Мы патриоты народа, а не государства
Вся жизнь Михаила Бакунина, анархиста, мыслителя и неистового революционера, представляла собой череду мятежных замыслов и смелых, часто авантюрных предприятий, многие из которых потерпели поражение. Его дважды приговаривали к смертной казни: саксонский суд – за организацию дрезденского восстания и австрийский суд – за участие в пражском бунте. Он три года отсидел в Петропавловской крепости и столько же в Шлиссельбургской и был сослан в Сибирь на вечное поселение. Из Сибири Бакунин бежал через Японию и Америку в Европу, где продолжил активную деятельность ради всеобщего освобождения от государственного гнета.
С юности увлекшись немецкой философией, в 1840 году Бакунин отправился изучать ее в Берлин. Через два года молодой революционер решил навсегда остаться за границей. «Я не гожусь для теперешней России, – написал он своему брату. – Здесь я могу действовать, во мне много юности и энергии для Европы». Узнав о его связях с радикальными революционерами-коммунистами, российское правительство предписало ему вернуться на родину. Бакунин отказался, и Сенат лишил его дворянского звания, заочно приговорив к конфискации имущества и каторжным работам в Сибири.
Бакунин перемещался с революционной миссией по всей Европе, принимал участие во французской революции 1848 года, в пражском народном восстании. В 1849 году он руководил восстанием в Дрездене, после чего был арестован. Саксонский и австрийский суды передали его российским властям, заменив смертную казнь пожизненным заключением.
Главные задачи, которые ставит Бакунин перед революционным движением: умственное освобождение народных масс путем внедрения атеизма и материализма, замена государственности свободной федерацией вольных рабочих и земледельцев, предоставление всем народам, угнетенным империями, права на свободное самоопределение.
По вопросу государственной власти у Бакунина были серьезные столкновения с Марксом и его последователями, составлявшими большую часть революционного движения в Европе. Он яростно критиковал идею социалистического государства, предрекая, что «ученые коммунисты», оказавшись у власти, попытаются искусственно внедрить свои идеалы. «Дайте им полную волю, и они начнут делать над человеческим обществом те же опыты, какие ради пользы науки делают теперь над кроликами, кошками и собаками». Он был уверен, что диктатура пролетариата непременно переродится в диктатуру незначительной группы государственных чиновников.
В 1867 году была организована Лига мира и свободы – международная организация, целью которой было создание в Европе, а затем и во всем мире пространства, свободного от войн. Бакунин выступал на конгрессах Лиги в 1867 и 1868 годах. В своей речи 1868 года он разоблачил Российскую империю, а вместе с ней и все другие исторически сложившиеся государства как оплот рабства и тирании. Так как великие державы не могут существовать без армий и не в состоянии воздержаться от захватнической политики, то для воцарения мира на земле Бакунин предлагал расформировать все государства и упразднить религии.
<†††>Граждане!
Я счастлив, что могу в вашем присутствии принять руку, так откровенно протянутую нам одним из представителей польской социальной демократии. Я принимаю ее от имени русской социальной демократии; и мы имеем право ее принять, потому что и мы со страстью, не уступающей по силе страсти польской демократии, желаем полного разрушения, совершенного уничтожения русской империи, империи, которая служит вечной угрозой для свободы мира, постыдной тюрьмой для всех народов, ею покоренных, систематическим и насильственным отрицанием всего, что называется правом, справедливостью, человечностью.
«Кто желает свободы, благосостояния, умственного освобождения и нравственного достоинства народа, тот должен вместе с нами содействовать разрушению империи»
Год тому назад, на Женевском конгрессе, я имел уже случай громко заявить, что между нами – партией народного освобождения – и между приверженцами этой чудовищной империи невозможно никакое соглашение. Наши цели диаметрально противоположны, они взаимно исключают друг друга. Кто желает сохранения империи, увеличения и развития ее могущества, как внешнего, так и внутреннего, тот должен с царем и с Муравьевыми идти против нас. Кто, напротив, желает свободы, благосостояния, умственного освобождения и нравственного достоинства народа, тот должен вместе с нами содействовать разрушению империи.
В Европе обыкновенно смешивают империю, состоящую из великой и малой России и всех покоренных земель, с самим народом, ошибочно воображая, что она есть верное выражение инстинктов, стремлений и воли народа, между тем как она, напротив, всегда играла роль эксплуататора, мучителя и векового палача народов.
Надо заметить, что совершенно неверно говорится о русском народе как о едином целом, потому что русский народ не составляет однородной массы, а состоит из нескольких родственных, но все же различных племен.
Племена эти следующие: во-первых, народ великорусский, славянский по происхождению, с примесью финского элемента, составляющий однородную массу 35-миллионного населения; это главная часть империи. На ней главным образом основалось могущество московских царей.
Но очень ошибется тот, кто предполагает, что этот народ добровольно и свободно сделался рабским орудием царского деспотизма. Вначале, до вторжения татар, и даже после, до начала XVII столетия, это был, конечно, тоже очень несчастный народ, мучимый своими правителями и привилегированными эксплуататорами земли, но пользовавшийся, однако ж, естественной свободой и полным общинным и даже часто областным самоуправлением.
Вся северо-восточная часть империи, населенная преимущественно этим великорусским народом, разделялась, как известно, даже во время татарского ига, на несколько удельных княжеств, более или менее независимых друг от друга: и это разделение, эта взаимная независимость ограждали до известной степени свободу всех – свободу, конечно, дикую, но действительную. Основания первобытной и не вполне сложившейся организации были чисто демократические. Князья, часто прогоняемые и почти всегда странствующие из одного княжества в другое, пользовались только ограниченной властью. Дворянство, составлявшее княжеский двор, кочевало вместе с князьями; следовательно, оседлых собственников было очень мало. Народ тоже кочевал, и потому земля в действительности не принадлежала никому, то есть она принадлежала всем – народу. Вот где кроется начало идеи, укоренившейся в умах всех русских племен империи – идеи, пережившей все политические революции и оставшейся более могущественной, чем когда-либо, в народном сознании – идеи, носящей в себе все социальные революции, прошедшие и будущие, и состоящей в убеждении, что земля, вся земля принадлежит только одному народу, то есть всей действительно трудящейся массе, обрабатывающей ее своими руками.
Цари, вначале великие князья московские, были долгое время только управляющими татар в России, управляющими униженно рабскими, страшно корыстными и неутомимо жестокими; и, как подобает управляющим, они обделывали свои собственные дела гораздо больше, чем дело своих господ; благодаря покровительству татар они постепенно увеличивали свои владения в ущерб соседним княжествам. Таково было начало московского могущества. Целых два столетия великие князья московские, московские бояре и московская церковь образовывались в политической школе, принципы которой выражаются словами – рабство, низкое подобострастие, гнусная измена, жестокое насилие, отрицание всякого права и всякой справедливости и полное презрение к человечеству. Когда благодаря этой политике, благодаря особенно несогласию татар между собою эти управляющие, до сих пор рабски покорные, почувствовали себя достаточно сильными, чтобы избавиться от своих господ, они их прогнали.
Но татарщина вместе со своими скверными качествами рабства успела глубоко вкорениться в официальном и официозном мире Москвы.
Подобное политическое начало достаточно объясняет дальнейшее развитие Российской империи. Но судьба готовила нам еще другой великий источник развращения.
В конце XV века Константинополь пал, и наследие умирающей византийской империи разделилось на две части. На Запад бежавшие греки принесли с собою бессмертные традиции Древней Греции, которые дали толчок живому движению Возрождения. А нам она завещала, вместе со своей княжной, своими патриархами и чиновниками, всю испорченность византийской церкви и ужасный азиатский деспотизм в политической, социальной и религиозной жизни.
Вообразите себе дикого князя, татарина с головы до ног, грубого, жестокого, трусливого в случае нужды, лишенного всякого образования, не только презирающего всякое право, но совершенно не имеющего понятия о праве и человеколюбии; из первоначального рабского положения он вдруг возносится в своем воображении по меньшей мере на высоту византийского императора и воображает себя призванным быть богом на земле, владыкой всего мира. А возле него церковь, не менее грубая, не менее невежественная, но властолюбивая и развращенная из своего рабского положения в Византии, она переносится в несравненно более рабское положение, в Москве, честолюбивая и в то же время алчная и раболепная, является всегда послушным орудием всякого деспотизма; вечно пресмыкаясь перед царем, она, наконец, так тесно смешала в своих молитвах его имя с именем бога, что удивленные верующие, в конце концов, не знают, кто бог и кто царь. Рядом с этой церковью и этим царем вообразите себе дворянство, не менее жестокое и варварское, составленное из самых разнородных элементов: из потомков русских князей, лишенных своих уделов, из татарских князей, из литовских дворян, укрывшихся в Москве, из новых и старых бояр, титулованных дворцовых лакеев, чиновников и сыщиков дикой московской администрации; все они образуют вокруг трона что-то вроде наследственной бюрократии, официальную касту, со