Ребекка пребывала в самом жалком и растерянном состоянии. Как может она ответить отказом? Какими словами ей объяснить, что она не является членом церкви? Как может она молиться при таком стечении взрослых женщин? Джон Роджерс во время своей казни едва ли страдал больше, чем эта бедная девочка. Она сразу вскочила на ноги, забыв о том, что женщинам положено молиться сидя и что только дьякону подобает стоять на молебне. Ее сознание похоже было на тот африканский лабиринт, который рисовал на доске мистер Барч.
Принятая форма молитв была ей, конечно, известна. Она все-таки часто посещала молитвенные собрания. Но дома Ребекка предпочитала молиться своими словами. И вот она робко и сбивчиво начала говорить:
— Отче наш, Сущий на небесах, Единый повсюду, в Сирии и в штате Мэн, под синими небесами, желтыми звездами и пылающим солнцем… Там, где огромные деревья колышутся в раскаленном воздухе, и тут, где ноги путников утопают в снегах, и нет для тебя неодолимых расстояний… Сегодня Тебе молится человек, давно утвердившийся в вере, а завтра окажется так, что
Прянет идолопоклонник,
Как голуби — на подоконник.
Не всем нам выпало быть миссионерами и учить людей добру… Многие из нас еще сами не научились творить добро… Но если придет царствие Твое и будет воля Твоя на небесах и на земле, то каждый должен помогать слабым и немощным. Однако помогать надо также здоровым и сильным.
Мы услышали сейчас о детях, рожденных под небом Сирии. Они совершают ради Тебя, Господи, необычные, интересные дела. Многим из нас тоже хотелось бы отправиться в далекие страны и совершать смелые подвиги на благо языческих народов, осторожными перстами забирая у них каменных и деревянных идолов… Но может оказаться, что мы останемся дома и будем делать изо дня в день то, что нам положено… иногда то, что неприятно и скучно… но вспомним тогда слова церковного гимна о сладком аромате наших утренних жертвоприношений… Таким образом Господь учит нас быть кроткими и терпеливыми, Он помышляет о том, чтобы мы без страха переносили тяжелые времена. Аминь.
Бедная наша фантазерка, эксцентричная и невежественная! Ее молитва представляла собой набор полубессвязных реминисценций. Там соединились строчки общеизвестных молитв с цитатами духовных гимнов, а также сочинений преподобного мистера Барча. Но она так сумела склеить эти кусочки, придать им такую неожиданную последовательность, что все восприняли «молитву» как ее собственное сочинение. Бывает так, что те или иные слова входят в сокровищницу мысли и культуры, а люди так и не узнают, кому они принадлежали. А тут все вышло наоборот: слова все сплошь были чужие, но авторство однозначно принадлежало нашей героине.
Произнеся «аминь», Ребекка опустилась — не на скамейку, как она думала, а на ящик для жертвоприношений. Чуть позже, дождавшись, когда комната опустеет, она подошла к миссис Барч, которая, поцеловав ее с нежностью, проговорила:
— Моя дорогая, как я рада, что мы проведем время в твоем обществе! Если мы появимся в половине шестого, это не будет слишком поздно? Сейчас три, а нам надо съездить на станцию за чемоданами и за детьми. Мы оставили их там, поскольку пребывали в неведении, задержимся мы тут или последуем дальше.
Ребекка сказала, что как раз в половине шестого они садятся ужинать, а потом приняла предложение миссис Коб довезти ее до дому. Щеки у Ребекки пылали и губы подрагивали, как вспоминала впоследствии тетушка Сарра, и почти всю дорогу она молчала.
Однако сильный ветер и успокаивающее присутствие миссис Коб понемногу возвращали ее на грешную землю, так что дома она появилась радостная и воодушевленная. Ее так распирало от нетерпения, что она даже забыла оставить боты на боковом крыльце и только в гостиной опомнилась, откинула коврик и принялась разуваться.
— Твои туфли греются у очага, — сказала тетя Джейн. — Они теплые-претеплые. Скорее влезай в них и рассказывай.
Глава XIX. Преемница дьякона Израэля
— Собрание было совсем короткое, — начала свой отчет Ребекка, — а миссионер и его жена — совершенно замечательные люди. И, представляете, они будут у нас в гостях, и заночуют, и завтра проведут еще весь день! Вы, надеюсь, не будете против?
— У нас в гостях? — воскликнула Миранда, роняя клубок со спицами; она резко сняла очки, как всегда делала в моменты сильного волнения. — Они сами сюда напросились?
— Нет… Просто так вышло, что я должна была их пригласить от вашего имени. Но, тетя Миранда, я подумала, что вас порадует такое интересное общество. Дело в том…
— Довольно объяснений. Скажи сначала, когда они препожалуют. С минуты на минуту?
— Нет. Через два часа. В половине шестого.
— Теперь объясни, кто дал тебе право приглашать с ночевкой посторонних пожилых людей? Ты что, не знаешь, что мы уже двадцать лет ни с кем не общаемся и не собираемся общаться еще двадцать лет? По крайней мере, до тех пор, пока я здесь хозяйка.
— Не укоряй ее, Миранда. Сперва выслушай, — вмешалась Джейн. — Если бы на встречу пришли не Ребекка, а мы с тобой, произошло бы то же самое. Ведь мистер Барч был папиным другом.
— Встреча была недолгой, — продолжала Ребекка. — Я передала все, что вы просили, и все очень сожалели о вашем отсутствии. Президент тоже в отъезде, и на его место посадили миссис Мэтьюз. Это вышло не очень удачно, потому что стул ей явно мал, и это напомнило мне одну строчку в гимне, который мы пели:
Как языческие земли, широка…
И касторовая шляпа на ней все время была набекрень. А мистер Барч очень красиво рассказывал про язычников, которые живут в Сирии. Правда, в корзине, которую проносили по рядам, набралось всего сорок центов. Этого, по-моему, мало для спасения даже одного языческого ребенка. Потом мистер Барч обратился к собранию с просьбой. Если кто-то из сестер согласится, то они остались бы на ночь, а завтра устроили бы маленькую вечеринку; миссис Барч пришла бы в сирийском национальном костюме, и они показали бы много всяких заграничных сувениров. Они ждали ответа, долго ждали, но никто не отозвался. Мне это было очень тяжело. Потом он еще раз повторил свою просьбу и объяснил, по какой причине он хотел бы задержаться в Риверборо. Вы же понимаете, что это его священный долг. И в этот момент миссис Робинсон подсказала мне шепотом, что, когда был жив мой дедушка, миссионеры имели обыкновение останавливаться в кирпичном доме. И что они даже не хотели ночевать ни в каких других домах. Я ведь не знала, что вы перестали их принимать, потому что, пока я тут живу, они ни разу не приезжали. И я подумала, что поскольку меня послали представлять семью, то я просто обязана пригласить их от вашего имени.
— И что же, все стали расходиться, а ты подошла к ним и пригласила?
— Нет, собрание еще продолжалось, и я поднялась со своего места. Я должна была это сделать, потому что Барчи были удручены. И я сказала: «Мои тети мисс Миранда и мисс Джейн Сойер почтут за честь оказать вам прием в кирпичном доме, под гостеприимным кровом которого при жизни их отца имели обыкновение останавливаться миссионеры. Мне было поручено передать приглашение и засвидетельствовать почтение».
Потом я села, мистер Барч помолился за дедушку, называя его «Божьим человеком». При этом еще он поблагодарил нашего Небесного Отца за то, что дух дедушки остается жить в его потомстве — это он имел в виду вас. И что добрый старый дом, где столько братьев получали воодушевление и помощь, откуда многие с подкрепленными силами выходили на борьбу, — что этот дом по-прежнему гостеприимно открывает свои двери для плавающих и путешествующих…
Порой, когда небесные тела принимают правильное взаиморасположение, природа становится более совершенной, чем искусства. Слово, сказанное истинно от сердца, без расчета на эффект, способно вдохновить.
Душевные врата Миранды Сойер с годами затворились. Это произошло не сразу, а подготавливалось постепенно, и, возможно, она сама даже не подозревала об этом. Если бы Ребекка действовала с умыслом, хитрила, она едва ли смогла бы проникнуть в заповедные области, а теперь помимо чьей бы то ни было воли ворота эти зашатались, сорвались с петель и благодатный ветер случая все расширял и расширял проем. Странным образом обстоятельства сложились так, что все обернулось в лучшую сторону. Миранда стала припоминать минувшие дни, и образ благочестивого и глубоко почитаемого в семье отца воскрес в ее памяти.
Имя Сойера повсюду произносилось с уважением и похвалой. Ребекка повела себя как достойная внучка дьякона Израэля Сойера и окончательно сумела убедить Миранду, что она не «вся в Рэндаллов». Череда событий, связанных с присутствием в доме Ребекки, исподволь смягчала черствость Миранды, хоть она и не выказывала это явно, но эти глубинные изменения давали основание ожидать, что сейчас она не испортит дела, не откажет его преподобию в гостеприимстве.
— Да, теперь я вижу, Ребекка, что ты сделала именно то, что обязана была сделать, — сказала Миранда. — Лучших слов просто и нельзя было подыскать. Конечно, мы с тетей Джейн не ко времени схватили простуду, но, слава богу, дома у нас чисто и комнаты в порядке — и те, что открыты, и те, что заперты. Провизии тоже хватит, я думаю, мы не ударим лицом в грязь. Вообще-то по крайней мере в пяти домах могли принять Барчей, но все эти люди либо скаредны, либо ленивы. Так почему же твои миссионеры не явились вместе с тобой?
— У них на станции чемоданы и дети.
— Дети?
— Да, тетя Миранда. Все эти дети родились под небесами Сирии.
— Сирийская бабушка! — воскликнула Миранда не представляя, кем на самом деле были воспитанники Барчей. — Сколько же их?
— Я не догадалась спросить. Но хочу приготовить две комнаты, а если не хватит, я самого маленького возьму к себе в постель, — сказала Ребекка, которой очень хотелось, чтобы все было именно так. — Поскольку вы обе не очень здоровы, поручите мне устроить прием. Когда все будет готово, я вас позову. Вы ведь выйдете поприветствовать мистера и миссис Барч?