Ева здесь была ни для того, чтобы шутить. Виленская должна была очаровать родителей Влада и на том, девушка искренне надеялась, они навсегда разойдутся. И она в первый и в последний раз будет пить чай из старинных фарфоровых чашек в этом прекрасном дворце.
Глава 7
Ева сидела, сжавшись в комочек, обняв себя руками и мечтая, как можно скорее очутиться дома. После прекрасно прошедшего ужина и чая в гостиной, мужчины куда-то удалились, «оставив девочек поболтать». На взгляд Виленской все было хорошо, они с Елизаветой мило побеседовали, обсудили пару неиссякаемых светских тем, но по прошествии пятнадцати минут, Влад вернулся расстроенным. Сухо и быстро распрощавшись с родителями, они с Виленской сели в уже привычный Maybach и покатили по известному маршруту.
— Почему ты тормозишь? — то, что что-то не так, Ева поняла сразу, как только взглянула Владу в глаза. Она понимала, что план начальника явно не удался, иначе он не выглядел был злым и растерянным одновременно. Гордеев спутнице ничего не ответил, только молча заглушил автомобиль, вышел и закурил.
— Влад? — Ева последовала его примеру и ежась под порывами осененного ветра, выбралась наружу. Какое-то время прошло в тишине, пока Гордеев нервно и дергано курил, но затем начальник будто потерял остатки разума.
— Чертов сукин сын! — оглушительный крик разрешал тишину ночи. Благо, что машин поблизости не наблюдалось, потому что они стояли прямо посреди трассы.
— Влад!
— Ублюдочный, старый сукин сын! Я убью его! Убью собственными руками! Он считает, что может повелевать мной! Мной! В мои годы! Тварь!
— Влад, пожалуйста, — Еве было страшно, она не знала, как подступиться к Гордееву и привести его в чувства. Тот, будто не слышал ее вовсе, словно находился на этой пустынной дороге совсем один. Взгляд его, будто бы налившийся тьмой, пугал.
— Ненавижу! — звук разбивающегося стекла заставил Виленскую вскрикнуть и прикрыть рот ладошкой. Гордеев с силой ударил кулаком в окно возле водительского сиденья. То рассыпалось, оставляя на руке Влада кровавое пятно. Впрочем, на этом Гордеев не остановился, через мгновенье ударил уже травмированной рукой сначала по двери, а затем начал колотить ни в чем неповинный автомобиль руками и ногами, куда попадется. Ева тихо всхлипывала, предусмотрительно сделав несколько шагов назад. Ей было страшно, инстинкт кричал держаться от Гордеева подальше.
Когда Влад достал из багажника биту внушительных размеров, Ева начала прощаться с жизнью, но к счастью, оказалось, что она предназначалась ни ей. Казалось, что Гордеев вообще о ней забыл, он не видел и не слышал девушку. Двигался, будто одержимый темными силами.
— Вот, что я думаю о твоем подарке, мразь! Это же самое я сделаю и с тобой, — каждое слово Влад кричал с надрывом, сопровождая его ударом о дорогую машину, которая вскоре начала напоминать груду бесполезного железа. Звуки биты о металл разрезали воздух, буквально сотрясали его. Влад разговаривал с невидимым противником, он ничего вокруг себя не видел и не слышал. — Сука… ублюдок… тварь!
— Влад… — только и смогла, что прошептать захлёбывавшаяся в слезах и напуганная Ева.
— Он ставит мне условия! — прокричал Гордеев, откидывая биту в сторону и, наконец, обращаясь к своей спутнице. — Ему не хватило того, что он испоганил мне всю жизнь, понимаешь?! Не хватило! — Гордеев неопределённо взмахнул руками. — Он всегда будет руководить мной, я всегда буду марионеткой в его руках! Этого старого, маразматичного пса, которому мало власти, мало денег, мало искалеченных жизней! Я убью его и положу этому конец!
— Влад, пожалуйста, — Ева сама не поняла, как оказалась рядом с растрепанным и обессиленным Гордеевым. Его трясло, руки были в крови, она частично попала ему на лицо и в целом, это выглядело ужасающим, но все, чего хотела Виленская — это успокоить его. — Тише, тише, все хорошо, — шепотом произнесла она, прижимаясь к нему, принимаясь нежно водить руками по его лицу.
— Я ненавижу его… Ева… ненавижу… его… себя… всех… — лихорадочно зашептал Влад, словно находясь в бреду и хватая ее за руки. — Я… я…
— Все будет хорошо, слышишь? Иди сюда… — Ева чудом сумела отвести Гордеева в раскореженный автомобиль, усадить на заднее сиденье. В своем лихорадочном приступе, он позволил ей уложить свою голову на плечо.
— Он ничтожество… он ничтожество…
— Все пройдет, Влад, все пройдет, мой хороший, — Ева гладила его по голове, плечам, в попытке успокоить. Она не знала, что произошло между Владом и его отцом, но видимо, нервы начальника сдали, потому что она впервые видела человека, находившегося в таком состоянии. На грани чего-то ужасного и непоправимого.
— Ему не хватило того, что он лишил меня детства. Он всегда все отнимал… но этому придет конец, этому нужно положить конец…
Ева сама себя не понимала, но в этот момент ей было так же плохо, как и Владу. Она гладила его и плакала, не зная, чем помочь, вслушиваясь в бессвязный шепот и понимая, что внутри у него что-то сломано. А Влад впервые за то время, что они «вместе» обнимал ее, цепляясь, будто за спасительный круг.
Гордеев никогда и никому не рассказывал, насколько сильно ненавидит родителей и, в особенности, отца. «Любимого папочку», который с легкостью превращал его жизнь в сущий ад. Едва ли не с самого рождения.
Андрей воспитывал сына при помощи ремня с самого детства и так вплоть до отъезда в Англию. Не чурался морить голодом и запирать его, еще совсем малыша, в комнате по несколько дней. Влада никогда не спрашивали, чем он хочет заниматься и с кем он хочет общаться. Все «недостойные» на взгляд Андрея связи, он прерывал. На увлечении сына живописью поставил жирный крест, как-то раз воткнув остро заточенный карандаш ему в руку. А когда Влад, еще будучи почти ребенком, умолял забрать его из чужой и холодной Англии, где с ним никто не хотел общаться и дружить, он ответил, что если и вернет сына домой, то только для того, чтобы сдать в сиротский приют. А оттуда Влад отправился бы прямиком в армию, где из него «сделали бы человека».
Андрей перечеркнул все отношения сына с друзьями детства, поставил жирный крест на его мечтах заняться инженерией, он отнял все, что Владу было дорого и все, чего хотел младший Гордеев — поступить с отцом так же на старости его лет. Оставить без единого рубля. Отнять фамильный особняк, в котором ему не дали вырасти и сравнять тот с землей, втоптать дражайшего папочку в грязь перед давними коллегами. Разлучить с матерью. И отправить в самый захудалый приют для престарелых. Тогда бы в его сердце обязательно пришел мир…
Глава 8
Ева провела выходные, словно на иголках. Она волновалась за Влада, ненавидела себя за то, что испытывает к нему хоть какие-то чувства, помимо презрения, но ничего не могла с собой поделать. Из рук валилось все, за что бы Виленская не взялась: ни убраться, ни еды приготовить, ни даже почитать, в мыслях-то был один Влад.
Так выходные Евы и прошли, а в понедельник не изменилось ровным счетом ничего. Гордеев к себе ее не звал, провел свое обычное совещание, как и всегда в начале недели, а затем, по словам секретарши, уехал куда-то по делам. Виленская на эти слова покивала, да оставила бумаги на подпись в приемной.
Сообщение на телефон пришло вечером. На часах была половина шестого, когда Влад кинул ей смс-ку о том, что ждет у себя в кабинете после окончания рабочего дня. Ева нахмурилась, намерений начальника не поняла, вряд ли бы он позвал ее «развлекаться» в свой кабинет, для этого он снимал свой излюбленный номер в отеле. Тем не менее, делать было нечего, и, выждав, когда весь ее отдел разойдется, Ева собрала свои вещи и отправилась на девятый этаж. Благо, секретарши Влада тоже уже не было на месте, поэтому она беспрепятственно вошла в кабинет начальника.
— Привет, — Влад сидел на небольшом кожаном диване, в руках был стакан с янтарной жидкостью. — Возьми себе, — Гордеев кивнул в сторону небольшого бара, располагавшегося, как оказалось, прямо в стене кабинета. Ева отрицательно помотала головой. — Тогда садись, надо поговорить.
Виленская сглотнула. Обычно этот тон Гордеева ничего хорошего не означал. Обычно это говорило о том, что у Евы намечаются серьезные проблемы.
Влад сидел, развалившись на диване так, будто находился в каком-нибудь клубе, галстук был стянут с шеи и висел на подлокотнике, рубашка расстегнута на несколько пуговиц вниз.
— Как рука? — Ева проследила за тем, как Влад делает очередной глоток виски и слегка морщится.
— В порядке, — отмахнулся Гордеев. — Я тебя позвал по серьезному вопросу, тут видишь ли какое дело, Евонька… все оказалось не так просто, как я предполагал, — Виленская сглотнула и едва удержала себя от того, чтобы не отодвинуться от собеседника на самый край дивана. А когда же оно у Влада-то было просто?
— И?
— Мне нужно, чтобы ты вышла за меня замуж.
— Ч-чего? — Ева приоткрыла рот, да так и замерла. Гордеев понимал, что объясниться с Виленской придется, да вот только посвящать посторонних людей в свои семейные разборки как-то не хотелось. К сожалению, отец не оставил ему выбора.
Да и после своей пятничной истерики, чего уж было стесняться? Владу было не по себе от мысли, что впервые за много лет, кто-то увидел его слабость. Он никогда и ни с кем не делился своими мыслями, полагая, что это ни к чему. По привычке, он все копил и хранил глубоко в себе, не считая нужным распыляться о прошлом, словно мягкотелая барышня.
— Как ты, наверное, поняла, родители мечтают меня женить. Уже лет пять, на самом деле, а я не даюсь, — он усмехнулся, залпом допивая содержимое стакана. — Отцу это надоело, и он решил заключить со мной сделку. Я женюсь на хорошей девушке, — Влад перевел на Еву пристальный взгляд, — вроде тебя, мы дарим ему внука или внучку, а он отдает все активы в мое полное и безграничное распоряжение.
— Вы сейчас говорите всерьез? — Ева помолчала с минуту, затем взглянула на своего начальника, как на сумасшедшего. — Вы предлагаете стать Вам женой на год-другой? Родить Вам ребенка? Ребенка?! — переспросила Виленская, не веря в произнесенные самой слова. — Владислав Андреевич, это же будет живой человек, Вы вообще понимаете, о чем просите? Это же полн