота!» —
Блондинке молвила в ответ
Чернявая резвушка
(Она ей не сестра, о нет,
Лишь верная подружка)…
Не будет пользы никакой
От этих просьб в итоге:
Шальным испортит жизнь покой,
А благостным — тревоги.
Когда Ребекка прочла стихи вслух, старики в один голос решили, что это не только очень красивое, но во всех отношениях превосходное произведение.
— Я думаю, если бы тот писатель, что живет в Портленде на улице Конгресса, услышал твои стихи, он был бы удивлен, — сказала миссис Коб. — Если бы у меня спросили, что лучше: вот это твое стихотворение или его знаменитое «Не говори мне в траурных катренах», — то я не побоялась бы сказать, что твой стих и по звучанию не хуже, и при этом гораздо яснее.