Привычные знания о мире требовали спорить с ней и все отрицать. Правая рука намекала, что у меня нет на это права.
Если задуматься, та псинка и правда вела себя более чем подозрительно. Она явно была быстрее меня и могла сцапать на улице, а вместо этого она позволила мне добраться до реки. Для такого ей нужно было намеренно замедляться! А при нападении ей было не так уж сложно повалить меня на набережную и попросту оторвать мне голову. Но она позволила мне остановить себя и действовала так аккуратно, что обошлось без единой царапины.
Значит, она хотела избавить меня от протеза и вернуть мне руку, она для этого все сделала. Но зачем? Ответа не было ни у кого.
Меня привезли обратно в особняк, и там обнаружилось целое медицинское крыло с великолепным оборудованием. Похоже, Громов подготовился ко всему. Да оно и понятно… Насколько я знаю, семьи у него никогда не было, он жил один и постепенно стал одержим тем миром. Он считал своего папашу безумным фанатиком, а сам оказался еще хуже. Его отец хотя бы нашел время наследника заделать! Хотя, может, где-нибудь в совсем другом месте болтался Палыч-младший, который с готовностью подхватит знамя отца, когда тот все-таки доиграется.
Опять же, круговорот Палычей в природе был наименьшей из моих проблем. Я хотел знать, что со мной сделали, и покорно позволил себя обследовать.
Это продолжалось не один час и даже не один день. Меня просветили рентгеном, сделали МРТ всего, что только можно, крови на анализ, по моим ощущениям, взяли не меньше литра. И что? И ничего.
Пока все без исключения указывало на чудо. Я помнил, что у трупа старухи, который пытались выдать за Рэдж, была искусственная кость в челюсти. Я ожидал, что и в моей правой руке обнаружится нечто подобное – необъяснимое и все же сделанное кем-то. Но нет, моя рука была рукой – и больше ничем. Подозрений не вызывали ни кости, ни мышцы, кровь и кожа оказались совершенно нормальными.
– Если бы я не знал, что с ним случилось, я бы никогда не поверил в это, – говорил Громову врач, руководивший обследованием. – У него на руке даже шрама нет! Нет никаких указаний, что раньше этой руки не было, она развита совершенно гармонично.
Когда стало ясно, что я – это я, а не очередная хищная дрянь, принявшая облик Николая Полярина, группа снова начала относиться ко мне нормально. Пожалуй, даже лучше, чем раньше, вроде как я прошел боевое крещение. Остальные изъявили желание снова работать со мной. Таня так и вовсе навещала меня каждый день.
– Внутренний мир никогда никого не лечил вот так, – рассказывала она. – Калечил – да, и не один раз. Не только на своей территории, на местах порталов тоже. Но исцеление… Ты – первый в истории!
– Первый, о ком известно, – уточнил я. – Знаем-то мы мало… Ты лучше другое скажи: никто не был ранен? Я, если честно, такой пришибленный был, что даже не рассмотрел.
– Серьезно – никто, так, по мелочи, – Таня показала мне повязку на собственной руке. – Всего лишь ссадины и царапины. Миссия считается очень успешной!
– Но не слишком ли успешной?
– Что ты имеешь в виду?
– Такое ощущение, что мир играл с нами, – признал я. – Он хотел вернуть мне руку, а все остальное стало отвлекающим маневром.
– Ну, не знаю… Многовато внимания тебе! С чего вдруг?
– Сам бы не отказался узнать…
Но рука как таковая ответов не таила. Скоро медики отчаялись со мной разобраться и вышвырнули меня из лазарета. И вот тут я обнаружил то, что мне очень сильно не понравилось.
Во-первых, охраны в доме стало значительно больше. Когда я приехал, ее вообще не было. А теперь по двору и дому разгуливали вооруженные люди, которые старательно делали вид, что не пялятся на меня. Однако это как раз и выдавало тот факт, что на меня им было поручено обращать особое внимание.
Во-вторых, ворота забора, огораживающего территорию, теперь постоянно были закрыты и даже, полагаю, заперты. А ведь до этого их запирали на ночь и открывали днем! Здесь никого не боялись, да и сейчас причин не было. Вывод напрашивался сам собой: они не хотели защититься от того, кто снаружи, они готовы были удерживать кое-кого внутри.
И понятно кого, как будто так много кандидатов! Мне дозволялось выйти из дома и пройтись по саду, и никто даже не шагал за мной след в след, но и без внимания я не оставался. Полагаю, если бы я попытался собрать сумку и валить, уровень дружелюбия заметно бы понизился.
Я не стал выяснять, что тут происходит окольными путями – через Сергея или Таню. Я сразу направился к заправляющему тут всем Пал Палычу.
Громов принял меня сразу же, он будто только этого и ждал. Что ж, ему хотя бы хватило совести не делать вид, что ничего особенного не происходит.
– Почему я вдруг стал пленником?
– Вы не пленник, Николай, – укоризненно посмотрел на меня Громов. – Вы просто особый гость.
– Да уж, гость с ограниченными маршрутами… Вы ведь понимаете, что не имеете права держать меня здесь?
– Я надеялся, что удерживать вас вообще не придется, потому что вы достаточно благоразумны и сами сможете правильно оценить ситуацию.
– Да нечего тут оценивать! – отмахнулся я. – Вы же сами меня чуть ли не по атомам исследовали! Я всего лишь человек, просто мне достался вот такой… Подарок.
– Даже этого подарка достаточно для дальнейшего изучения. Да и потом, мы обследовали вас только методами, которые привычны нашей медицине. А то, что произошло с вами, выходит далеко за ее пределы. Это одна из причин, по которым я настоятельно прошу вас остаться.
Просит он, конечно… Просьба подразумевает, что есть хоть какой-то выбор. А какой выбор у меня? Устраивать драку с охранниками я не буду, это безнадежно. Я даже позвонить никому не смогу! Потому что моему телефону давно настал каюк, а телефоны в доме предусмотрительно отключены, я уже проверял.
Да и потом, даже если бы я добрался до телефона, куда звонить, в полицию? Не думаю, что они мне помогут, Громов найдет способ все выставить так, как ему выгодно.
Хотелось открыто упрекнуть его в этом, однако так мое положение стало бы хуже. Поэтому я лишь спросил:
– А вторая причина какая?
– Успешность экспедиции. То, что раньше было лишь теорией, стало явью. Тот мир по какой-то причине заинтересован в вас, у него к вам особое отношение. Мы можем воспользоваться этим, изучить его… Подчинить даже!
Подчинить целый мир, серьезно? Не вовремя же у кого-то наполеоновские амбиции поперли! А ведь поначалу казался адекватным мужиком…
– И вас совсем не волнует, что у меня есть свои цели? – мрачно осведомился я.
– Это какие же?
– Разобраться с Арсением Батраком, например.
– Самоубийство чистой воды, – поморщился Громов. – От таких целей вас нужно спасать. Крысиный Король – отдельное от того мира существо, он вас не пожалеет!
– Один раз уже пожалел.
– Вы слишком ценны, чтобы уповать на его милосердие.
– Ну а с моей женой что же? – не выдержал я. Хладнокровие все-таки не мой конек.
– А что с ней? Она мертва.
– Вы прекрасно знаете, что я в это не верю.
– Поверить в смерть близких действительно тяжело, – отмахнулся Громов. – Это приходит с опытом. Николай, вы – ключевой элемент. Я просто не могу вас отпустить. Если вы примете это, наше сотрудничество станет гораздо приятней для обеих сторон.
– Ключевой элемент чего?
– Понимания, что тот мир может сделать с человеческим телом.
– Вот что! – Я поднял вверх правую руку. – Конечность отрастить. Вот и все, что вы от меня узнаете… Да это вы уже узнали! И то Внутренний мир делает это не последовательно и контролируемо, а когда его жареный петух в неизвестное место клюнет.
– Вы все-таки не понимаете истинный масштаб происходящего.
– Так помогите мне понять или отпустите.
Громов некоторое время рассматривал меня молча, с явным сомнением. Он ничего не говорил мне, но, думаю, вариант бросить меня в клетку тоже рассматривался. Однако в итоге Пал Палыч все же решил сменить гнев на милость. Он поднялся из-за стола и кивнул мне:
– Прошу, следуйте за мной.
Я ожидал, что следовать придется к двери, но – нет. Он подошел к книжным полкам и спокойно сдвинул в сторону одну из них.
Ох-ре-неть. Я думал, такое только в фильмах бывает. Все эти тайные ходы, скрытые двери… Кому это вообще понадобится? Впрочем, Громов вел жизнь, в которой хватало секретов даже от союзников. Не думаю, что он вообще считал кого-то по-настоящему «своим».
Тайная дверь пустила нас в коридор без окон, все равно не тянувший на средневековые катакомбы, потому что оформлен он был белой штукатуркой и освещен целым рядом лампочек. К коридору примыкали некоторые другие двери, тоже, подозреваю, выводившие то в стену, то в холодильник. Но Громова они сейчас не интересовали, он повел меня дальше, к лестнице на другом конце коридора.
Лестница извивалась, уводя нас вниз, на первый этаж и дальше – в подвал. Мои знания об этом доме подсказывали, что это был единственный способ попасть в то помещение, потому что так-то я в подвале уже бывал и ничего особенного там не видел.
А этот зал определенно был особенным, мне одного взгляда хватило, чтобы понять. Громов щелкнул выключателем, и загорелись с легким шелестом люминесцентные лампы, наполнившие призрачным светом помещение с круглыми сводами, как в храме каком-нибудь. Это было сделано не случайно. В зале не обнаружилось никакой мебели, ни единого предмета, его назначением было только хранение скелета.
Но какой это был скелет! Намекающий на человеческий, однако точно не принадлежащий человеку. Он был увеличен, растянут во все стороны, будто бы делали его когда-то из полимерной глины. Кости искажались, но плавно, без надломов и линий соединения. Скелет широкой жабой занимал всю стену и тянулся под потолком. И даже для того, чтобы разместить его вот так, потребовалось повозиться, закрепляя металлическими кольцами его непомерно длинные руки и короткие ноги, явно неспособные нести такую тушу. Представлять, как этот уродец выглядел при жизни, мне не хотелось.