6. Наряду с незапланированным, неумышленным расхождением образа события у журналиста и реципиента СМИ возможно такое расхождение, которое связано с сознательным процессом введения реципиента в заблуждение. Введение в заблуждение – это сознательное представление для реципиента в качестве истинного такого сообщения, которое или заведомо ложно, или не является фактологическим и содержит лишь оценку (то есть вообще не может быть ни истинным, ни ложным). Еще один вариант – когда недостоверное сообщение представляется как достоверное, верифицированное.
7. Эффективность введения в заблуждение может зависеть от следующих основных причин:
а) уровень информированности журналиста (коммуникатора) и реципиента; коммуникатор либо пользуется тем, что он информирован лучше, чем реципиент, либо делает вид, что он информирован лучше;
б) возможность или невозможность для реципиента проверить истинность сообщения;
в) способность реципиента к экстраполяции, то есть уровень его интеллекта;
г) личностные характеристики реципиента или групповые характеристики аудитории (доверчивость, заинтересованность или незаинтересованность в информации и др.);
д) уровень доверия реципиента к источнику (например, телевизионному каналу);
е) использование коммуникатором специальных средств манипулирования сознанием и поведением реципиента (примеч. dcccii).
Прописанным условиям невозможно соответствовать, так как они прописаны в высшей степени мутно и неясно. Метафоры, использованные сочинителем для изображения своего психического образа журналиста, слишком далеки от понимания не только читателя со средним образованием, но и с дипломом выпускника факультета журналистики. Змея речи психолингвистов начала пожирать свой хвост. Насколько далеко их речь зашла в пожирании живого русского языка, покажет ближайшее будущее и судьба государства РФ. Однако языка психолингвистов опасно не хватает даже для внятного и ясного прояснения понятия propaganda[571].
Это понятие заимствовано российским правом из правовых и специальных (профессиональных) текстов советского периода. См. в УК РСФСР термины «пропаганда войны»[572] (ст. 71), «произведения, пропагандирующие культ насилия и жестокости»[573] (ст. 228-1) и др. В специальных текстах понятие пропаганды понималось двояко[574]. Во-первых, как объединяющее понятие для различных видов идеологического воздействия, включающее, кроме собственно пропаганды, также агитацию и политическую информацию: см. определение коммунистической пропаганды В.Г. Байковой как «совокупного пропагандистского воздействия» (1974, с. 9) (примеч. dccciii). Во-вторых, как один из видов такого воздействия. Это второе понимание восходит к известной формуле В.И. Ленина о газете как коллективном пропагандисте, коллективном агитаторе и коллективном организаторе[575].
В первом, обобщенном понимании под пропагандой имеется в виду процесс превращения идеологии[576] в систему ценностей, убеждений и социальных установок конкретной личности (Леонтьев, 1983, с. 17–18)[577] (примеч. dccciv).
Сразу же зафиксируем, что в анализируемых нами правовых текстах термин «пропаганда» используется исключительно в первом (обобщающем) смысле.
Так, говорится о «пропаганде социального, расового, национального и языкового превосходства» (Конституция РФ), «пропаганде исключительности, превосходства либо неполноценности граждан по признаку их отношения к религии, национальной и расовой принадлежности» (УК РФ), «пропаганде войны» (Закон «О средствах массовой информации»), «пропаганде религиозного превосходства» (Федеральный закон «О свободе совести и о религиозных объединениях»). Во всех этих случаях имеется в виду не только пропаганда в узком смысле, но и агитация (примеч. dcccv).
К сожалению, очень многие важные предметы, изложенные подобным русским языком не слишком дисциплинированным русским школьникам или студентам, несомненно, вызовут у тех в памяти образы, стоящие за словом «пустословие», а упоминание УК РФ добавит к ним образы, стоящие за словом «ложь», выросшим из греч. λόγος
Распространено благодаря СМИ сомнительное мнение, что, говоря об агитации и пропаганде, В.И. Ульянов-Ленин сказал: «Пока народ безграмотен, из всех искусств важнейшими для нас являются кино и цирк» (примеч. dcccvi).
Важность СМИ для неграмотных понимают и боги психолингвистического наречия, пытаясь выразить свое понимание на русском языке. Приведенное далее ТРЛ наглядно показывает, какие серьезные потери были понесены отечественной наукой из-за недооценки классического образования.
На наш взгляд, телеискусство как раз потому и должно было возникнуть, что оно в наибольшей степени соответствует психологии человека второй половины XX века, что именно в нем мы находим тот синтез «интимности» и «глобальности»[578], который так характерен для нашего мироощущения и, добавим, очень четко просматривается во всех других видах искусства, от живописи до музыки.
Если это действительно так, то остается ответить на вопрос – в чем заключается этот синтез?
Ответ будет следующим: «глобальность» достигается в нем через «интимность». Все богатство мира выступает перед нами, увиденное глазами конкретного человека, осмысленное конкретным человеком, прочувствованное конкретным человеком. Собственно, это присуще любому искусству. И отличие телеискусства в том, что тот «образ мира», который мы видим этим субъективным взглядом, – образ особого рода.
В.И. Ленин, говоря о киноискусстве, требовал отображения фактов и событий «в форме увлекательных картин, дающих куски жизни и проникнутых нашими идеями» (Ленин о кино, 1963, с. 125). Куски жизни! Эта мысль Ленина как нельзя лучше подходит к телеискусству – и даже более, чем к киноискусству. «Репортажность» ТВ, его способность – как средства массовой информации – давать сиюминутный конкретный образ события; его «обыкновенность» и умение органически вписаться в повседневную жизнь каждого, его «непраздничность» и «безгалстучность»; эффект доверия, им порождаемый, – все это способствует тому, что телеискусство, как никакой другой вид искусства, способно вводить нас в мир повседневного жизненного и житейского опыта, художественно переосмысленного и социально заостренного.
Телеискусство, таким образом, представляет собой «важную форму усвоения жизненного опыта, который, будучи не только умопостигаемым, но и эмоционально пережитым, органично и непринужденно входит в качестве неотъемлемого компонента не только в структуру мировоззрения, но и мироощущения личности». Добытые таким образом сведения о мире… приобретают субъективную значимость для человека, выступая уже в форме убежденности. «А человеческие убеждения, – говорил К. Маркс, – это такие узы, из которых нельзя вырваться, не разорвав своего сердца» [Васюков, 1982, с. 162].
Конечно, в ТВ возможно многое. Но и космическая эпопея, и массовое историческое действо, и многое другое, что органично, скажем, для кино, лежит, по-видимому, вне магистрального пути развития телеискусства. Его основная сфера – «увлекательные картины, дающие куски жизни и проникнутые нашими идеями».
Недаром в мировом ТВ такой оглушительной популярностью пользуются сериалы, содержанием которых является жизнь «типичной» семьи, «типичные» ситуации, радости и беды «типичных», «обыкновенных» людей.
Но не всякая «обыкновенная» жизнь, перенесенная на телеэкран, может стать содержанием телеискусства. Мы недаром говорили выше о житейском опыте, «художественно переосмысленном и социально заостренном».
И вообще – не обыкновенная жизнь! Скрытая камера, поставленная в чьей-либо квартире, отнюдь не оптимальный путь развития телеискусства.
Нет: внешне – обыкновенная жизнь, на самом же деле, внутренне – развертывающаяся по законам искусства.
Нет: не холодный «киноглаз», не накапливание «подлинных» кадров, а жизнь, увиденная изнутри, пропущенная не только через мозг, но и через сердце человека, которому мы, создатели телезрелища, доверяем представлять нас (наши убеждения, наше мироощущение) на телеэкране. Иначе говоря, жизнь, увиденная не в ее «значениях», а в ее «личностных смыслах».
Нет: не простой кусок жизни, а кусок именно моей жизни, увиденной моими глазами и в то же время – глазами миллионов телезрителей. Мое мироощущение, ставшее – в силу специфики искусства – мироощущением этих миллионов. И несущее им мою убежденность, мою активную социальную позицию не «в лоб», не через рассудок, а через глобальное воздействие на личность. Проникающее мягко, ненавязчиво (не нравится – выключи!) в сотни тысяч квартир.
Искусство для каждого, а не для всех! Вот что такое телеискусство с точки зрения психолога (примеч. dcccvii).
И здесь злоупотребление кавычками и художественными образами оставляет мало надежд на однозначное понимание написанного. Рассуждения о не простом куске жизни, а куске именно моей жизни, увиденной моими глазами и в то же время – глазами миллионов телезрителей, являются слишком тонким трололо. Для верного понимания такого траляля написанного недостаточно, нужно видеть творца данного рассуждения, оценивать выражение его лица, наряд и жесты, слышать изменения голоса. Иначе трудно понять, где психолог говорит в шутку, а где всерьез.
Привычка судить о вещах, знания о которых у рассуждающего недостаточны, является пагубной. Однако распространение таких суждений в литературе, которую принимают за научную, и в СМИ породило для них в некогда самой образованной стране мира (СССР) множество доверчивых слушателей. Иногда создается впечатление, что до 1917 г. планета Земля была необитаемой.