Это не поцелуй страсти двух любовников, которые встретились спустя годы и стараются выпить друг друга до дна. Это нечто другое. То, что затрагивает самые дальние уголки наших душ. Мы даже не используем наши языки, потому что сейчас это просто неуместно. Прижимаемся друг к другу теснее, отдавая своё тепло и нежность. Свои страхи и переживания за общего ребёнка. Этот поцелуй говорит мне больше, чем любые слова.
Я перестаю плакать, когда Алиса затихает. Происходит это далеко не сразу, но спустя какое-то время из процедурной показывается медсестра и, заметив нас с Волковым у окна, говорит:
– Девочка уснула. Можете подняться в палату. Ещё часов шесть точно будем капать, надеемся, она всё это время и проспит.
– Как она? – спрашивает Никита, обнимая меня одной рукой.
– Всё нормально. Стандартная ситуация, думаем, после этой капельницы уже будет лучше. Ещё взяли кровь на анализ, будет известно через пару часов.
– Зачем кровь?
– Стандартная ситуация…
– Это я понял, – жёстко прерывает Волков.
– Как только будет что-то известно или появятся какие-то изменения, мы вас позовëм, – тушуется медсестра и скрывается за дверью так же быстро, как и появилась.
Я кладу голову Никите на плечо и провожу пальцами по его ладони. Успокаиваю. С врачами сейчас ругаться не стоит. Они и так делают всё, что могут. Хочу сказать ему, но забываю, потому что Волков опять прижимается губами к моим волосам. По телу бегут мурашки, и я сжимаю его руку в ответ.
Поднимаю глаза и смотрю на него.
– Ты как тут оказался? У тебя же игра… – произношу тихо.
Хотя медсестра нас и отпустила, я знаю, что мы не сдвинемся с места, пока нам не отдадут нашего ребенка. Знаю, что Никита тоже так думает. Вижу по его глазам, устремлëнным на дверь, за которой сейчас лечат Алиску.
– Да какая тут игра. Бабушка твоя позвонила, и я приехал, как только смог. Договорился через отца, чтобы пустили сюда и перевели вас в отдельную палату. Главврач его давний знакомый. И только попробуй сказать, что этого делать не стоило. Надеру тебе задницу, как только выйдем отсюда, – говорит Никита, опуская на меня взгляд, – потому что позвонить мне должна была ты.
Впервые за последние дни мои губы трогает улыбка.
– Спасибо, – шепчу тихо, прислонившись щекой к руке.
Сейчас особенно остро чувствую его рядом. Не только телом, но и душой. Несмотря на то что Алиску до сих пор капают и улучшение обещают пока только на словах, мне становится спокойнее. Я не одна. Он рядом. Пусть не мой, целиком и полностью, зато он сорвался с важной для него игры. Ради дочери. Нашей маленькой сладкой крошки. Главное, это она. И для него тоже, иначе Никиты Волкова сейчас здесь не было бы.
– Только не реви опять, – так же шёпотом произносит Никита, опуская голову и заглядывая мне в лицо. – Всё будет хорошо… Верь мне.
Я киваю, быстро вытираю щёки и опять улыбаюсь.
– Ты сказал отцу про…
– Про Алису? Да, всё как есть и сказал, заколебали меня эти тайны. Я планировал поговорить с ним позднее. – Никита проводит рукой по волосам и вновь обращает свой взгляд к двери, продолжая прижимать меня к себе. – Хотя сейчас момент для разговора тоже не самый подходящий. Он не в городе, но помог. Организовал всё, как я попросил. Встретимся с ним, как приедет, в полном составе и тогда поговорим о том, кто прав, а кто виноват, но не сейчас. Сегодня по фигу на все разговоры. Главное, вытащить вас отсюда.
– Тебе нужно маску надеть… тут столько заразы. Я уже переболела.
Не знаю, что мы будем обсуждать с его отцом, я пока не жажду этой встречи и не особо хочу думать о ней в данный момент. Однако сама перспектива разговора со старшим Волковым меня пугает. Он тоже захочет посмотреть на внучку? И не будет отрицать того, что знал о нас всё это время? Да, лучше об этом не думать. По крайней мере, сейчас, потому что я начинаю волноваться.
– А тебе нужно поспать. Ты еле на ногах стоишь, – парирует Никита. – Иди в палату, я тут подежурю.
– Никуда я не пойду! Алиска там совсем одна! – возмущаюсь в ответ, выворачиваясь из его рук. – Как я могу её оставить?
– Ты её не оставляешь, а идёшь отдыхать, – строго произносит Ник. – Если Алису отдадут раньше, я тебе сразу наберу или принесу в палату. Сейчас ты ей ничем не поможешь, особенно если свалишься от усталости.
– Ты говоришь, как моя бабушка, – бурчу в ответ, понимая, что в его словах есть логика.
С тоской бросаю взгляд на дверь. С той стороны не слышно ни звука, Алиса, видимо, и правда спит. И чего уж лукавить, я тоже мечтаю уснуть. Но не знаю, как это сделать, не дергаясь каждые пять минут от собственных мыслей о дочери.
Поколебавшись несколько минут, поступаю, как велел Никита. Послушно иду в палату. Сразу лечь спать не получается. Приходится перенести вещи в отдельную палату. Она мало чем отличается от той, в которой мы лежали до этого. Разве что наличием собственных туалета и душа, да и кроватей всего две. Одна для родителя, вторая – маленькая, железная, похожая на тюремную камеру – для ребёнка.
Меняю постельное белье на свежее, кладу в кроватку пупса, которого Никита подарил Алиске, иду в душ и подставляю своё уставшее и измученное последними событиями тело под струи горячей воды. Только после этого забираюсь под тонкое шерстяное одеяло и забываюсь тревожным сном. Полностью расслабиться не получается, одиночная палата в областной инфекционной больнице не равно люксу в отеле. Кажется, полностью мне удается отключиться только ближе к полуночи, а потом я просыпаюсь как от толчка.
– Тихо, это всего лишь я, – тихо говорит Никита, заходя в палату.
Рассеянно оглядываясь по сторонам, натыкаюсь на тонкий лучик света от его телефонного фонарика, которым он подсвечивает себе дорогу.
На руках у Волкова, свесив ножки и положив голову ему на плечо, спит Алиса.
– Давай её мне, – показываю на свою кровать, но Никита уже опускает дочку в детскую кроватку и накрывает одеялом, подтолкнув пупса под бок. – Как она?
– Врач сказала, всё нормально. Ночью пусть поспит, будут утром ещё смотреть, – произносит Никита и устало трëт лицо ладонями. – Спи давай, не переживай ни о чём, Кнопка.
Моё сердце делает кульбит от нежности интонации, с которой он произносит моё дурацкое прозвище, которым сам и наградил меня в школе. Подтягиваю к себе колени, и сажусь, обнимая их руками. Я так не хочу, чтобы он уходил, но вместо просьбы остаться, задаю вопрос:
– Поедешь домой?
И замираю в ожидании ответа.
Волков внимательно смотрит на меня несколько секунд, а потом гасит свой телефон. Фонарь в окне тускло освещает палату, поэтому я вижу, как Ник сбрасывает кроссовки и, закинув руку за голову, стаскивает с себя толстовку.
Доисторическая кровать жалобно скрипит под его весом, когда он укладывается рядом.
– Я никуда не уйду, Полина. Даже если ты будешь меня прогонять.
– Я не собираюсь тебя прогонять. Я хочу, чтобы ты остался.
– Вот и отлично. Потому что я тоже этого хочу.
Умещаюсь рядом с Никитой на нашем скудном лежбище, подкладывая руку под голову. Мы лежим лицом друг к другу, не закрывая глаз.
– Я планирую тебя ещё раз поцеловать, – тихо произносит Никита, касаясь пальцами моей щеки, – но делать это, лёжа в одной кровати, точно не стоит, особенно когда рядом спит наша дочь.
Я издаю приглушенный смешок, и расслабленно прикрываю глаза, когда он берет меня за руку.
19.Глава
– Мама-мама-мама, – раздаётся где-то справа от меня, и я с трудом разлепляю тяжёлые веки.
Алиска уже проснулась и сидит в кроватке, держась за прутья решётки, пытаясь просунуть между ними голову или руку, чтобы дотянуться до нас.
Нас…
– Доброе утро, – хрипло произносит Никита совсем рядом.
Поворачиваю голову и натыкаюсь взглядом на сонного Волкова, который, как и я, пытается отодрать себя от подушки. В его волосах полный бардак, а лицо изрядно помято. Он проводит по нему ладонью и смотрит прямо на меня. Я, наверное, выгляжу не лучше, поэтому быстро отворачиваюсь и соскакиваю на пол.
Шлëпаю босыми ногами по холодному больничному полу и беру дочь на руки. Она словно пушинка. Очень исхудала за время болезни. Но сейчас с силой обнимает меня в ответ, с интересом поглядывая на Никиту. Вчера, когда он её принес, она сладко спала, скорее всего, даже не видела его.
– Привет, принцесса моя. Как ты? – говорит Ник, смотря на нашу дочь с теплотой и нежностью.
Её ротик растягивается в улыбке, и она вдруг тянет руки к Волкову.
– Давай сначала умоемся, малышка, – говорю и, подхватив полотенце, иду в сторону умывальника.
Дочь выглядит получше, точно бодрее, чем вчера. С интересом разглядывает нашу новую палату и просит дать ей попить и поесть. Не знаю, что ей можно, а что нельзя, но, думаю, обычный сухарик или баранка не повредит. Поэтому вручаю ей поильник с водой, еду и сажаю между собой и Ником на кровать.
– Ты когда домой? – спрашиваю у него.
Сама я тоже умылась и причесалась, пытаясь выглядеть лучше, насколько это возможно в больничных стенах.
– Хочешь побыстрее избавиться от меня? – хмыкает Никита, притягивая Алису ближе к себе.
Гладит пальцами её ножки, ручки. Касается щеки, волос. Словно не может просто быть с ней рядом и не трогать, а потом и вовсе наклоняется и целует её в макушку. Отчего моё глупое сердце тает как мороженое на солнце.
– Нет, не хочу. Мне спокойнее, когда ты здесь, с нами, – честно признаюсь, сложив руки в замок на коленях. – Но понимаю, что у тебя есть и другие дела.
Я не знаю, куда себя деть и как теперь вести себя с ним. Вчера мы вроде как поцеловались. Хотя это было мало похоже на настоящий поцелуй двух влюбленных людей, скорее, двух людей, которые пытаются держаться вместе и не сорваться в пропасть навалившихся эмоций. Мы явно перенервничали за Алису и оба были на грани.
– Другие дела, конечно, есть. Но пока я никуда от вас не собираюсь. Расслабься, Кнопка, – произносит Никита и касается моей руки своей, сжимает её.