Я вывернулся из протеза и не столько нырнул, сколько упал в бурлящие волны. Я успел лишь разглядеть, что псина не последовала за мной. Она уселась на берегу и выглядела… довольной? Глупо было приписывать животному человеческие чувства, и все равно мне казалось: у этой твари был какой-то план и теперь он полностью осуществился.
А потом мне стало не до того. Река подхватила меня, потащила, силясь утянуть на дно. Сейчас без протеза мне было даже легче, и все равно я был вынужден бороться за каждый вдох. Если бы в реке водились какие-нибудь хищные твари вроде пираний, им ничего не стоило бы порвать меня на части.
Однако на меня больше никто не нападал. Кто-то в воде определенно был: иногда я, ища опору, касался ногами длинных скользких тел. Но они не причиняли мне вреда, а порой даже поддерживали, хотя это происходило разве что случайно. Не думаю, что в этом мире хоть что-то хотело мне помочь.
Река несла меня, кружила, то поднимала, то почти топила. Мне лишь изредка удавалось оглянуться по сторонам, определить, где я вообще нахожусь. Хватка отчаяния крепла, однако я старался не поддаваться. Я должен выжить, все не может закончиться вот так!
Неожиданно слева между зданий мелькнул знакомый бок поезда. Площадь! Течение двигалось в нужную мне сторону, река все же донесла меня до площади. Это был мой первый шанс спастись – и последний. Если течение потащит меня дальше, это точно будет финал.
– Помогите! – крикнул я, не зная, услышат ли меня за грохотом реки. Есть ли вообще кому слышать, жив ли кто-то.
Но и без помощи я уже действовал по-другому: решительнее, не экономя силы. Зачем, если дальше только смерть? Раньше я порой расслаблялся, давая реке власть над направлением, а теперь плыл наперерез ее волнам. Я захлебывался, я вообще ничего не видел, я замерз настолько, что едва ли чувствовал свое тело. Я держался на чистом упрямстве, том самом, которое и раньше не позволяло мне склонить голову и признать поражение.
Полагаю, что даже так я бы ничего не добился и пошел камнем на дно, если оно вообще было у этой реки, если бы меня не услышали. На берегу замелькало движение, я узнал своих спутников – у них дела обстояли куда лучше, чем у меня, к поезду вернулись все. Кто-то из них бросил мне веревку, и я чуть не упустил ее, но тут меня опять будто бы поддержали речные твари, дали секундную паузу… и опять это не могло быть ничем, кроме случайности.
Я обмотал веревку вокруг левой руки и крикнул:
– Тащите!
Сам я тоже продолжал плыть, если бы я просто висел на этой веревке тряпкой, я бы разбился о камни. Но и полноценно управлять онемевшим телом я больше не мог, поэтому без своих спутников я бы не справился, а вот с ними добрался-таки до берега.
Они даже помогли мне выбраться из воды – Сергей и один из охранников, имя которого я не запомнил, но который не нарик. А потом они оба как-то одновременно отшатнулись от меня, хотя почему – неясно. Я решил, что это такая маленькая месть за то, что я свалил, никого не предупредив, да и сейчас доставил им нехилые неприятности. Но в таком случае они бы просто не подали мне руку, а они пошли дальше: теперь все, у кого было оружие, наставляли это оружие на меня. Разве что Таня не наставляла, однако она наблюдала за мной с таким нескрываемым ужасом, что и пистолет менее шокирующим показался бы.
– Ты кто такой? – процедил сквозь сжатые зубы Сергей.
– Вы совсем охренели? – поразился я. – Николай Полярин, с вами приехал, портал вам открыл! Дайте уже одеяло, что ли, холодно тут стоять!
– Только двинься с места – и посмотрим, как на тебя пули действуют!
Он не шутил. Я по глазам видел: если я шагну к нему, он в меня выстрелит. Когда они все успели сойти с ума?
– Да что с вами не так? – зло спросил я. – С каких пор вы меня узнавать перестали?
– С таких, что копия точная, но внимание к деталям тебя подвело, выродок! У Николая Полярина, который приехал с нами, правой руки нет!
Я хотел сказать, что у меня правой руки, вообще-то, действительно нет, а потом посмотрел на нее – и все, пропал голос.
Рука была.
Я не изменился в реке – я видел это в отражении в окне ближайшего дома. Я не превратился в чудовище, на меня не налипли никакие речные паразиты. Просто в реку я упал калекой, а выбрался совершенно здоровым человеком.
И что с этим делать дальше – я не знал.
Меня не покидало ощущение, что нам позволили уйти. Наш визит во Внутренний мир был не худшим по сравнению с тем, что это пространство может подбросить. Но и он гостеприимностью не отличался. Основную группу изрядно погоняла какая-то хрень в доме, который они исследовали. О том, что случилось со мной, и вспоминать лишний раз не хочется.
Однако все мы остались живы, а это уже много. Как только меня достали из реки, все внимание переключилось на меня. Потому что мир нас больше не трогал! А ведь что стоило той псине пройти вниз по реке и устроить нам бурную вечеринку?
Но псины не было, как не было и девочки, как и прочей здешней фауны. Был только я, внезапно отрастивший руку и поэтому крайне подозрительный. Я чувствовал, что пристрелить меня хочет минимум половина группы. Повезло мне разве что в том, что они были военными, посланными на миссию. Им сказали привезти образцы, и они должны были это сделать. А что может стать лучшим образцом, чем живое существо?
Так что от пули меня милостиво избавили и потащили с собой, однако ко мне больше не относились как к члену экспедиции. От меня показательно держались подальше, и даже Таня не рисковала ко мне подойти.
Мне все равно было не до них, мне своих мыслей хватало, чтобы не скучать. Никому не передать, каково это – обрести руку, не имея ее почти всю жизнь. Я ж не помнил, как это – жить с правой рукой! Я шевелил ею, сначала осторожно, а потом все смелее и смелее. Я ждал подвоха, но подвоха не было. Правая рука подчинялась мне так же безукоризненно, как левая, она не болела, а главное, не отращивала когти и не пыталась никого придушить. Человек, не знающий мою историю, вообще не поверил бы, что это не обычная рука.
Отправиться обратно на поезде мы все-таки не смогли, да это изначально был маловероятный вариант. Пришлось идти пешком… Через тоннель, да. Через тот самый тоннель, где было темно, и наши фонари мало что исправляли.
Это было идеальное место для нападения. Едва обозримое пространство, границ которого мы не знали, ловушка, где так много уголков для засады, а путей для отступления нет совсем. Казалось, что мы бредем через бескрайнюю, беспросветную тьму, жалкая группка, обозначенная куцым светом.
И даже там на нас не напали. Я чувствовал, что рядом кто-то есть, улавливал легкое волнение воздуха, вызванное быстрым движением тел сквозь тьму, слышал шаги. Получается, ненападение на нас было исключительно жестом доброй воли.
Даже мне это казалось подозрительным, а моим спутникам – вдвойне. Перед ними представала совсем уж угрюмая картина: Николай Полярин исчез, а потом явилась его точная копия, только починенная кем-то. И этой копии определенно покровительствует мир-убийца, который чуть раньше пытался нас всех сожрать и переварить. История сходилась настолько идеально, что мне нечем было оправдаться, вот я и не пытался. Просто шел с ними и ждал, что будет дальше.
Я до последнего боялся верить, что нас отпустят. Думал, вот выйдем из тоннеля и снова окажемся в голове сумасшедшего, ничего привычного там не будет, это все просто игра. Не зря ведь Рэдж оставила мне послание про правила игры!
Однако Мир Внутри продолжал нам благоволить. Мы все-таки добрались до станции на радость встречавшей нас группе ученых. От них мы узнали, что нас не было два дня, хотя для нас прошло часов шесть-семь от силы. Но, судя по разговору Тани и Сергея, это было еще не самое серьезное искажение времени, на которое способен тот мир.
Группа принесла с собой немало образцов, однако я предсказуемо стал всеобщим любимым лабораторным хомячком. Меня изолировали в отдельном фургоне, со мной по-прежнему никто не общался. Я же учился управлять новой рукой. Это было больше, чем бионический протез, намного больше! Рука, вернувшаяся ко мне, была такой же тренированной, как левая, они вообще мало чем отличались, хотя до этого культя правой руки предсказуемо уступала здоровой левой.
Я понимал, что опасно радоваться такому, опасно привыкать, и все же… Радость уже кипела, бурлила в душе. Может, чудеса все-таки бывают и одно из них положено мне? Есть за что получать!
На пути обратно к особняку Громова Таня села в кабину фургона, который вез меня. Нас с ней по-прежнему разделяла стенка, и разговаривать можно было только через решетку.
Я уже рассказал Тане о том, что произошло со мной. Тогда она никак не отреагировала, а вот теперь решила обратиться ко мне.
– Среди новейших свидетельств о том мире есть одно любопытное упоминание, – задумчиво сказала она. – Там очень мало стабильных видов, а четко обозначенных разумных вообще нет. Но есть те, в которых мы подозреваем разум.
– Если ты о том человеке без кожи, то зря, – указал я, устало прикрывая глаза. – Человеком он только казался, никакого разума у него не было.
– Я не о нем.
– А о ком тогда?
Удивиться у меня получилось вполне искренне, потому что про девочку я никому не рассказывал. Не знаю почему, просто при первом рассказе это получилось само собой, а дальше уже поздно было исправляться. Меня и так подозревают, не хватало еще путаться в показаниях!
– Я о черной гончей, – пояснила Таня.
– О ком… О той штуке, которая погрызла протез и столкнула меня в реку? Не назвал бы ее гончей!
– Это общее название, которое использует наше исследовательское сообщество. Черную гончую видели в том мире, и не раз. Есть основания полагать, что это обитающий там вид. И многие поступки этих существ представали откровенно разумными. Опять же, зачем мыслить категориями нашего мира? Это у нас разумен лишь человек. Там возможно все что угодно.