Она только что лишилась главного козыря в политической борьбе мужа.
– Ты!
– Я, – холодно отвечает Ник и передаёт мне Алису, которая тут же тянет руки и обнимает меня за шею. – Возьми её, Кнопка, и вы идите в комнату, а я пока здесь поговорю.
Его пальцы касаются моих, когда он вручает мне нашу дочь, и он не спешит их убирать. Нежно и подбадривающе поглаживает и, улыбнувшись, кивает на дверь за моей спиной.
– Идите. Всё будет хорошо.
– Молодой человек, вы не имеете права вмешиваться в семейные дела, – гремит голос отчима, когда я, развернувшись, всё-таки делаю, как просит Никита.
Ухожу с поля битвы. Это не моя война. Политика меня не касается, и я не хочу в этом участвовать. Не хочу, чтобы меня и Алиску использовали как пушечное мясо для достижения целей других. И никакая мы не семья. Семья это те, кто помогают друг другу в трудную минуту, а не выставляют вон за порог.
– Вы предложили Полине использовать нашего ребенка в своих целях, так что, я думаю, прав у меня тут побольше вашего. Выйдем на улицу. Здесь мы разговаривать не будем, – чеканит Никита.
Это последнее, что я слышу, прежде чем Волков в компании моей мамы и отчима выходит из дома на улицу.
Следующие полчаса моей жизни кажутся мне самыми длинными. Стрелки на часах ползут поистине медленнее, чем обычно. Я кормлю Алиску полдником и пытаюсь развлекать её, при этом поглядывая в окно, за которым, как назло, ничего не видно! Несколько раз хватаюсь за телефон и кладу его обратно, не понимая, зачем он мне. Кому мне звонить? Бабушке и дедушке? У них и так из-за меня больше проблем, чем у обычных среднестатистических пенсионеров.
Когда слышу шум открывающейся входной двери, подхватываю на руки Алиску и срываюсь в прихожую.
Никита как раз сбрасывает с ног кроссовки и проводит рукой по мокрым волосам, откидывая их с лица назад. Он промок почти до нитки! Они что, всё это время разговаривали на улице?
– Как дела? – начинаю суетиться. – Я сейчас принесу полотенце. Тебе нужно переодеться.
– Ничего, я сейчас уже поеду, – говорит Никита, пресекая мои метания. – Завтра заеду ещё. Телефон я починил, будем на связи.
Не слушаюсь его и выношу из ванной полотенце. Алиска недовольно ворчит, когда понимает, что не её я собираюсь передать этому дяде. Волков тянет руку и щекочет её под подбородком, отчего она заливается звонким смехом и отворачивается, прячась.
– Ты можешь простудиться и умереть, пропустив свой футбол, – несу какую-то чушь, чувствую, как заходится сердце.
– Как мило, что тебя это заботит, – коротко улыбается Ник, всё-таки принимая полотенце и накидывая его на шею. – А теперь расскажи мне в двух словах, почему ты не живешь с родителями?
– Что они тебе сказали? – хмурюсь.
– Я не собираюсь тебе это повторять. Думаю, ты и так в курсе. А я до сих пор нахожусь в каком-то информационном вакууме. Пазл в моей голове не складывается, Полина. Твоя мать обвиняет мою семью. Ты живешь не у себя дома и скрываешь ребёнка. Думаешь, мой отец начал бы политическую карьеру, зная, что у него где-то есть внучка? Моя башка пухнет от всего этого. Поэтому давай кратко и начистоту.
– Ладно, не знаю, правда, получится ли кратко…
– Основные моменты, детали продолжим разбирать завтра, – говорит Никита и ободряюще улыбается мне. – Если что, я на твоей стороне.
Я киваю. Он мне не враг. И никогда им не был.
16.Глава
Три недели спустя.
Выбегаю с работы, не успев даже переодеться. Запрыгиваю в машину, дёргаю ручник и, не прогрев двигатель, завожу мотор.
– Блин, блин. Только бы успеть.
Однако сразу на шоссе встаю в огромную пробку.
Час пик, вашу маму.
Я проспала.
Просто вырубилась на диванчике в подсобке после смены. Последние несколько дней я работала без выходных, чередуя дневные и ночные смены. Сезонный грипп выкосил половину народа в смене, и те, кто остался, просто зашивались. Зоя вчера ушла прямо посреди ночи, оставив нас со сменщицей вдвоём, её сопли того гляди попали бы в коктейли посетителям, поэтому администратор отправила болезную домой лечиться. Полный клуб людей, и всего две официантки! Под конец мы уже не справлялись с потоком заказов. Как только последний человек вышел из клуба, я, скинув балетки и накрывшись своей курткой, прилегла на диван буквально на полчаса, а теперь жутко опаздываю на важный семинар.
Преподаватель обещал дать коллоквиум, чтобы оценить уровень знаний студентов. По итогам этой работы можно будет получить зачет автоматом и не переживать о допуске на основной экзамен в конце семестра. Мне очень важно написать его хорошо. Первая зимняя сессия приходится на новогодние праздники, а на них можно хорошо заработать, потому что смены в праздничные дни у нас оплачиваются по двойному тарифу, плюс больше народу – больше чаевых. Поэтому я планирую не отдыхать, а совмещать сдачу экзаменов и работу в клубе.
Надеюсь, у меня всё получится.
Спустя тридцать пять минут медленной толкучки в пробке, я наконец добираюсь до универа. Машину поставить, конечно, уже некуда, поэтому я бросаю её около жилого дома, где парковалась первый раз. Даже если я опять встала на место золотого мальчика Чернова, плевать.
Чернов… При воспоминании о нём сразу начинает болеть голова.
Он где-то раздобыл мой номер телефона и теперь постоянно написывает. Причём стоит мне заблокировать один его номер, он пишет с другого. Понятия не имею, что ему от меня нужно!
Как-то так получилось, что на мою светловолосую голову и тощую задницу свалилась популярность, о которой мечтают десятки девчонок в нашем университете. Вот Надя точно мечтает о чём-то таком! А я мечтаю о спокойствии и отсутствии внимания к моей скромной персоне.
Точнее, последнее время мне всё больше хочется получить внимание от другого парня. От Волкова, а не от его наглого мажорного друга Чернова.
Может, пожаловаться на него Никите? Хотя, скорее всего, он в курсе, это же его друг. Просто Волкову всё равно, кто мне пишет. Его интересует только Алиска.
После безобразной сцены с матерью и отчимом у меня дома, у нас с ним состоялся откровенный разговор. Под завывание ветра и стук дождя я рассказала Никите как всё было два года назад, от и до. Про его мать, про то, что его отец тоже был в курсе моей беременности, но, видимо, разбираться с этим оставил матери. Рассказала, что даже взяла деньги у его родителей и выбросила их. Рассказала, как вместе с Витой ходила в клинику и не смогла сделать аборт. Просто не смогла. Рассказала, как мне было больно и страшно одной в роддоме. Как меня пугал маленький красный живой комочек, который я родила и с которым не знала, что делать. Совсем не знала.
Никита слушал меня в основном молча, поглаживая нашу Алиску по спинке, когда она, завозившись, решила уснуть между нами, на диване. Слушал и хмурился. Чем больше я рассказывала, срываясь на эмоциональный громкий шёпот и размахивая руками, тем сильнее у Ника проявлялась морщинка между бровями и темнело лицо.
Я была готова к тому, что после моего рассказа он опять обвинит меня во лжи и уедет. Кто я для него? Зачем мне верить? Всего лишь девчонка, которая родила от него ребенка два года назад. А теперь и я, и этот ребенок как яблоко раздора для наших семей.
Вместо этого, после завершения моего эмоционального диалога, сказал:
– Теперь я всё понял, Кнопка. Разберёмся. Не переживай.
У меня словно сняли плиту с груди, которая давила на меня все эти годы и не давала дышать в полную силу. Мне не хватало рядом присутствия человека, который мог просто сказать мне: “разберёмся”. Не хватало ощущения, что я не одна.
Никита приезжает к нам каждый день, за редким исключением, всегда предупреждает, когда не сможет заехать. Звонит и пишет. Спрашивает, как дела у Алиски, заваливает её подарками. Нужными и не очень. Его интересует только она. Когда он рядом, её интересует тоже только он. Они словно пытаются наверстать то время, когда были порознь.
Он не поднимает больше тему наших родителей, а я просто знаю, что однажды она всё равно всплывет. Мы ещё не закрыли двери в прошлое и не до конца распрощались со старыми обидами. Взяли передышку и делаем вид, что у нас всё супер. Улыбаемся друг другу и любуемся нашей дочерью.
Я верю в то, что он её полюбит. Уже полюбил. А всё остальное неважно.
Бабуля пустила слезу, когда увидела их первый раз вместе.
– Всё теперь правильно, Полина. Ребёнку нужен отец, – всхлипывала она, уткнувшись в кухонное полотенце лицом.
Дедушка не особо обрадовался появлению Волкова-младшего у нас дома. Теперь демонстративно каждый вечер начищает ружье, приговаривая:
– Ещё пригодится, вот увидите.
– Что ты такое болтаешь, дед! – журит его бабушка и шлëпает тем самым полотенцем по спине.
***
Перед тем как ввалиться на пару, на которую я и так безбожно опоздала, бегу, перепрыгивая через несколько ступенек, в сторону женского туалета. Мне необходимо переодеться! Пакет со сменной одеждой зажат в руке, второй я придерживаю полы пальто. Не хватало ещё попасться на глаза преподавателям в таком виде! Эти шорты смотрятся ещё кошмарнее и развратнее при дневном свете.
“Ты где? Я тебя прикрыла на пятнадцать минут, поторопись, плиз.” – падает на телефон сообщение от Кати.
“Ещё пять и я буду.”
“Он уже раздал задания.”
“Бегу!”
Неожиданно ближняя ко мне дверь открывается, и из неё вываливается толпа студентов. Пытаюсь затормозить, но всё равно влетаю в кого-то, больно припечатавшись носом. Кажется, в чью-то спину. В ноздри проникает знакомый запах и моё сердце тут же подпрыгивает как у безмозглой влюблённой дурочки.
– Извини, – бормочу, отлетая на шаг назад, пытаясь удержать равновесие.
– Не извиню, – улыбается Никита, а его руки пробираются под моё распахнувшееся пальто.
Горячие пальцы касаются голой кожи под рубашкой и смеющиеся карие глаза темнеют, когда он опускает на меня свой взгляд. Волоски на теле встают дыбом от того, как он смотрит. Очень давно на меня так не смотрели мужчины. Так, будто я ему нравлюсь, и он хочет содрать с меня это пальто вместе со всей оставшейся одеждой.