оны. Я помню двенадцатилетнего мальчика, который после месяца пребывания в санатории сказал: «Знаете, я не думаю, что я действительно маменькин сынок. Она всегда дает мне все, что я захочу, но как-то не очень меня любит». И он оказался достаточно прав: его мать старалась изо всех сил, но у нее были собственные большие трудности, которые мешали ей общаться со своими детьми, и этому мальчику было достаточно полезно взглянуть на ситуацию со стороны ребенка. Он вернулся домой, готовый изменить отношения в семье.
Из-за собственных трудностей некоторые родители не идеальны. Каким образом это относится к посещениям больницы? Так вот, если родители во время посещения устроят ссору, естественно, что ребенок воспримет ее очень болезненно и будет волноваться о ней впоследствии. Такая вещь может серьезно повлиять на его выздоровление. А некоторые люди просто не в состоянии сдерживать обещания: говорят, что придут или принесут какую-то особенную игрушку или книгу, но не делают этого. И потом, повторюсь, существует проблема родителей, которые пусть и дарят подарки, шьют одежду и делают для ребенка все возможное, но не могут просто обнять его в нужный момент. Таким родителям может оказаться проще любить своего ребенка в нелегких условиях больничной палаты. Они приходят рано, остаются как можно дольше и приносят все больше и больше подарков. После их ухода он едва может дышать. Однажды одна девочка умоляла меня накануне Рождества: «Уберите все эти подарки с моей кроватки». Она была настолько подавлена бременем выражения любви, принявшей такую косвенную форму, что просто не знала, как к этому относиться.
Мне кажется, что дети властных, ненадежных и крайне возбудимых родителей могут на некоторое время получить большое облегчение от пребывания в больнице без их посещений. На попечении медсестры есть такие дети, и мы можем слышать от нее такую точку зрения, что временами лучше вообще не посещать никого. Она также присматривает за детьми, чьи родители живут слишком далеко и не посещают больницу, и, что особенно трудно, за детьми, у которых вообще нет родителей. Естественно, приемные часы не помогают медсестре хорошо обходиться с такими детьми, предъявляющими особые требования к ней и санитаркам из-за их слабой веры в людей. Для детей, у которых нет нормальной семьи, пребывание в больнице может стать первым хорошим опытом. Некоторые из них даже не верят в людей настолько, чтобы грустить: им приходится дружить со всеми появляющимися людьми, а когда они остаются одни, то раскачиваются взад-вперед или бьются головой об подушку или спинки кровати. У вас нет причин позволять своему ребенку страдать из-за присутствия таких обездоленных детей в палате, но в то же время вы должны знать, что уход медсестры за этими менее удачливыми детьми может быть затруднен тем, что других посещают их собственные родители.
Когда все идет как полагается, вполне вероятно, что после пребывания в больнице у детей появится новая игра: сначала были дочки-матери, затем игра в школу, а теперь в больницу. Иногда «жертвой» такой игры становится младший ребенок, а порой кукла, собака или кошка.
Главное, что я хочу сказать: введение частого посещения детей в больницах является важным шагом вперед и, по сути, давно назревшей реформой. Я приветствую новую тенденцию, поскольку она снижает стресс. Я привлек ваше внимание к трудностям, которые могут быть весьма реальными, потому что считаю посещение больниц очень важным.
В наши дни, заходя в детскую палату, мы видим стоящего в кроватке маленького ребенка, который встречает нас такими словами: «Моя мама пришла!» Такое гордое хвастовство – совершенно новое явление.
Я вспомнил плачущего трехлетнего мальчика. Медсестры очень старались понять, как его успокоить. Обнять его не удавалось, потому что он этого не желал. Наконец, они выяснили, что рядом с его кроваткой нужно было поставить какой-то стул. Это успокоило его, но прошло еще некоторое время, прежде чем он смог объяснить: «Это стул для папы, когда он придет ко мне завтра».
Так что в посещениях скрыто нечто большее, и родителям стоит попытаться понять трудности, с которыми сталкиваются врачи и медсестры, чтобы позволить тем выполнять свою работу.
Глава 34Аспекты детской преступности
Детская преступность – огромный и сложный вопрос, но я постараюсь сказать кое-что простое об асоциальных детях и о связи преступности с обездоленностью в семейной жизни.
Вам известно, что при обследовании нескольких учеников в исправительной школе для малолетних преступников диагноз может варьироваться от нормы (ребенок здоров) до шизофрении. Однако есть что-то общее для всех правонарушителей. Что же это?
В обычной семье мужчина и женщина – муж и жена – несут совместную ответственность за своих детей. Рождаются дети, и мать (при поддержке отца) воспитывает каждого ребенка, изучая его личность, справляясь с его личными проблемами, поскольку они затрагивают общество в его наименьшей ячейке – семье и доме.
Что такое обычный ребенок? Тот, кто просто ест, растет и мило улыбается? Нет. Обычный ребенок доверяет отцу и матери, преодолевает все преграды. Со временем он испытывает свою власть, чтобы вредить, разрушать, запугивать, изматывать, портить, выуживать и присваивать. Все, что приводит людей в суд (или, в данном случае, в психиатрическую больницу), имеет свой нормальный эквивалент в младенчестве и раннем детстве – в отношении ребенка к собственному дому. Если дом способен противостоять всему, что он может вытворить, чтобы его разрушить, то он переходит к игре. Прежде всего необходимо провести исследования, особенно если есть сомнения относительно стабильности родительской ситуации и дома (под которым я имею в виду гораздо большее, чем сам дом). Сначала ребенку требуется осознать имеющиеся рамки, если он хочет чувствовать себя свободно, быть способным играть, рисовать картинки, быть безответственным малышом.
Почему должно быть так? Дело в том, что ранние этапы эмоционального развития наполнены потенциальным конфликтом и разрушением. Отношение к внешней реальности еще не сформировано, личность еще недостаточно хорошо интегрирована, примитивная любовь имеет деструктивную цель, а маленький ребенок пока не научился терпеть и справляться с инстинктами. Он может научиться управлять этими вещами и даже большим в стабильной и ориентированной на него обстановке. Вначале ему абсолютно необходимо жить в окружении любви и силы (с вытекающей из нее терпимостью), если он не слишком запуган собственными мыслями и фантазиями, чтобы добиться прогресса в своем эмоциональном развитии.
Что же произойдет, если семья не сможет предоставить это ребенку, прежде чем он получит представление о рамках как о части собственной натуры? Распространенное мнение состоит в том, что, почувствовав себя «на свободе», он продолжит наслаждаться жизнью. Это далеко от истины. Обнаружив рамки своей жизни нарушенными, он больше не чувствует себя свободным. Его охватывает тревога, и, если в нем все еще теплится надежда, он начинает искать рамки в каком-то другом месте. Ребенок, чей дом не дал ему ощущения безопасности, смотрит по сторонам в поисках другого дома: у него все еще есть надежда, и он смотрит на бабушку и дедушку, дядю и тетю, друзей семьи, школу. Он ищет внешнюю стабильность, без которой может сойти с ума. При условии, что в нужное время эта стабильность могла врасти в ребенка, как кости в его тело, он постепенно, в течение первых месяцев и лет своей жизни перешел бы к независимости от зависимости и необходимости быть кем-то руководимым. Зачастую ребенок получает от взаимоотношений с другими людьми и школы то, что не нашел в собственной семье.
Асоциальный ребенок просто смотрит немного дальше – на общество, вместо собственной семьи или школы, – чтобы обеспечить необходимую ему стабильность для прохождения через ранние и довольно важные этапы своего эмоционального развития.
Скажем так: крадя сахар, ребенок ищет свою хорошую мать, его собственность, у которой он имеет право брать все, например сладость. Безусловно, эта сладкая вещь принадлежит ему, потому что он извлек ее и ее сладость из своей способности любить, из своего изначального творческого потенциала, каким бы он ни был. Он также ищет своего отца, который «защитит» мать от его нападений, совершенных в попытке примитивной любви. Воруя за пределами собственного дома, ребенок все еще ищет маму, но с бо́льшей фрустрацией, в то же время все более нуждаясь в поиске отцовской власти, которая может и должна ограничивать фактическое действие импульсивного поведения ребенка и отыгрывание приходящих к нему в состоянии возбуждения мыслей. В случае законченного преступника нам как наблюдателям приходится трудно, потому что мы встречаемся с острой потребностью ребенка в строгом отце, который будет защищать мать в случае ее обнаружения. Отец может быть и любящим, но в первую очередь он должен быть строгим и сильным. Только в присутствии строгой и сильной фигуры отца ребенок может вновь обрести примитивные импульсы любви, ощущение вины и желание исправиться. За исключением тех случаев, когда правонарушитель вступает в конфликт с законом, он может постепенно становиться все более сдержанным в любви и, следовательно, все более депрессивным и обезличенным, а в конечном итоге не сможет ощущать никакой другой реальности, кроме насилия.
Анализ преступности указывает на то, что некоторая надежда остается. Вы заметите, что асоциальное поведение ребенка не обязательно равно болезни, и иногда оно является не чем иным, как сигналом бедствия для появления контроля со стороны сильных, любящих, уверенных в себе людей. Однако большинство преступников в некоторой степени больны, и слово «болезнь» становится уместным благодаря тому, что во многих случаях ощущение безопасности не появилось в жизни ребенка достаточно рано, чтобы стать неотъемлемой частью его веры в стабильность. Под строгим руководством асоциальный ребенок может казаться нормальным, но стоит предоставить ему свободу, как вскоре он почувствует угрозу помешательства. Поэтому он нарушает законы общества (не сознавая, что творит) для восстановления контроля извне.