ярлыкъ соціалиста, и широко открыли двери всѣмъ, якобы обращеннымъ. Они сами отказались отъ основной идеи соціализма и подъ своимъ покровительствомъ образовали новый видъ соціалистовъ, который отъ старой партіи сохранилъ только имя.
Подобно тому русскому жандармскому полковнику, который говорилъ одному изъ нашихъ друзей, что онъ преклоняется передъ коммунистическимъ идеаломъ, но что, такъ какъ этотъ идеалъ можетъ быть осуществленъ только черезъ 200 или даже 500 лѣтъ, надо преслѣдовать и лишать свободы всѣхъ, занимающихся пропагандой коммунизма; повторяю, подобно тому жандармскому полковнику, новые соціалисты объявляютъ, что надо отложить на далекое будущее уничтоженіе частной собственности и экспропріацію, забыть всѣ эти фантазіи и утопіи, приступить къ осуществимымъ реформамъ и не считаться съ тѣми, которые твердо стоятъ за идею экспропріаціи и препятствуютъ этимъ немедленному проведенію реформъ. — „Подготовимъ, говорятъ они, почву не для экспропріаціи земли, а для захвата государственной машины, и тогда примемся за улучшеніе положенія рабочихъ. Подготовимъ для будущей революціи не завоеваніе мастерскихъ, а завоеваніе муниципалитетовъ.
Какъ будто буржуазія, если бы капиталъ остался въ ея рукахъ, позволила бы имъ дѣлать соціалистическіе опыты, даже если имъ бы удалось захватить власть! Какъ будто бы завоеваніе муниципалитетовъ возможно безъ завоеванія мастерскихъ!
Послѣдствія всего этого заставляютъ себя уже чувствовать.
Теперь, когда передъ вами одинъ изъ этихъ новыхъ соціалистовъ, вы не знаете съ кѣмъ вы имѣете дѣло: съ какимъ нибудь господиномъ, вродѣ русскаго жандармскаго полковника, или съ настоящимъ соціалистомъ. Они всѣ признаютъ, что когда нибудь, — черезъ тысячу лѣтъ, можетъ быть, — собственность должна стать коллективной; но теперь они занимаются избраніемъ какого нибудь члена Палаты, который потребуетъ у нея уменьшенія числа рабочихъ часовъ. Разница между соціализмомъ жандармскаго полковника и соціализмомъ нео-соціалистовъ почти неуловима: Всѣ соціалисты! Рабочій, который не имѣетъ возможности слѣдить за тридцатью газетами, скоро не будетъ знать, гдѣ соціалисты и гдѣ извратители соціалистической идеи. Въ день Революціи, рабочимъ придется перенести много испытаній, пролить много крови, прежде, чѣмъ они поймутъ, кто ихъ друзья и кто ихъ враги.
Духъ возстанія[12].
Въ жизни человѣчества бываютъ эпохи, когда революція становится насущной необходимостью, когда она неизбѣжна. Новыя идеи нарождаются съ каждымъ днемъ, стремятся проявиться и найти себѣ примѣненіе въ жизни, но онѣ на каждомъ шагу сталкиваются съ инертностью защитниковъ стараго режима и гаснутъ въ удушливой атмосферѣ старыхъ предразсудковъ и традицій прошлаго. Принятые въ нашемъ обществѣ взгляды на политическій строй Государствъ, на законы соціальнаго равновѣсія, на политическія и экономическія взаимоотношенія гражданъ не выдерживаютъ никакой критики; они разбиваются каждый день, при каждомъ удобномъ случаѣ, какъ въ трудахъ философовъ, такъ и въ обыденной бесѣдѣ, какъ въ роскошныхъ салонахъ, такъ и въ убогихъ харчевняхъ. Политическіе, экономическіе и соціальные институты рушатся; старыя зданія, развалины, въ которыхъ жизнь стала уже невозможна, — они не даютъ развиваться зачаткамъ, зародившимся въ разсѣлинахъ ихъ полуразрушенныхъ стѣнъ.
Чувствуется потребность чего-то новаго. Нравственный кодексъ, которымъ до сихъ поръ руководствовалась большая часть людей въ своей обыденной жизни, потерялъ всякое значеніе, сталъ явной безмыслицей.
Все, что мы еще такъ недавно уважали, съ чѣмъ мирились, признается теперь вопіющей несправедливостью; нравственность вчерашняго дня поражаетъ своей ужасающей безнравственностью. Столкновенія между новыми идеями и старыми традиціями становятся все чаще и ожесточеннѣе; они вносятъ разладь во всѣ слои общества и даже въ семью. Сынъ вступаетъ въ борьбу съ отцомъ: онъ приходитъ въ ужасъ отъ всего того, что отецъ находилъ естественнымъ всю свою жизнь; дочь возмущается тѣми принципами, которые мать старается ей передать, какъ плоды своего многолѣтняго опыта. Народное сознаніе, народная совѣсть возстаютъ ежедневно противъ всѣхъ безобразій, происходящихъ въ средѣ привилегированныхъ и праздныхъ классовъ, противъ преступленій, которыя совершаются во имя права сильнаго, чтобъ удержать въ своихъ рукахъ привилегіи. Тѣ, которые жаждутъ торжества справедливости и стремятся провести въ жизнь новыя идеи, не могутъ не признать, что ихъ самоотверженныя и гуманныя идеи, — идеи, способныя дать человѣчеству возрожденіе, неосуществимы при современномъ общественномъ строѣ: они сознаютъ необходимость революціонной бури, которая очиститъ міръ отъ плѣсени, покрывшей его, вдохнетъ жизнь въ оцѣпенѣвшія сердца и принесетъ человѣчеству благородство, самоотверженіе и героизмъ, безъ которыхъ общество заражается пороками и разлагается.
Въ эпохи бѣшенной погони за обогащеніемъ, въ эпохи лихорадочныхъ спекуляцій и кризисовъ, внезапныхъ краховъ крупныхъ промышленностей и эфемернаго развитія нѣкоторыхъ отраслей производства, въ эпохи быстраго накопленія постыдныхъ богатствъ и столь-же быстраго ихъ расточенія, — общество начинаетъ сознавать, что экономическія учрежденія, завѣдующія производствомъ и обмѣномъ, не даютъ того благосостоянія, которое онѣ призваны гарантировать. Вмѣсто порядка онѣ зарождаютъ хаосъ, вмѣсто благосостоянія нужду, неувѣренность въ завтрашнемъ днѣ; вмѣсто гармоніи интересовъ, они создаютъ непрерывную войну, войну эксплоататора съ производителемъ, эксплоататоровъ и производителей между собой. Общество распалось на два враждебныхъ лагеря и раздѣлилось въ то же время на тысячи мелкихъ группъ, ведущихъ между собой ожесточенную борьбу. Утомленное безконечными войнами, изнемогая подъ тяжестью нищеты и лишеній, оно усиленно ищетъ новой организаціи; оно рѣшительно требуетъ полнаго преобразованія режима собственности, производства и обмѣна и всѣхъ вытекающихъ изъ него экономическихъ отношеній.
Правительственная машина, призванная поддерживать существующій порядокъ, еще функціонируетъ. Но при каждомъ поворотѣ ея заржавленныхъ колесъ она спотыкается и останавливается. Ея работа становится все болѣе и болѣе затруднительной, и недовольство, возбуждаемое ея недостатками, все растетъ. Каждый день возникаютъ новыя требованія. — „Преобразуйте это, передѣлайте то-то!” кричатъ со всѣхъ сторонъ. — „Война, финансы, налоги, суды, полиція, — все должно быть преобразовано и установлено на новыхъ началахъ”, говорятъ реформаторы. Но всѣ понимаютъ, что невозможно передѣлать что-нибудь одно; все должно быть преобразовано сразу; но какъ приступить къ работѣ, когда общество открыто раздѣлено на два враждебныхъ лагеря? Удовлетворить однихъ недовольныхъ — это значитъ создать другихъ.
Правительства не способны приступить къ реформамъ, такъ какъ для этого нужно было бы перейти на сторону революціи; въ то же время они слишкомъ бессильны, чтобъ открыто вступить на путь реакціи; вотъ почему они прибѣгаютъ къ полумѣрамъ, которыя никого не могутъ удовлетворить и только создаютъ новыя недовольства. Посредственности, которыя въ переходныя эпохи забираютъ въ свои руки управленіе правительственной ладьей, думаютъ лишь объ одномъ: онѣ стараются какъ можно скорѣе разбогатѣть, предвидя близкій разгромъ. Осажденныя со всѣхъ сторонъ, онѣ неумѣло защищаются, лавируютъ, дѣлаютъ глупость за глупостью и наконецъ обрываютъ послѣднюю нить спасенія: топятъ правительственный престижъ въ своей тупости и несостоятельности.
Въ такія эпохи революція неизбѣжна. Она является соціальной необходимостью; положеніе становится революціоннымъ.
Изучая генезисъ и развитіе революціонныхъ потрясеній, мы находимъ въ трудахъ нашихъ историковъ въ главѣ: „Причины Революціи”, поразительную картину положенія общества наканунѣ событій. Тамъ, — и нищета народа, и отсутствіе общественной безопасности, и принудительныя мѣры правительства, и ужасные скандалы, выводящіе на свѣтъ гнусные пороки общества, и новыя идеи, стремящіяся проявиться и непрерывно сталкивающіяся съ несостоятельностью представителей стараго режима. Изучая эту картину, мы приходимъ къ заключенію, что революція дѣйствительно была неизбѣжна, и единственнымъ исходомъ было вступленіе на путь возстанія.
Разсмотримъ, напримѣръ, положеніе общества до 1789 года. Крестьянинъ жалуется на подати и налоги и таитъ въ своемъ сердцѣ непримиримую вражду къ сеньору, монаху, скупщику, кулаку, интенданту. Буржуа жалуется на потерю муниципальныхъ свободъ и изливаетъ на короля цѣлый потокъ проклятій.
Народъ поноситъ королеву, возмущается разсказами о поступкахъ министровъ и безпрестанно повторяетъ, что налоги невыносимы и подати разорительны, урожаи плохи и зимы суровы, съѣстные припасы дороги и кулаки ненасытны, деревенскіе адвокаты съѣдаютъ жатву крестьянина и лѣсники разыгрываютъ изъ себя царьковъ, почта плохо организована и чиновники слишкомъ лѣнивы... Словомъ, всѣ жалуются, все не ладно. „Это не можетъ итти такъ дальше, это кончится скверно!” — говорятъ со всѣхъ сторонъ.
Но отъ этихъ мирныхъ разсужденій до возстанія — далеко; между ними лежитъ цѣлая пропасть, та пропасть, которая отдѣляетъ у большей части людей разсужденіе отъ дѣйствія, мысль отъ воли, желаніе отъ поступка. Какъ перешагнули черезъ эту пропасть? Какъ эти люди, которые вчера еще, покуривая трубку, спокойно жаловались на свою судьбу, ругали жандармовъ и въ то же время униженно кланялись имъ, — рѣшились взяться за дубины и пошли громить дворцы сеньора, этой грозы вчерашняго дня? Благодаря какимъ чарамъ эти люди, которыхъ жены презирали и справедливо называли трусами, превратились въ героевъ, идущихъ подъ пулями и картечью завоевывать свои права? Какимъ чудомъ эти слова, которыя столько разъ произносились и умирали въ воздухѣ подобно безцѣльному звону колоколовъ, превратились въ дѣйствія?
Отвѣтъ очень простъ.
— Работа меньшинства, работа непрерывная и продолжительная, произвела это превращеніе. Смѣлость, самоотверженность, способность жертвовать собой такъ же заразительны, какъ трусость, покорность и паника.