ИЗ СТАТЬИ «ПСИХОЛИНГВИСТИКА» В ВИКИПЕДИИ
Патопсихолингвистика изучает патологические отклонения в формировании и протекании речевых процессов в условиях несформированности или распада личности. К речевой патологии относятся: 1) нарушения процессов, обусловленных действием высших психических функций (при психопатиях и акцентуациях); 2) речевые нарушения, вызванные локальными поражениями мозга (моторная и сенсорная афазия); 3) речевые нарушения, связанные с дисфункцией сенсорных систем (например, речь слепых, глухих и глухонемых); 4) нарушения, связанные с умственной отсталостью; 5) нарушения речи, связанные с затруднениями в реализации моторной программы (заикание, дисфония, брадилалия, тахилалия, дислалия, ринолалия, дизартрия).
В рамках патопсихолингвистики можно выделить психиатрическую лингвистику. Выявленные и описанные на материале нормы (художественные тексты) и патологии (реальная речь психических больных) словари акцентуированных личностей могут внести большой вклад в построение личностных тезаурусов. В отличие от общеязыкового тезауруса тезаурус языка акцентуированной личности организован по правилам, определяемым искаженной картиной мира, существующей в сознании акцентуированной личности. На основании эмоционально-смысловой доминанты текста можно говорить о картинах мира «светлых» (паранойяльных), «темных» (эпилептоидных), «печальных» (депрессивных), «веселых» (маниакальных) и «красивых» (истероидных). При этом речь идет не столько об индивидуальном сознании автора, сколько об общих закономерностях проявления акцентуированного сознания в языке и речи. В этой своей части психолингвистика близка психиатрическому литературоведению и патографии литературного творчества.
ИЗ ПСИХОЛИНГВИСТИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ «СЛОВО В ЛЕКСИКОНЕ ЧЕЛОВЕКА» А.А. ЗАЛЕВСКОЙ (примеч. cmxliv)
Признание ассоциативной природы любых проявлений того, что принято называть значением слова, ведет к трактовке значения как процесса соотнесения идентифицируемой словоформы с некоторой совокупностью единиц глубинного яруса лексикона, отражающей многогранный опыт взаимодействий индивида с окружающим его миром. Отсюда слово в лексиконе человека представляет собой результат, продукт такого соотношения. Подобная трактовка специфики обсуждаемых явлений с позиций носителя лексикона хорошо согласуется с мнением о том, что слово имеет значение не само по себе, а только в силу того, что оно возбуждает определенные психические образы в сознании индивида.
На важность исследования значения как процесса неоднократно указывает А.А. Леонтьев. Вслед за Л.С. Выготским А.А. Леонтьев (1971, с. 10–11; примеч. cmxlv) подчеркивает, что «значение как психологический феномен есть не вещь, но процесс, не система или совокупность вещей, но динамическая иерархия процессов»; поскольку же, по Выготскому, «значение есть путь от мысли к слову», психологическую структуру значения следует искать «во внутренней структуре иерархии процессов психофизиологического порождения речевого высказывания»[632]. Использование такого подхода привело в работе Залевской (1977; примеч. cmxlvi) к трактовке лексикона как системы кодов и кодовых переходов и к гипотезе многоярусной структуры лексикона, а также к предположению, что глубинный ярус должен включать ряд подъярусов, отражающих продукты разных этапов процессов дифференцирования и генерализации (см. выше гл. 2). Теперь наше внимание будет сконцентрировано на иной стороне той же проблемы – на процессах соотнесения единиц поверхностного уровня с единицами глубинного яруса лексикона как условия осознания идентифицируемых индивидов слов (подробно этот вопрос обсуждался в публикации Залевской (1981; примеч. cmxlvii)).
Следует прежде всего отметить, что актуализация значения исходного слова может быть более или менее эксплицированной. Так, в ходе свободного ассоциативного эксперимента с двуязычными испытуемыми без ограничения языка реакции (т. е. когда испытуемым разрешалось давать реакцию на том языке, на котором она пришла ему в голову) перевод слова-стимула на родной язык нередко фигурирует в качестве ассоциата (например, young, молодой) или легко прослеживается в качестве промежуточной ступени между исходным словом и ассоциатом, ср.: dog (собака) – злая; word (слово) – «О полку Игореве» (см. детальный анализ примеров в работе Залевской (19786; примеч. cmxlviii)).
§ 1. ВЕРОЯТНОСТНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ ПРОШЛОГО ОПЫТА У БОЛЬНЫХ ШИЗОФРЕНИЕЙ: ОБЗОР ЛИТЕРАТУРНЫХ ДАННЫХ ИЗ ГЛАВЫ III «ИССЛЕДОВАНИЯ СУБЪЕКТИВНОГО ПРОГНОЗА У БОЛЬНЫХ ШИЗОФРЕНИЕЙ» МОНОГРАФИИ[633]Р.М. ФРУМКИНОЙ, А.П. ВАСИЛЕВИЧ, П.Ф. АНДРУКОВИЧ И Е.Н. ГЕРГАНОВА «ПРОГНОЗ В РЕЧЕВОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ»
(примеч. cmxlix)
Шизофрения, несомненно, является патологическим состоянием, для которого характерна дезадаптация поведения. Откуда возникло представление о том, что дезадаптация поведения у больных шизофренией так или иначе связана (а, быть может, и обусловлена) с нарушением способности к субъективному прогнозу? Это представление возникло как обобщение выводов, сделанных разными авторами из результатов патопсихологических экспериментов. Эти выводы в большинстве случаев формулируются так: «у больных шизофренией имеет место недостаточное или своеобразное использование прошлого опыта» (Hoch, 1966; примеч. cml); «для больных шизофренией характерен “аисторизм”» (Salzinger et al., 1966; примеч. cmli); «у больных шизофренией ослаблено влияние прошлого опыта на процессы актуализации» (Богданов, 1971; примеч. cmlii); «у больных шизофренией нарушено вероятностное прогнозирование» (Фейгенберг и др., 1970; примеч. cmliii).
При этом подчеркивается, что выявляемые в эксперименте особенности дезадаптивного поведения больных не имеют отношения к нарушению собственно функций памяти. Это соответствует клиническим представлениям о том, что память при шизофрении является сохранной и тем самым, если бы оказалось, что при шизофрении действительно нарушена способность к субъективному прогнозу, то это заведомо нельзя было бы объяснить утратой памяти как таковой. Напомним, что в терминах предложенной выше модели субъективного прогноза могут быть обусловлены: а) нарушением работы блока Память (сюда относится как ситуация, когда сведения о вероятностях из Памяти вообще не поступают (примеч. cmliv), так и ситуация, когда имеющиеся в Памяти сведения о вероятностях оказываются неадекватными); б) нарушением работы Блоков прогноза.
Ситуация, когда сведения из Памяти вообще не проступают, с точки зрения наших задач не представляет интереса. В противоположность этому плодотворным и методологически ценным был бы анализ таких состояний, при которых нарушение способности к субъективному прогнозу было бы связано не с тем, что из памяти вообще не поступают «не те» сведения, т. е. данные о субъективных вероятностях, на которых базируется прогноз, не соответствуют объективно существующими вероятностным характеристикам внешней среды. В равной мере нас интересовал бы анализ таких состояний, при которых можно подозревать нарушение работы Блоков прогноза, т. е. ситуаций, при которых сведения о вероятности неправильно перерабатываются.
ИЗ ГЛ. VI «ПСИХОЛИНГВИСТИКА И ИСКУССТВЕННЫЙ ИНТЕЛЛЕКТ (ПРОБЛЕМА ЛИНГВИСТИЧЕСКОГО ОБЕСПЕЧЕНИЯ ИСКУССТВЕННОГО ИНТЕЛЛЕКТА)» «ИЗБРАННЫХ ТРУДОВ ПО ПСИХОЛИНГВИСТИКЕ» И.Н. ГОРЕЛОВА (примеч. cmlv)
Что же касается творчества в речевой деятельности, то оно сводится, как правило, к эвристическому исследованию типа ситуации, типа высказывания и совмещения второго с первым – при использовании комбинаций из готовых элементов языка и речи.
Следует отметить, что «материальная символическая система», о которой пишет один из крупнейших современных американских кибернетиков Т. Виноград (1983; примеч. cmlvi), – это то же самое, что универсальный предметный код (УПК) Н.И. Жинкина, о котором он сообщил читателям «Вопросов языкознания» 20 лет назад (1964; примеч. cmlvii) и о котором снова можно прочитать в посмертном его труде (1982, с. 95; примеч. cmlviii). Другими словами, это «язык мозга», «внутренняя речь» (не смешивать с «внутренним проговариванием»!), функционирование которых и составляет материальный субстрат нашего мышления.
В отличие от других кибернетиков, Т. Виноград понимал, приступая к созданию своего диалогового робота (1976; примем. cmlix), что имитация человеческого речевого поведения и человеческого интеллекта мыслимы лишь в том случае, если ЭВМ будет построена на тех же принципах взаимодействия мышления и языка (а не операциях с коммуникативным языком, отождествленным с языком мозга!), какое имеет место у человека. Мы знаем, что отождествление языка и мышления привело в начале к гипотетической «теории лингвистической относительности», затем к попыткам ее экспериментального подтверждения и параллельно – к внедрению ее в качестве основы для «лингвофилософии» (примеч. cmlx). В отечественной психолингвистике «теория лингвистической относительности», критиковавшаяся ранее многими отечественными языковедами, была и экспериментально опровергнута И.Н. Гореловым (1977, 1980; примеч. cmlxi) с опорой на положения Л.С. Выготского, Н.И. Жинкина, А.Р. Лурия, А.А. Леонтьева и др. Любопытно, что Мохамед Хассан Абдулазиз (Кения), как и многие нынешние критики «теории лингвистической относительности» за рубежом, связывает альтернативную концепцию с усилиями Н. Хомского (примеч. cmlxii). Следует учесть, что первая публикация Н.И. Жинкина об УПК относится еще к 1960 г. (примеч. cmlxiii), в связи с чем стоит только пожалеть об определенной неинформированности на фоне «информационных взрывов». Подобно человеку, робот Т. Винограда не просто манипулирует языком (английским) в очень ограниченном масштабе, а связывает вербальные инструкции от пользователя с реальной собственной практической деятельностью и комментирует ее. Он не просто «выучивает», скажем, что «геометрические тела могут быть разной формы, разного цвета, разного веса, разной величины и могут занимать разное пространственное положение» (в пределах специальной площадки, «сцены»), но и практически (с помощью телеглаза и тактильных датчиков своей «руки») выполняет инструкции по манипулированию геометрическими телами. Это значит, что данное устройство связано с внешним миром системой собственных сенсорных рецепторов («зрение», «осязание», «пространственная моторика», «гравитационное ощущение»). Слово языка, которому обучен робот, семантизированно, таким образом, не в вербальном контексте, а в невербально учитываемой