— Не можете ли вы сообщить мне возраст миссис Баэр, дату ее рождения, бракосочетания, а также и количество ее детей? — продолжал неунывающий репортер, споткнувшись о ковер в дверях.
— Миссис Баэр шестьдесят лет, она родилась на Новой Земле, сегодня исполнилось сорок лет, как она вышла замуж; имеет одиннадцать дочерей. Что еще прикажете, сэр?
Серьезное лицо Тедди так не соответствовало его словам, что репортер, поняв шутку, удалился со смехом как раз в ту минуту, когда по лестнице всходила дама с тремя дочерьми.
— Мы приехали из Ошкоша и не можем вернуться домой, не повидав милую тетю Джо. Мои девочки в восторге от ее рассказов и непременно хотят взглянуть на нее. Я знаю, что еще рано, но мы хотим посетить Холмса, Лонгфелло[13] и других знаменитостей, потому мы первым делом зашли сюда. Миссис Эрастус Кингсбери Пармэли из Ошкоша, доложите, пожалуйста. Мы можем покуда подождать и посмотреть дом.
Все это говорилось с такой быстротой, что Тедди не мог произнести ни слова и молча смотрел на трех девиц.
Три пары голубых глаз так умоляюще взирали на него, что он, как истый американец, не мог отказать им в любезном ответе.
— Миссис Баэр нельзя видеть сейчас ее, кажется, нет дома, но вы можете осмотреть дом и сад, если хотите, — бормотал он, отступая под напором четырех дам, которые восторженно озирались вокруг.
— Очень вам благодарны! Какое чудное, милое место! Здесь она пишет, не правда ли? Это ее портрет? Именно так она мне и представлялась.
Посетительницы остановились перед красивым портретом пожилой дамы с серьезным и сосредоточенным выражением лица. Живописец изобразил ее в диадеме, с пером в руке и жемчужным ожерельем на шее. С трудом удерживаясь от смеха, Тедди указал на очень плохой портрет матери. Он висел за дверью и забавлял миссис Баэр своим отчаянным видом и курьезным световым эффектом, благодаря которому ее нос и щеки были почти так же красны, как и тот стул, на котором она сидела.
— Вот мамин портрет, но он не особенно удачен, — сказал Тедди, забавляясь теми усилиями, которые делали над собой девушки, чтобы скрыть свое отчаяние при виде несоответствия действительности с их мечтами. Младшая, которой было двенадцать лет, откровенно отвернулась, испытывая всем нам знакомое чувство разочарования, когда наши кумиры оказываются самыми обыкновенными людьми.
— Я думала, что ей шестнадцать лет и что волосы ее причесаны в две косы. Теперь мне больше не хочется ее видеть, — сказала девочка и зашагала к двери, предоставляя матери извиняться за ее невежливость. Сестры все же отыскали красоту в дурном портрете и особенно восхищались выразительностью бровей миссис Баэр.
— Пойдемте, дети, иначе мы никуда не поспеем. Вы можете оставить свои альбомы и попросить миссис Баэр написать вам что-нибудь на память. Очень вам благодарны, молодой человек. Кланяйтесь вашей матушке. Так жаль, что нам не удалось ее повидать.
Как раз в эту минуту миссис Пармэли заметила в крайней комнате пожилую женщину в широком клетчатом переднике, которая, повязав голову платком, усердно вытирала пыль.
— Позвольте одним глазком взглянуть на ее святилище, раз ее нет дома, — воскликнула восторженная дама и поплыла через переднюю в сопровождении своего семейства раньше, чем Тедди успел предупредить мать. Отступление миссис Джо было окончательно отрезано. Впереди — художник, сзади — репортер, который не успел еще уехать, а теперь дама с дочерьми надвигалась из передней.
«Поймали! — думал Тедди в комическом отчаянии. — Не стоит изображать из себя горничную, раз они видели портрет».
Миссис Джо отлично разыграла свою роль, и ей, вероятно, удалось бы спастись, если бы ее не выдало злополучное сходство с ее изображением. Миссис Пармэли остановилась у стола. Пенковая трубка, лежавшая там, непосредственная близость пары мужских туфель и кипа писем, адресованных профессору Ф. Баэру, не смутили ее. Восторженно сложив руки, она воскликнула:
— Дети, здесь она писала те чудные высоконравственные рассказы, которые тронули нас до глубины души, Умоляю вас, разрешите мне взять кусочек бумаги, старое перо или почтовую марку на память об этой талантливой женщине!
— Пожалуйста, миссис, что вам угодно, — ответила мнимая горничная, переглянувшись с сыном, который с трудом сдерживал свою веселость.
Старшая девица заметила эту мимическую сцену и сейчас же догадалась в чем дело, а быстрый взгляд на женщину в фартуке окончательно рассеял ее сомнения.
— Мама, ведь это сама миссис Баэр, — шепнула она, подталкивая мать.
— Нет! Не может быть! Неужели? Какая прелесть! — И миссис Пармэли бросилась догонять несчастную женщину, которая поспешно ретировалась. — Не обращайте на нас внимания! Я знаю, что вы очень заняты, позвольте только пожать вашу руку, больше мы вас не задержим!
Не имея другого выхода, миссис Джо предоставила свою руку в распоряжение восторженных посетительниц.
— Если когда-нибудь вы приедете в Ошкош, — говорила мать семейства в порыве безграничного гостеприимства, — вам не позволят ступить и шагу, а все время будут носить на руках, так мы будем рады принять вас у себя.
Мысленно решив никогда не навещать города со столь восторженными обитателями, миссис Джо старалась по мере сил отвечать своим гостям на их любезность. Она написала свое имя в альбомах, подарила каждой что-нибудь на память и на прощанье расцеловалась со всеми, отпустив их к «Холмсу, Лонгфелло и прочим знаменитостям», которых, вероятно, тоже трудно было застать дома.
— Боже мой, Тедди, отчего же ты не дал мне улизнуть? Какой страшный вздор ты наговорил этому репортеру. Надо надеяться, что подобные грехи не зачтутся нам на том свете, но, право, я не знаю, что с нами сделают, если мы перестанем их надувать. Невозможно одной отбояриваться от всех. — И миссис Джо со вздохом стащила свой фартук, удрученная тяжелым жребием, выпавшим на ее долю.
— Новая компания идет по аллее, прячься скорее, пока еще можно, а я их живо спроважу, — кричал с лестницы Тедди, который собрался уже в школу.
Миссис Джо заперлась наверху и наблюдала оттуда за целым пансионом девиц, которые, не получив разрешения осматривать дом, расположились на лужайке, где они, совершенно не стесняясь, рвали цветы, причесывались, завтракали и свободно выражали свое мнение как о месте, так и о его обитателях. После этого посещения наступил некоторый перерыв, и миссис Джо только что собиралась приняться за работу, как пришел Роб и объявил, что члены Христианского союза намерены посетить сегодня колледж, и двое или трое из них, лично известные миссис Баэр, хотят засвидетельствовать ей свое почтение.
— Собирается дождь, так что, может быть, они и не придут. Но на всякий случай отец велел тебя предупредить. Ты ведь проявляешь жестокосердие только по адресу девочек, а к мальчикам ты всегда милостива, — сказал Роб, которому брат успел рассказать об утренних посетителях.
— Мальчики более сдержанны, и мне легче их выносить. В последний раз, когда я принимала здесь каких-то девиц, одна упала в мои объятия и сказала: «Дорогая, полюбите меня!». Я готова была ее убить, — сказала миссис Джо, энергично вытирая перо.
— Мальчики, конечно, этого не сделают, но, вероятно, они будут просить автографы; я тебе советую приготовить несколько дюжин, — сказал Роб, доставая почтовую бумагу. Он был гостеприимный мальчик и симпатизировал всем поклонникам таланта своей матери.
— Девицы от них не отстанут и в этом. В последний раз в N-ском колледже я написала около трехсот и при отъезде оставила целую груду карточек и альбомов на столе. Из всех странных маний эта любовь к автографам — самая нелепая.
Тем не менее миссис Джо написала несколько раз свое имя, облеклась в черное шелковое платье и, воссылая мольбу о дожде, снова взялась за работу. Дождь полил как из ведра, и, успокоившись насчет посетителей, миссис Джо подобрала волосы, сняла манжеты и спокойно уселась дописывать главу; она назначила себе писать не менее тридцати страниц в день и дорожила тем, чтобы этот урок был окончен до вечера. Джози принесла цветы и расставляла их в вазы, когда вдруг, взглянув в окно, она увидела целый лес зонтиков, спускавшихся с горы по направлению к дому.
— Идут, идут, тетя! Дядя спешит короткой дорогой через поле, чтобы встретить их здесь, — кричала девочка с лестницы.
— Следи за ними и скажи, когда они выйдут в аллею. Я в одну минуту приведу себя в порядок и сойду вниз, — сказала миссис Джо.
Перо ее продолжало быстро бегать по бумаге, так как журналы не любят ждать и не делают исключения даже для всего Христианского союза в полном составе.
— Их тут не двое и не трое, а по крайней мере шесть человек, — кричала Джози из передней. — Нет! Целая дюжина! Тетя, посмотри, они все идут сюда. Боже мой, что нам делать? — И Джози содрогнулась при мысли, что она скоро очутится среди этой быстро надвигающейся черной тучи.
— Милосердный Создатель, их сотни! Беги и поставь ведро у черного хода для их зонтиков. Они должны оставить зонтики там, а шляпы нужно положить на стол: вешалка не может сдержать такое количество. Дорожку на полу расстилать не стоит. О, мой несчастный ковер! — с этими словами миссис Джо отправилась вниз, а Джози и горничная носились взад и вперед, с ужасом думая о предстоящем нашествии бесконечного количества грязных ног.
Наконец они пришли. Длинный ряд черных зонтиков, грязных ног и красных возбужденных лиц, так как, несмотря на дождь, молодежь довольно весело провела время в городе. Профессор Баэр встретил их у входа в дом и только начал маленькую приветственную речь, как миссис Баэр, сжалившись над их плачевным видом, появилась в дверях и знаком пригласила их войти.
Предоставив хозяину кончать свою речь в одиночестве, молодые люди весело взбежали по лестнице, по пути снимая шляпы и сражаясь с зонтиками, которые было приказано оставить у черного хода.
Топ-топ! Семьдесят пять пар сапог затопало в передней. Вскоре семьдесят пять зонтиков уютно опустились в гостеприимное ведро, а их хозяева наводнили собой весь нижний этаж дома. Семьдесят пять рук горячо протянулись к хозяйке дома, и она безропотно пожала каждую, хотя некоторые были очень мокры, некоторые очень горячи и почти все носили следы дневной прогулки. Все принесли с собой кое-какие достопримечательности и просили сувениры из Пломфильда.