Сколько можно докапываться до меня со своей винодельней? Что дома, что здесь, в офисе! Специально вызвал меня сюда, чтобы я «привык» к теплому отцовскому кабинету? К простору в помещении, аромату алкоголя и прекрасному виду из окна? Вскоре тебе придется попрощаться с ним, отец, ведь у тебя не хватает средств для аренды офиса.
Рабочие увольняются, многих ты сам сократил. Но я сделал все, что мог. Больше от меня не требуют никаких вложений, потому что другие инвесторы отказываются вкладываться в провальный проект. Это уже твои проблемы, не мои. Я строю свою жизнь, а ты…
— Нет, — подозрительно спокойно отвечает отец, глядя на меня отрешенным взглядом. — Мы вернемся к этой теме позже. У меня другой вопрос. Ты расстался с Мариной?
Начинается. Устало закатываю глаза и присаживаюсь напротив отца. Он выжидающе глядит на меня, постукивая пальцами по деревянной поверхности стола. Немного раздражает этот звук, но я игнорирую его. Откуда он узнал — не стоит спрашивать. Как и о том, почему пару недель назад мы столкнулись с Мариной на парковке торгового центра в прекрасный летний день, когда…
Когда Эльза была в моих объятьях…
Я не афишировал расставание с Мариной, о нем знают только Эльза и мои друзья. Почему? Все просто. Марта закатила бы истерику из-за того, что я упустил идеальную женщину в своей жизни, а отец еще больше пилил бы меня, потому что они не породнились с другом.
— Да, расстался.
— Почему ты ничего нам не рассказал?
— Потому что это мое личное дело.
— Вы собирались пожениться!
Венка на лбу отца становится заметнее. Я не сразу вспоминаю наставление врачей о полном запрете на волнения, но вряд ли отец слишком сильно переживает из-за моих отношений с девушкой. Мы оба понимаем, зачем нужна была помолвка. Раньше я мог только догадываться, к чему эти намеки на свадьбу и детей. Но после того как узнал о положении винодельни, все встало на свои места.
— Мы? — переспрашиваю отца. — Я лично ни на ком жениться не собирался, так же, как и возглавлять винодельню.
— Когда ты, наконец, одумаешься? — выплевывает он. — Мы находимся в непростой ситуации! Наша жизнь рушится! Твоя семья нуждается в помощи, нужны решительные действия.
— Да-да…
— Даниил! — выкрикивает отец внезапно. Будь мне лет тринадцать, я бы вздрогнул, но за годы жизни с этим человеком я привык к его резкости. — Ты должен помириться с Мариной. Арнольд говорил, что его дочь страдает, сутками плачет в комнате.
— Дальше что?
— Ты довел девушку до нервного срыва. Тебе должно быть стыдно.
Я бы ответил в рифму, но сейчас совсем не тот случай. Я слишком зол, а отец снова видит ситуацию в искривленном зеркале. Видит и не понимает, почему я не хочу ввязываться в грязь, которую они затеяли с Архиповым.
— Какое тебе дело до Марины?
— Я знаю ее давно, и ты тоже. Я уже с Архиповым договорился о вашей…
— Кто тебя просил договариваться? Я? Марина?
— Вы бы сами не решились.
— Мы взрослые люди! Мы бы все сами сделали!
Разговор переходит на повышенные тона. Я не стесняюсь кричать во всю силу голоса, а он не боится, что нас услышат немногочисленные работники. Какого черта происходит в моей жизни? Расписали от и до, договорились за меня. Мама всегда твердила, что я в будущем стану мужчиной, и сам должен принимать решения. Сам, а не с помощью отца. Она знала его гораздо лучше меня, поэтому…
— Кстати, зачем тебе галерея? Я думал, ты равнодушен к искусству, — внезапно отец меняет тему и спрашивает спокойным голосом. Как быстро он остыл! Хотя нет, не быстро. Прошло минут пять, если не больше, прежде чем отец заговорил. Я углубился в воспоминания и наставления мамы, а он, видимо, приходил в себя.
— Теперь неравнодушен.
— Странно, — он почесывает едва заметную темную щетину. — Эльза тоже неравнодушна.
В этот момент я пытаюсь не выдать, как внутри меня все накаляется и я готов вот-вот взорваться. Снова испытываю тревогу, ощущение, что отец что-то подозревает. Я никогда не позволю скомпрометировать Эльзу. Никогда и никому. Даже собственному отцу.
— И?
— Это значит, что ты…
В этот момент в кармане вибрирует телефон. И я бы проигнорировал звонок, если бы не имя входящего абонента.
— Дан, галерея сгорела, — произносит Эдгар три слова, которые заставляют меня замереть на месте в попытке осознать произошедшее.
Сгорела мечта любимой.
Сгорели деньги, которые я вложил.
Сгорело наше будущее…
Ладно, об этом рано судить. Нужно понять, что произошло, и решить проблему. Возможно, случай страховой, и мы сможем покрыть расходы.
— Скоро буду.
Отец не спрашивает, куда я направляюсь, когда вылетаю из кабинета, не идет следом, не требует, чтобы я вернулся. Я бы не послушал его, все равно помчался бы к краху, который вскоре ожидает меня. Во всех смыслах.
Приезжаю на место через пятнадцать минут. Мне повезло, что пробок не было, но возле нашей галереи оказалось много машин. И пожарных, и легковых. Вокруг помещения скопилась толпа, за которой не видно происходящего внутри. Но я подхожу ближе, с трудом делая каждый шаг, который приближает меня к катастрофе.
— Наконец-то! — передо мной появляется на удивление спокойный Эдгар.
— Что здесь произошло?
— Поджог.
— Как поджог? — пораженно смотрю на друга.
— Вот так. Какие-то хулиганы решили «поиграться».
Класс. А за эти игры должен платить я из собственного кармана! Черт! Мы же столько всего сделали! И аренда помещения, и ремонт, который вот-вот должен был закончиться. Эльза набрасывала на планшете рисунки. Эдгар планировал устроить выставку, посвященную ей. Моей девочке. Хотел набрать еще несколько художников, которые пишут в ее стиле, но…
— Что дальше? — спрашиваю друга.
— Придется все устраивать заново.
Но у меня не выйдет. Не потому, что нет желания, а потому, что средства на новую галерею я найти не смогу. Хотя… Есть один вариант.
Глава 19. Призрачное счастье
— Тебе нехорошо? — снова и снова спрашивает Дан, баюкая меня в своих сильных руках. Мы лежим уже полчаса. Голова в последнее время часто кружится, особенно по утрам, но это быстро проходит.
— Немного.
— Ты сильно волнуешься в последнее время. Не переживай из-за галереи, она не стоит твоего здоровья.
— Мне просто жалко, — признаюсь я. Только с ним я могу откровенно поговорить и озвучить свои мысли. Порой это трудно сделать даже с Аленой, но с Даном создается ощущение, что он понимает меня, как никто. — Мы вложили столько сил и средств, да еще и квартиру не удается продать. Отец отказался?
— Да, — с сожалением в голосе отвечает он. Не вижу этого, но чувствую, как он кивает и слышу, как его сердце в этот момент начинает стучать быстрее. — Квартира записана на него, не успел переписать на меня. Черт!
Действительно. Черт. Судьба словно отвернулась от нас. Она подкидывала нам испытания одно за другим. Сначала поджог в галерее, затем отсутствие дополнительных средств на восстановление, потому что страховая отказалась платить. Все это привело нас в отчаяние, но в то же время закалило. Мы всегда рядом друг с другом, поддерживаем в трудной ситуации. Даже сейчас, когда мне плохо, Дан лежит со мной, успокаивает, говорит, что сам решит проблему.
Я тоже хочу предложить свои варианты. Если бы не головокружение и слабость в последнюю неделю, то идей оказалось бы больше. Наверное. Дан сказал, что вызвал врача, ибо ему не нравится мое состояние. Врач придет завтра с утра. Меня мучает слабость, головокружение, слегка подташнивает. Может, действительно переживаю, может, отравилась. Не знаю, если честно, да и не хочу узнавать.
— Отец пригласил меня к себе в офис через час, — Дан прерывает затянувшуюся паузу. — Наверное, снова будет давить.
— Думаешь?
— Знаю. Он горит своей винодельней, сделает все, чтобы она встала на ноги. Даже пожертвует моим счастьем.
Больно слышать от него эти слова, но от реальности никуда не денешься. Она давит на нас, заставляет проснуться и осознать, что наши родители не самые лучшие на свете. Но, в отличие от меня, Дан это понял раньше, когда умерла его мама, а я…
Лучше бы я жила в розовых очках, чем видела стальные глаза матери, которые смотрят на меня каждый вечер в столовой. Да, теперь я ужинаю со всеми, но завтракать не спускаюсь. Нет желания.
— Дан, что для тебя счастье? — срывается вопрос с губ.
Аккуратно поднимаю голову с его груди и всматриваюсь в глаза цвета свежей зелени. Они редко бывают серыми, когда мы остаемся наедине. Когда мы улыбаемся друг другу, прижимаемся и целуемся, позабыв о том, что родители не на работе. Мне нравится этот адреналин, сопровождающий чувства, которые порой можно выразить лишь одним способом.
Действиями…
— Счастье — это сейчас.
— То есть? — непонимающе гляжу на его хитрую улыбку.
— Сейчас. Текущий момент. Я обнимаю тебя, могу спокойно поцеловать, и ты не станешь противиться. Разве ты сейчас несчастна?
— Нет! — тут же качаю головой.
— Тогда я счастлив вдвойне.
Дан осторожно наклоняется ко мне и нежно касается своими полными губами моих. Не целует по-настоящему, зная, что мне плохо, просто касается, окрыляя меня и заставляя поверить, что сказка может случиться наяву. Что любовь реальна. Она существует…
— Привет больным! — выкрикивает такой знакомый голос, и дверь в комнату распахивается. На секунду я замираю в испуге, представляя, что произошло бы, если бы это оказался кто-то другой. — Ох, прошу прощения. Думала, вы перестали сос…
— Алена! — возмущенно гляжу на подругу, слыша, как Дан тихо хихикает. Да, они уже познакомились. Лучше не спрашивайте как, самой немного совестно.
— Хоть бы дверь закрыли, бесстыдники!
— Ладно, я пойду, — Дан поднимается с моей кровати, но напоследок оставляет целомудренный поцелуй на макушке. — Выздоравливай.
И покидает комнату. В ней тут же становится прохладно. Постель ненадолго сохраняет тепло его тела. Ежусь под одеялом. Кажется, становится хуже. Тепло Дана согревало меня, успокаивало, а сейчас…