— Хорошо, — вздох. — Как скажете.
— Я понимаю, что ситуация весьма необычная…
— Да нет, я уже начинаю привыкать, — и вдруг осекается.
— Ты что-то хотела мне сказать… Прости, я перебил с самого начала. Теперь готов выслушать.
— Нет… нет, ничего, — Синичкина при этом выглядит ужасно взволнованной.
Что-то скрывает? Может у нее кто-то есть, и в этом причина неприступности моей секретарши?
— Настя, ты встречаешься с кем-то?
— Что? — аж подпрыгивает. — А это тут причем?
— Не знаю… Ну тогда, наверное, и правда неудобно тебе будет.
— Это уж точно! Но вы как-то спросить забыли!
— Ну забыл. Теперь спрашиваю, — начинаю злиться. — Так да или нет?
— Нет! — рявкает так громко, что сидящие за соседними столиками начинают пялиться на нас.
— У тебя никого нет? — уточняю еще раз, Синичкина смотрит так, словно мечтает снять с меня скальп.
— Нет! — снова с яростью.
— В таком случае, может быть поужинаем сегодня вместе? Думаю, нам не помешало бы поближе познакомиться, прежде чем мои родители начнут выяснять что к чему, а?
В Настиных глазах мелькает нерешительность.
— Извините… нет, давайте обойдёмся без ужина, после которого вы повезёте меня домой, потом застрянете в сугробе, и останетесь ночевать… Повторение ни к чему. Давайте вернёмся на работу.
— Хорошо, но если ты передумаешь, скажи мне вечером, — не могу удержаться и не поддразнить девушку. Еще один злой взгляд, от гневной отповеди меня спасает официантка, которая приносит счет.
— Ну что, за работу, Синичкина? — галантно открываю дверь, пропуская девушку вперед.
Глава 17
Не помню, как мы добрались обратно до офиса, ощущение было такое, что меня со всей дури пыльным мешком огрели. Оглушенная. Потерянная. Вот так я себя чувствовала после признаний своего босса. Я хотела рассказать ему о беременности, но вместо этого вдруг с отчетливостью поняла, что Самойлов — игрок. Всегда и во всем. Он не принимает в расчет настоящие чувства. Он живет в мире интриг. Все делает для собственной выгоды. Нужен ли моему малышу такой отец? Нет, не нужен. Я приняла решение — сыграю роль, а потом уволюсь. Все равно ничего хорошего уже не получится. Я сама во всем виновата, надо было думать прежде чем отдаваться страсти.
Господи, столько сразу навалилось… Как говорит мама — пришла беда, отворяй ворота.
Пытаюсь отвлечься, погрузиться в работу, но ничего не получается…
— Настя? Так мы идем ужинать?
Услышав тихий голос босса, вдруг понимаю, что сижу низко опустив голову и по щекам у меня текут слезы. Вот кошмар! Не могу поднять глаза, тогда Герман подходит и садится рядом.
— Что случилось? Ты переживаешь из-за нашего договора?
У меня внутри все цепенеет от напряжения.
— Послушай, в этом нет ничего страшного. Ну что ты как маленькая… Давай я тебя домой отвезу?
У меня комок в горле, говорить не могу, только головой мотаю.
— Слушай, если для тебя это так сложно, хорошо. Я не буду просить тебя об этом. И не уволю. Слышишь?
— Нет, я поеду к вашему отцу!
— Хорошо. Спасибо. Тогда сделаем так. Возьми завтра выходной. Выспись, погуляй по магазинам, навести Веру. Как она там, кстати?
— Скучает. Нога чешется от гипса.
Мы переписываемся с Верой постоянно, но вырваться навестить — не вариант, только выходные ждать.
Я и правда очень хочу поехать к Вере.
— Спасибо… Если вы серьезно, то я буду рада выходному…
— Ну конечно же серьезно, Настя.
***
— Привет, дорогая! Ну как ты тут? — обнимаю подругу, заехав в середине следующего дня в больницу. — Прости, что редко навещаю. Работы на фирме так много, не отпроситься в эти дни было. Как ты себя чувствуешь? — целую Веру в щеку.
— Да потихонечку. Скучно мне, Насть. Тоскую, не привыкла бездельем маяться.
— Понимаю. Ну ничего, скоро в строй вернешься. Я так жду этого!
— Что, плохо с боссом работается? — тут же спрашивает подруга.
— Да нет… Нормально. Мама тебе пирожков передала… Чаю попьешь. Тут есть и сладкие, и с капустой.
— Спасибо передай мамуле. Хорошая она у тебя. Только не переводи пожалуйста разговор. Я же волнуюсь, Насть. Расскажи все поподробнее. Как у вас?
— Да ничего…
— Ох, что-то темнишь.
— Да нет…
— У меня Кира была.
— И что? — у меня начинает кружиться голова.
— Да ничего… Мне показалось, она что-то скрывала. Была у тебя. Сказала приболела ты. Я начала расспрашивать, она осеклась, тоже вилять стала. Что-то случилось, я же чувствую…
Конечно же, Вера мастер вытягивать информацию. Расплакавшись, признаюсь, что стану скоро мамой.
— От босса? Ребенок? Ох, ну ничего себе! Ты ему уже сказала?
— Нет, — мотаю головой.
— Почему? Скрывать решила? Неправильно это, Насть. Он знать должен. Да и не такой Герман, чтобы от ответственности бегать.
— Я хотела… Вчера. Он меня на обед повез. Но его мама внезапно появилась. Она меня терпеть не может.
— Открою тебе большой секрет — Антонина Григорьевна всех терпеть не может, — кривится Вера. — Сколько она мне крови попила — не представляешь. А уж мужу своему, этому милейшему человеку, Александру Петровичу, моему любимому шефу, с которым мы много лет отработали душа в душу — всю плешь проела! Он же от нее в Прованс сбежал! Купил втайне виноградник… Развестись хотел… Ты знаешь… он ведь меня звал туда, с собой.
— Куда?
— Во Францию…
— А ты?
— Сказала, что пусть разведется сначала.
— А он?
— Да разве эта мегера допустит?
— Она знала? Что он тебя звал?
— Нет конечно. Мы скрывали наши… нашу симпатию. У нас ничего не было. Просто очень, очень хорошие отношения. Но знаешь, иногда это больше чем супружество. Я ведь его с полуслова понимала.
— Судя по тому, что через неделю торжество, юбилей, и я иду туда, Александр Петрович вернулся из Прованса. Потому что Герман ничего не говорил о загранпаспортах… — говорю задумчиво.
— Самойлов пригласил тебя на юбилей отца? — радостно восклицает Вера.
— Да… Пригласил, — вздыхаю. — Лучше бы этого не было.
— Почему? Почему ты такая пессимистичная? Не понимаю!
— Это долгая история. Антонина Григорьевна хочет, чтобы ее сын женился на Вике Фроловой. Поэтому Герман не придумал ничего лучше, как снова заставить меня играть роль. На этот раз — его невесты. Он не воспринимает меня всерьез, разве не ясно? Я для него — наемная работница, актриса, кто угодно…
— Ох, Настен, и ты расстроилась, да? И правда, что-то он заигрался. Про Вику я знаю. Уверена, что у этой хитрой Фроловой есть какой-то компромат на Антонину. Иначе она бы так не старалась. Этой женщине никто не нравится. А уж тем более такие же змеи, как она сама. В этом я убеждена. Ничего, Настен, выше нос, прорвемся. Я тоже буду на этом вечере.
— Ты? Но как? — восклицаю удивленно.
— Меня через два дня выписывают. Гипс не снимут, конечно… Да и плевать. Длинное вечернее платье, и я буду блистать.
— Я так рада, — обнимаю Веру. — Очень рада, что ты тоже будешь там…
— Я тебя поддержу. Ты должна сказать Герману, что он станет отцом.
— Нет. Я не хочу… Я приняла решение уволиться. Он… я не представляю, как он себя поведет…
— А я уверена, что раз он уже тебя взял в невесты, то тут вообще, узнав такое — сразу и женится.
— Нет, дорогая… я взрослая девочка и в сказки давно не верю, прости.
— Вот и зря. В сказки надо верить!
Последующие дни на работе, к моему облегчению, мы почти не видимся с боссом, потому что он все время отсутствует. Пропадает на каких-то совещаниях, в коротких командировках. За всю неделю пересеклись от силы пару раз, так что мой страх, что придётся постоянно играть роль невесты — не оправдался, к моему огромному облегчению.
Правда, одна из стычек с боссом была крайне болезненной и от воспоминания о ней у меня до сих пор горят уши.
Я настолько погрузилась в размышления о том, как буду жить с малышом дальше, когда оставлю позади Самойлова, что не заметила, как он вошел в приемную. Из грез меня вырвал уже довольно раздраженный окрик:
— Анастасия!
Подпрыгнув на стуле, резко выпрямляюсь, перевожу взгляд на босса.
— Зайдите ко мне.
Тон Германа явно не обещает ничего хорошего, на негнущихся от страха ногах прохожу вслед за ним в кабинет.
— Что с тобой происходит? — начинает отчитывать меня босс. — Неужели наш уговор так действует на тебя?
— Ч что?.. Что я сделала не так? — спрашиваю в панике.
Самойлов жестом указывает мне на стул.
— Последний отчет похож на бред первоклассника. Идиотские ошибки, опечатки. Сленг! Хорошо, что я заглянул в него и не подписал! Такое впечатление, будто ты сидела за компьютером в полубессознательном состоянии. Честно говоря, я бы не удивился.
— Простите ради бога… Мне так стыдно.
— Это я вижу. Но меня волнует причина. Ты хотела навредить фирме, которая и так едва на плаву держится? Или лично мне?
— Нет! — вскакиваю на ноги. — Я не хотела ничего портить! Я сейчас все исправлю… Просто… я не очень хорошо себя чувствую в эти дни…
— Готовишься откосить от мероприятия? — прищуривается босс. — В этом твой план? Сделать меня посмешищем перед партнерами?
— Нет конечно! Еще раз простите… Я… мне лучше освободить занимаемую должность.
— Да, пожалуй, — вздыхает Герман.
— Прямо сейчас?
— Нет. После юбилея отца. Раз уж тебе настолько невыносимо работать со мной… Но на оставшиеся дни придется попросить кого-нибудь помочь тебе.
— Фролову? — спрашиваю горько.
— А что? Есть возражения?
— Нет… — мотаю головой.
Теперь можно вздыхать с облегчением. Сама не понимаю как, но мне удалось отвертеться от ненавистной должности. Вот только радости не испытываю. И перед Верой неловко. Ведь я ей пообещала…
- Я распечатал и подчеркнул ошибки в твоем шедевре, — протягивает мне лист Герман.
Краснею от стыда и унижения, беру лист из его рук. Допоздна остаюсь на работе, вношу исправления. Следующие несколько дней с трепетом жду, когда же мне сообщат об увольнении. Но Германа нет. Фролова тоже не показывается, вопреки его угрозе. И вот день икс стремительно приближается, с каждым днём я нервничаю все сильнее, осознавая безумие происходящего. Надо сказать Герману правду! Это единственный правильный выход, твержу себе ежедневно. Я запуталась, завралась. С мамой испортились отношения, потому что она продолжает требовать всё-таки открыть правду, кто отец моего ребенка. А я старательно избегаю откровений.