р, вы меня не убедите. Какая мне лично выгода от Боснии? От Украины? Господи, да вы в следующий раз в Бурунди полезете.
– Ну, хорошо. Предположим, выбрали бы вашего кандидата. Трампа, – сказал старый Джим с широкой улыбкой: Джеку удалось его рассмешить. – Как бы он вместо Обамы или Хиллари, справился с этой вашей новой, компактной и сильной Россией?
– А это такой уж неотложный вопрос? Америка должна подстроиться под меняющуюся реальность, чтобы максимально сохранить свои лидирующие позиции любой ценой, и уж затем полностью вернуть их себе в наиболее подходящий момент, может быть, силой. Ведь Судьбин объявил геополитический бунт ещё в Мюнхене, и это лишь вершина айсберга – с тех пор в движение пришли контуры нового мира, пробудились экономические силы демографических гигантов, центр тяжести постоянно смещается. Сила Судьбина заключается в том, что он обличает и выступает от имени международного права, предлагает равные правила игры для всех. Мы не сможем обуздать этот процесс, Джим, поверьте мне, если будем продолжать действовать слепо по раз и навсегда заданным лекалам, опираясь на наивную прадедушкину идеологию исключительности. Трамп деловой человек. Он ищет взаимовыгодных решений. Мы должны быть умнее и практичнее, чтобы сделать Америку снова великой. Вспомните, ведь именно в тот момент, когда Рим пытался искусственно поддерживать свой вечный однополярный мир в неблагоприятных условиях, при отсутствии должных ресурсов, наши с вами предки его и разрушили, присвоив себе не только все достижения его цивилизации, но и ведущую роль в мире. Не знаю, как для вас, а для меня избрание Хиллари чревато крупной трагедией… Кстати, Джеймс, можете ли вы мне объяснить, если это не государственный секрет, конечно, почему получилось так, что вашего друга Монтеса арестовали и экстрадировали в Чикаго на второй же день президентства Клинтон? Если у вас нет инсайдерской информации, меня жутко интересует ваше мнение.
– Инсайда у меня пока нет, к сожалению, но вы совершенно правы, совпадение не случайное. Похоже на личный дружественный жест Пальмы Вьехо в адрес новой жилицы Белого дома, стремление создать задел на будущее, так сказать. Заметьте, арест произошёл сразу после того, как люди Монтеса буквально стёрли с лица земли остатки своих конкурентов из Центрального картеля и заняли Хуарес. Ещё более удивительной мне кажется неожиданная экстрадиция Пиньи в Мексику. Помнится Пабло Эскобар пророчески предпочитал могилу в Колумбии экстрадиции в Соединённые Штаты, настолько он уверен был в том, что путь назад заказан. Как видите, изменившаяся жизнь демонстрирует обратное. Не знаю, одержим ли Пинья до сих пор жаждой мести убийцам своей семьи, но как по мне, то он вполне способен участвовать в управлении картелем из мексиканской тюрьмы. Поэтому моя рабочая версия – сговор спецслужб. Слишком уж эта комбинация смахивает на рокировку.
– И что же теперь ждёт Монтеса? Видел его фотографии в аэропорту Чикаго, он выглядел крайне удивлённым.
– Да уж, он экстрадиции совершенно не ожидал, до последнего, – согласился Джим. – А что его теперь может ждать? Если не посадят на электрический стул сразу, то вновь откроют специально для него Алькатраз. Пока же сидит в коррекционном центре, на прогулках больше всего общается с неким доном Вольпе из нью-йоркской мафии, нарезают с ним круги по всему тюремному двору, Вольпе разглагольствует, Монтес внимает.
– Любопытно было бы послушать, о чём они там говорят, – хмыкнул Джек.
– Информаторы утверждают, что, судя по доносящимся до них обрывкам фраз, Вольпе учит Монтеса «понятиям».
– Это как? – удивился Джек.
– Пытается передать ему основы мировоззрения тайных сицилийских организаций, – объяснил старый Джим. – Видите ли, старина, структура наркокартеля – это самый низкий, практически уличный уровень организованной преступности. Моим мексиканцам, да и вашим сальвадорцам ещё очень многому предстоит научиться, прежде чем перейти в высшую лигу. Такой переход в теории возможен, потому что к нему их подталкивает само их сотрудничество с реально крупными игроками на чёрном рынке. В академии ФБР вы наверняка проходили опыт, усвоенный бюро в борьбе с организованной преступностью, потому что эта борьба эволюционирует параллельно логическому развитию самих организаций. Нет ничего удивительного в том, что Вольпе растолковывает Монтесу из чего состоит людское уважение, например, как его добиваться и как его удерживать, как им надо пользоваться. Он говорит о том, что такое правила чести и о том, что одни и те же правила чести существуют для всех людей чести, и что нужны они для того чтобы рулить в этом мире, подчинять его себе. Эти правила не имеют ничего общего с законами, они направлены против них, потому что законы существуют для послушного большинства, для тварей дрожащих, а правила – для людей чести. Недостаточно просто делать деньги и убивать направо и налево – всё это надо делать по правилам. Тот, кто просто «рубит капусту» и «валит», очень скоро вернётся в ту же канаву, из которой он на время поднялся, пойдёт в расход и на удобрения. Тот, кто постиг правила чести, будет рулить, он будет побеждать всех, но только до тех пор, пока он сознаёт, что является лишь инструментом этих правил, а не их хозяином.
– Что ж, очень поучительно, – скептически отозвался Джек. – Только, вот боюсь, что Монтесу все эти поучения пригодятся разве что в тюрьме, на пожизненном.
– Сицилийцы, возможно, считают иначе, – ненавязчиво возразил старый Джим. – Иначе Вольпе не стал бы тратить на него время. Помните, Монтесума уже много раз оказывался хитрее спецслужб и правительств нескольких государств, их судебно-правовых и тюремных систем.
– Интересно, – как бы вскользь заметил Джек. – А что будет с таким как Монтесума, если он действительно поднимется в «высшую лигу», как вы говорите?
– Он не будет столь безоглядно разваливать демократическое государство, – с готовностью ответил старый Джим, словно бы ожидавший этого вопроса. – Он всегда будет играть против нас – против силовых органов государства, но уже по правилам нашей старой доброй игры.
– Опять правила, – вздохнул Джек.
– А что поделать, без них никак, – сказал старый Джим. – Эти правила никто не придумывал, они складывались по ходу дела, а значит, возможно, они исходят от Бога. У наших южных соседей сейчас идёт война на уничтожение, игра без каких-либо правил, и волны этого слепого хаоса вот-вот выплеснутся через край, на нашу почву. Кто знает, не поэтому ли мафия, умудрённая полуторавековым опытом, теперь ведёт диалог с такими как Монтес? Они ведь никогда и ничего не делали бескорыстно.
– Джеймс, вы знаете, я много думал о вас, – задумчиво произнёс Джек. – Не поймите меня неправильно, это не наводящий вопрос. Но я думал о том, что за все эти годы в Мексике вы, пожалуй, могли использовать какие-то запрещённые приёмы, подыгрывать той или иной стороне…
Джек нерешительно замолчал, но старый Джим ободряюще кивнул ему:
– Продолжайте, старина.
– Так вот, я не хочу ничего об этом знать, но я думаю, что вы действительно руководствовались какими-то высшими правилами, поэтому помните, что я всегда буду на вашей стороне и всегда поддержу вас. В моём лице у вас теперь есть верный союзник.
– Спасибо, друг мой, взаимно, – старый Джим был заметно тронут. – Вы тоже можете всегда рассчитывать на меня.
При расставании они крепко пожали друг другу руки. Возвращаясь домой, Джек всю дорогу напевал мелодии из старых фильмов, так легко вдруг у него стало на душе. Плевать ему было на высокую политику, ему важно было свалить и растоптать Нила Тейта. После этого можно будет разобраться и с Яниной, там видно будет. В его жизни внезапно появилось ребро жёсткости, она стала целенаправленной, теперь его дни протекали в кропотливой затрате усилий, направленных на достижение поставленной цели.
В три часа ночи его разбудил телефонный звонок. Янина тоже проснулась и, как ему показалось, не шевелясь внимательно прислушивалась. Он вышел из спальной, плотно затворил за собой дверь и спустился в кухню.
– Джек, старина, это гениально! – голос Джима возбуждённо дрожал, он буквально захлёбывался от восторга. – Вот что я вам скажу. Доклад следует передать не вашему директору, а Дугласу Периоли. Вы его не знаете? Окей, только между нами. Это человек избранного президента Хиллари Клинтон, который возглавит ЦРУ в течение ближайших десяти дней. Одно условие, Джек.
– Говорите, Джеймс. Какое?
– Заслуги пополам. Пятьдесят на пятьдесят. Надеюсь на ваше понимание, в этом нет ничего личного.
– Никаких проблем, старина. Абсолютно никаких проблем.
– Договорились, дружище. Ничего пока больше не предпринимайте. С Дугом я свяжусь сам. Расслабьтесь и ждите новостей, это будет нечто, я вам обещаю.
Девятнадцатая глава.ВЕНЧАНИЕ В ГВАДАЛАХАРЕ
Гутьересы прибыли в Гвадалахару после обеда. Монастырь босоногих кармелиток имени святой Терезы нисколько не походил на привычные сооружения старинного зодчества времён вице-королевства Новой Испании. Это был большой комплекс белых зданий, возвышавшихся над более скромными особнячками тихого квартала на окраине, со всех сторон окружённый высокими бетонными стенами. Об их приезде были предупреждены. Мать-настоятельница, донья Ана лично встретила гостей с новоприбывшей послушницей. Она ободряюще улыбнулась Марьяхе и крепко её обняла. Затем она любезно пригласила Фелипе и Сару внутрь, чтобы показать им закрытую для внешнего мира территорию, на которой предстояло скоротать годы своей жизни их дочери. Здесь был разбит прекрасный сад с розами, фиалками и георгинами, сёстры, занятые уборкой участка, приветливо улыбались и махали Марьяхе. К её удивлению, при работе они пользовались современной техникой, например, сухие жёлтые листья с дорожек они сдували южнокорейскими аспираторами. Несмотря на бесформенные тёмно-коричневые рясы с тяжёлыми капюшонами, их движения были исполнены грациозной, беспечной лёгкости, а их лица светились неземной отрешённостью и счастливым неведением мирских забот. В глубине двора виднелась чудом сохранившаяся готическая церковь, историческое достояние города. Комплекс двухэтажных жилых строений напомнил Марьяхе студенческое общежитие. Их лаконичная архитектура образца восьмидесятых годов не подавляла постороннего наблюдателя излишней духовностью, ничем не выдавая свою принадлежность одному из самых строгих католических орденов. Комната, выделенная для Марьяхи, в которую Гутьересов сопроводила донья Ана, также больше походила на функциональный номер экономичной молодёжной гостиницы. Лишь крест на белоснежной стене над изголовьем и чётки на ночном столике напоминали Марьяхе о том, что она уже находилась в своей собственной монашеской келье. Прощание с родителями было немногословным, потому что слишком много уже было говорено на тему её выбора, и слишком много раз уже отец пытался разубедить свою дочь. Донья Сара со слезами на глазах просила Марьяху молиться о спасении души её брата Пепе. Он пропал без вести, и уже неделю местная полиция не могла найти его следов. За эти дни, разрывавшие материнское сердце, им несколько раз приходилось выезжать на опознание обезображенных и обугленных тел извлечённых из какой-нибудь очередной бр