обязательно, и у них есть единственная надежда справиться с ней, только если мы сыграем свою роль и признаем в них двух разных личностей. Позже, если сами близнецы станут достаточно уверены в своей индивидуальности, им может понравиться использование своего сходства, и тогда наступит время для шуток и игр на тему ошибочной похожести.
И наконец, любят ли близнецы друг друга? На этот вопрос нужно ответить им самим. Исходя из того, что мне рассказывали, мнение об особенной любви между близнецами нуждается в изучении. Они предпочитают компанию друг друга, любят играть вместе и ненавидят разлучаться, но это еще не является свидетельством обоюдной любви. Однажды они обнаружат, что смертельно ненавидят один одного, после чего, наконец, у них появится шанс на любовь. Это происходит не во всех случаях, но когда двое детей волей-неволей вынуждены мириться с присутствием друг друга, им неизвестно, выбрали ли бы они такую судьбу. После выражения ненависти появляется возможность любви. Поэтому важно, чтобы вы не воспринимали как должное, если ваши близнецы захотят провести свои жизни вместе.
Они могут так поступить, но это не обязательно, а могут быть даже признательны вам или какой-то случайности вроде кори за свою разлуку, потому что гораздо проще стать личностью в одиночку, чем в компании со своим близнецом.
Глава 22Почему дети играют?
Почему дети играют? Вот некоторые из причин – очевидные, но, возможно, стоящие отдельного рассмотрения.
Большинство людей скажут, что дети играют, потому что им нравится, и это является бесспорным фактом. Дети наслаждаются опытом всевозможных физических и эмоциональных игр. Мы можем помочь им, предоставляя материалы и идеи, при этом лучше давать меньше, чем больше, поскольку малыши способны с легкостью находить предметы и изобретать игры, чем с наслаждением и занимаются.
Обычно говорят, что в игре дети «освобождаются от ненависти и агрессии», как будто агрессия – некая вредная субстанция, от которой можно избавиться. Отчасти это так, потому что сдерживаемая обида и последствия пережитого гнева могут ощущаться ребенком как сидящее внутри него зло. Но для него важно понять, что его ненависть или агрессивные побуждения могут быть выражены в знакомой обстановке и не вернутся обратно. Ребенок ощущает, что благоприятная обстановка в состоянии вытерпеть его агрессивные чувства, если они выражены в более-менее приемлемой форме. Необходимо смириться с присутствием агрессии в малыше, так как он почувствует себя нечестным, если ему придется скрывать или отрицать эти качества.
Агрессия может быть приятной, но неизбежно влечет за собой реальное или воображаемое причинение вреда кому-либо, так что у ребенка не получится избежать подобной проблемы. В некоторой степени она решается, если он начнет выражать агрессивные чувства в игровой форме, а не только гневом. Другой способ – использовать агрессию в деятельности, имеющей конструктивную конечную цель. Но такие вещи достигаются лишь с течением времени. Наша задача – видеть, что мы не игнорируем социальный вклад, который вносит ребенок, выражая свою агрессию в игре, а не в приступе ярости. Нам может не нравиться, когда нас ненавидят или обижают, но не следует игнорировать то, что лежит в основе самодисциплины в отношении гневных импульсов.
Легко заметить, что дети играют ради удовольствия, но гораздо сложнее для взрослых увидеть, что так они справляются с тревогой или мыслями и импульсами, приводящими к тревоге, если они не находятся под контролем.
Тревога всегда присуща детской игре, и зачастую она – главный фактор. Угроза чрезмерной тревоги приводит к навязчивой, повторяющейся игре. Не буду здесь доказывать это, однако важен практический результат. Если дети играют только ради удовольствия, их можно попросить от него отказаться, в то время как если игра имеет отношение к тревоге, мы не можем удержать от нее детей, не вызвав стресс, реальную тревогу или новую защиту от тревоги (например, мастурбацию или сны наяву).
В игре ребенок приобретает опыт. Игра – большая часть его жизни. Внешний и внутренний опыт имеет значение для взрослого, но для малыша ценность обнаруживается главным образом в игре и фантазии. Подобно тому, как личность взрослых развивается благодаря жизненному опыту, так и личность ребенка развивается посредством собственной игры и игр, придуманных другими детьми и взрослыми. Обогащаясь опытом, дети лучше замечают богатство внешнего, реального мира. Игра – постоянное свидетельство творчества, означающего жизнеспособность.
Здесь взрослые вносят свой вклад, признавая большую роль игры и обучая детей традиционным играм, при этом не сводя на нет их собственную изобретательность.
Вначале дети играют в одиночку или с матерью: им не сразу нужны другие дети в качестве друзей. Во многом благодаря игре, в которой дети имеют заранее распределенные роли, ребенок начинает позволять другим вести независимое существование. Точно так же, как одни взрослые легко заводят друзей и врагов на работе, другие могут годами сидеть дома и удивляться, почему они никому не нужны, так и дети заводят друзей и врагов во время игры, в то время как им нелегко сделать то же вне ее. Игра обеспечивает организацию для завязывания эмоциональных отношений и таким образом позволяет развиваться социальным контактам.
Игра, использование художественных форм и религиозная деятельность имеют тенденцию к объединению и общей интеграции личности разными, но в то же время схожими способами. Например, можно легко заметить, как игра связывает отношение человека к внутренней реальности с отношением того же человека к внешней или коллективной реальности.
С другой стороны, в игре ребенок связывает мысли с физиологическими функциями. В этой связи будет полезно изучить мастурбацию или другое использование чувств наряду с сознательной и бессознательной фантазией и сравнить их с истинным процессом игры, в котором превалируют сознательные и бессознательные мысли, а связанная с ними телесная деятельность находится в состоянии ожидания либо используется в игре.
Именно тогда, когда мы сталкиваемся с ситуацией, при которой навязчивая мастурбация для ребенка явно свободна от фантазии, или, наоборот, со случаем, где навязчивые сны наяву явно свободны от местного или общего возбуждения тела, наиболее отчетливо видна существующая в игре здоровая тенденция, связывающая друг с другом два аспекта жизни: функционирование тела и живость мыслей. Игра является альтернативой чувственности в стремлении ребенка сохранить свою целостность. Общеизвестно, что когда тревога относительно сильна, чувственность становится навязчивой, а игра – невозможной.
Похожим образом, встречая ребенка, отношение которого к внутренней реальности не связано с внешней, то есть чья личность в этом плане серьезно разделена, мы наиболее ясно видим, насколько нормальный процесс игры (например, припоминание и пересказ снов) нацелен на интеграцию личности. Ребенок с серьезным разделением личности не способен играть вообще или не может играть общеизвестными способами. На сегодняшний момент (1968 год) я бы добавил четыре комментария:
1) процесс игры, по существу, творческий процесс;
2) игра всегда возбуждает, потому что имеет дело с наличием сомнительной границы между субъективным и тем, что можно воспринять объективно;
3) процесс игры происходит в потенциальном пространстве между ребенком и фигурой матери. Это потенциальное пространство относится к изменениям, которые необходимо принимать во внимание, когда слившийся с матерью младенец чувствует неизбежность отделения от нее;
4) процесс игры развивается в этом потенциальном пространстве, чтобы ребенок мог пережить разделение без реального разделения. Это возможно потому, что состояние слияния с матерью заменяется приспособлением ее к потребностям ребенка. Другими словами, начало игрового процесса связано с жизненным опытом малыша, который начал доверять матери.
Игра может быть «честной по отношению к себе» и в раннем возрасте способна измениться на свою противоположность, поскольку игра, как и речь, дана нам, чтобы скрывать свои потаенные мысли. Вытесненное бессознательное должно быть скрыто, но оставшееся – то, что хочет знать каждый человек, а также игра и сны, служат функции самораскрытия.
В психоанализе маленьких детей вместо взрослого разговора используется их желание общаться через игру. Трехлетний ребенок свято верит в нашу способность его понять, так что психоаналитику трудно соответствовать его ожиданиям. Поэтому вслед за крушением иллюзий может последовать огромная горечь, и для психоаналитика не появится большего стимула в поиске более глубокого понимания маленького пациента, чем его огорчение из-за нашей неспособности понять, что он хочет сообщить через игру.
Дети старшего возраста зачастую лишены подобных иллюзий, их не шокирует, что их неправильно поймут, и не так удивит осознание того, что они могут обманывать, а также то, что образование в значительной степени – обман и компромисс. Однако все дети (и даже некоторые взрослые) в большей или меньшей степени остаются способными вернуть себе веру в то, что их понимают, и в их игре мы всегда можем найти вход в бессознательное и в природную честность, так причудливо расцветающую у младенца, а затем увядающую.
Глава 23Ребенок и секс
Еще совсем недавно считалось дурным тоном связывать секс с «невинностью» детства. В настоящее время существует потребность в точном описании. Поскольку многое до сих пор остается неизвестным, человеку, изучающему данный вопрос, при чтении исследований разных авторов не следует рассматривать какое-то из них как единственно верную истину. Эта глава не посвящена выдаче в розницу приобретенного оптом набора теорий – это попытка автора в нескольких словах дать описание детской сексуальности, основанное на его профессиональной подготовке и опыте работы педиатром и психоаналитиком. Предмет исследования обширен и не может ограничиваться рамками одной главы, не