Из всех, кто наблюдал за этим адским сюром, я опомнился первым и крикнул остальным:
– Да помогите же ей!
На Громова это никак не повлияло. Он как там стоял, так и остался: то ли до сих пор не очухался, то ли не рисковал подойти к Тане, с которой творилось хрен знает что. А вот Сергей был почеловечнее, он бросился к ней, схватил за плечи, встряхнул, чтобы привести в себя. Что происходит с обычной женщиной, если ее здоровый дядька трясет за плечи? Болтается, как правило, примерно как тряпичная кукла. Но Таня оставалась все такой же неподвижной и твердой, как манекен.
Сама она с этим попросту не справлялась. Она хрипела, задыхалась, я видел, как закатываются ее глаза под неподвижными веками. Сергей тоже видел. Но истолковал неправильно. Он схватил со столика первый попавшийся скальпель и занес над моим горлом.
– Прекрати! – рявкнул он. – Отпусти ее!
– Ты совсем двинулся? – возмутился я. – Это не я делаю!
– А кто тогда?!
– Не знаю! На руку ее посмотри!
Я и сам только что это заметил. Повязка на руке Тани, всего минуту назад сухая и чистая, теперь стремительно темнела, набухая влагой. Я сначала решил, что это кровь, что просто открылась та неглубокая ранка из-за того, что происходит с ее телом. Однако повязка становилась не красной – она становилась черной. И выглядело это не как черная кровь, а как грязь, просто жидкая.
Когда Сергей это обнаружил, он испуганно шарахнулся и от Тани, и от меня. Таня, лишившись его поддержки, на ногах не устояла, он ведь швырнул ее, как куклу. Я в какой-то момент испугался, что она попросту разобьется… Но нет, до такого не дошло. Она продолжала хрипло дышать, однако в себя не пришла – ее закатившиеся в обмороке глаза оставались двумя бельмами.
– Отпустите меня! – потребовал я. – Просто дайте мне уйти, тогда, возможно, это прекратится!
Я не был уверен, что с моим уходом все действительно прекратится. Скажу больше: я почти боялся, что прекратится, ведь это доказало бы, что я виновен в участи Тани. Но я не мог просто лежать здесь и ждать, что еще им придет в голову.
Увы, к гласу рассудка никто не прислушался.
– Нет, – отрезал Громов. – Об этом и речи быть не может! Разве вы не видите? То пространство вступило в контакт!
– Вы в своем уме?!
– Отвяжите его и заприте, – велел Громов Сергею. – Никакого общения, пока я не скажу!
– А с Танькой что?
– Сейчас решим, но сначала нужно изолировать его.
Касаться меня Сергей не рискнул, позвал охрану. Правда, откликаться никто не спешил. Это, с одной стороны, насторожило меня еще больше, а с другой… Меня по-прежнему не покидало чувство, что все идет как надо. Только вот кому надо?
Сергей, напуганный и раздраженный, даже не сообразил, насколько это странно сейчас – отсутствие ответа. Но дверь все-таки отворилась, и вместо двух охранников вошел лишь один.
Этого я сразу запомнил по примечательной бороде – черной, пышной, закрывающей чуть ли не половину груди. Такого попробуй не запомни! Так что я не сомневался, что это действительно одна из здешних шавок, а не посторонний.
Но что-то изменилось и в охраннике. Раньше он двигался легко и бодро, а теперь шел неровно, дергаясь, как будто он и ходить-то только вчера научился. Он не пытался драться или бежать, у него по-прежнему был в руках автомат, так что вроде как никто на него не нападал, вот только нормальным его поведение никто бы не назвал. Он тоже издавал странные глухие звуки – как будто все в этом доме вдруг разучились говорить. Я не представлял, как это понимать, как увязать все в единую картину.
Сергей этого тоже не понимал, он нахмурился:
– Миха, ты чего? Где Серов?
Но рассказывать о судьбе товарища, да и просто отвечать охранник не собирался. Он подошел вплотную к Сергею, и тот испуганно охнул. Видно, была причина, но меня по-прежнему слепила лампа, поэтому происходящее я видел смутно, практически на уровне силуэтов. Хотя… В этой ситуации такое ограничение шло за благо.
Потому что охранник перестал мямлить, и я услышал глухой звук – как будто что-то склизкое оторвалось. Да так и было! То, что я принял за бороду, скользнуло вниз, оставив после себя обглоданную до костей половину лица и жуткую рану на горле. И все равно охранник был жив, даже после того, что с ним случилось. Он тянул к Сергею руки, умоляя о помощи, однако недавнему шефу было не до него. Сергей не сводил глаз с той твари, что сорвалась с лица охранника.
Она, понятное дело, оказалась вовсе не ожившей бородой. Думаю, это существо просто атаковало охранника из-за сходства образов, и от этого веяло каким-то черным чувством юмора, которого у примитивного хищника быть не могло. Тут мне невольно вспомнились рассказы Тани о том, что весь Внутренний мир по-своему разумен и может управлять своими порождениями.
Однако само по себе уродство, свалившееся с охранника, разумом точно не отличалось. Оно зашипело и выставило вперед острые и длинные иглы, покрывавшие его гладкое тело. Прежде чем мы успели сообразить, что происходит, оно выстрелило этими иглами, как стрелами.
Львиная доля игл попала в охранника, изрешетила его и положила конец его страданиям. Он, несомненно мертвый, рухнул на пол тяжелым мешком. Попали иглы и в Сергея, теперь исходившего криком, – в лицо, шею и грудь. А в меня не попала ни одна, хотя могла бы, должна была!..
Ох, не нравилось мне все это. Не мог я радоваться такому везению, потому что не видел в этом настоящего везения. Но рассуждать, что произошло да почему, прямо сейчас я не собирался. Мне нужно было освободиться и валить!
Помочь мне уже никто не мог, Сергея я больше не звал. Если он заметит, что я не пострадал, то лишь укрепится во мнении, что я посланник того мира, и убьет меня. К счастью, Сергею сейчас было не до меня, он, окровавленный и разъяренный, пытался пристрелить ползающую по полу тварь.
Ну а я дернулся изо всех сил, стараясь освободиться. Из-за того, что правую руку отвели в сторону и собирались вскрывать, повязки на ней были чисто символическими. Ее я освободил первой, и, хотя она, онемевшая от лекарств, едва подчинялась мне, у меня получилось кое-как отстегнуть ремни.
Порезы, оставленные на руке скальпелем, не затягивались и кровоточили, но так и должно быть. Как ни странно, это чуть успокоило меня: уж не знаю, почему тот мир благоволит мне, чего он вообще ко мне прицепился, но моя плоть остается человеческой, я не превратился в какого-то монстра!
Перемотав руку первой попавшейся тряпкой, я бросился прочь. Я не знал, выживет ли Сергей, сумеет ли спастись Таня… Но на это я повлиять не мог. Я ведь предупреждал их! И раз уж они в своем квесте за невероятными открытиями довели до такого, каждый будет сам за себя.
Громов давно уже слинял, да и в особняке успел воцариться хаос. Кто-то стрелял, кто-то вопил, кто-то куда-то бежал. И это люди – а были здесь теперь не только люди. Я слышал перестук шагов – как будто копыта или когти, слышал вой и рычание, на одном из ковров протянулась длинная полоса слизи – как будто здесь проползло что-то совсем немаленькое. И кровь уже была: пятнами, и лужами, и брызгами… Только сейчас, в начале пути, а будет больше.
Я не знал наверняка, почему так произошло, но догадаться мог. Насколько я понял, тот мир не способен просто заявляться в гости, как дальняя родня, и порталы не открываются где попало. Именно поэтому Громов и его свора расслабились и решили, будто они в безопасности.
Они забыли, что сами же натащили сюда кусков другого мира. От того, что кускам этим присвоили инвентаризационные номера и гордо назвали образцами, эти штуки не становились менее опасными. Судя по всему, хаос начался именно с них… И я рад был бы откреститься от всего, сказать, что я не при делах, да не вышло, не мог я притвориться таким уж дебилом.
Очевидно, что первое время все эти образцы оставались безобидными. С чего вдруг им всем меняться сейчас? Да не было причин, кроме того, что Громов принял решение меня нашинковать. И ведь началось это в момент, когда я почувствовал уверенность в том, что со мной все будет хорошо!
Как будто кто-то говорил со мной, просто без слов…
Нельзя сказать, что я злорадствовал по этому поводу. Я не жалел тех, кто держал меня в плену, но и смерти им не желал. И я уж точно не хотел наблюдать, как они корчатся на полу, страдающие, изуродованные… Мне просто нужно было уйти. Когда я уйду, все это прекратится или хотя бы ослабнет.
Вот только уйти оказалось не так просто. Я уже почти добрался до двери в гараж, я видел ее впереди, когда путь мне неожиданно преградил Антон. Это не было попыткой угодить работодателям с его стороны, он не пытался меня задержать. Он просто молил о помощи любого, кто попадется на его пути, и теперь вот ему попался я. Это можно было понять: его положение оказалось плачевным.
Если задуматься, я никогда раньше не видел Антона без ноутбука, планшета или хотя бы смартфона в руках. Так ему было комфортнее, за техникой он прятался от мира, а сейчас не мог этого изменить. Из ноутбука, который Антон держал в руках, протянулись провода, проникшие глубоко под его кожу. Они вошли в тело на уровне запястий, но теперь тянулись повсюду, буграми проступали на лице, пульсировали, как новые вены. Иногда кожа не выдерживала чудовищного давления, лопалась, и Антон был покрыт кровавыми ранами, из которых торчали разноцветные провода.
Не думаю, что эта травма была смертельной, но для Антона это ничего не меняло. Он, и без того трусливый, совершенно потерял контроль над собой. Подозреваю, он уже повис бы на мне, если бы ноутбук не сковывал его руки.
– Помоги мне! – взмолился Антон. – Убери это, я не хочу больше, я больше не буду!
– Пропусти меня, – попросил я. – Когда я уберусь отсюда, все закончится.
– Это неправда! Ты мне врешь! Ты хочешь бросить меня здесь… Достань их, прошу, хотя бы достань их! Я не могу, я пальцы не чувствую!
Пальцы он не чувствовал не случайно: они уже полностью вросли в металлический корпус ноутбука.