32. Но восхваляя Анаксагора за то, что он отцовскую землю оставил без посева, а душу подготовил к урожаю, первым делом он пренебрегал, а душу развивал и, увлекшись [14] стремлением к одному приобретению, — безмерным, не скрою этого — извлекал отовсюду всякие книги и производил розыски больше в их хранилищах, чем другие в казначействах.
{14 δανμάζω в этом смысле см. vol. Ш р*. 108, 3; 139, 10; 178, 6 182, 16; 300, 12 и проч.}
33. Привязавшись же к философии и заглянув на её луг [15], нельзя было уже носиться с ложным мнением относительно божества, но тотчас он очистил его от пятна и признал сущих вместо мнимого, причем философия была его руководительницей к истине.
{15 Срв. т. I, стр. 51, 1.}
34. Тот день я считаю началом свободы для страны этой и считаю счастливым и то место, которое восприняло эту перемену, и врача души, который, и с собственным риском, и убедив отважиться этого мужа на этот доблестнейший риск, миновал с своим учеником сии Кианейские скалы.
35. Далее, если бы брат его обращал внимание на его письма, была бы теперь чета предстателей — ведь он был таков, что, не царствуя, мог вразумить царствующего. Когда же он погиб без суда, быв в состоянии кое что 8асвидетельствовать относительно происшедшего, а тот, кто казнил его, распространить обвинения на Юлиана желал, но не видел к тому возможности, от убийства его он воздержался, но вредил ему при посредстве обмана, взыскивая с него за то, в чем обвинить не был в состоянии.
36. Но вот, видно, как хорошо знал он природу подчиненной себе страны, что жребий Афины, считал за сиракузские каменоломни и узилищем для любителя слова город этот, как если бы кто, привезши на Фасос какого-нибудь пьяницу и приказав ему там оставаться, воображал что изводит его таким местопребыванием, в этом наказании даруя ему наиприятнейшую угоду.
37. Скорее же это было даром богов, желавших чтобы город стал ему дорог раньше воцарения и вперед услужил ему, дабы во время царствования он был должником городу, а, самое главное, чтобы, отправляясь за скипетром из Афин, он унес с собою из Аттики уменье властвовать над варварами, словно любой ив продуктов этой страны.
38. Итак божество устраивало это целесообразно, в заботе своей о вселенной, а он избегал царской власти, стремясь к покою, один уклоняясь в ту пору от того, зачем все гонятся, венца и царства. Доказательство тому — он больше пролил слез, держась за решетку акрополя, когда его призывали на царство, чем иной, осуждаемый на питье яда, и с величайшим удовольствием, получив крылья, улетел бы внезапно к Гипеборейцам. Во все время пути своего, перебирая в мыслях, как бы ему отринуть власть, предмет желаний многих, он не раньше покончил с своими колебаниями, чем некто из богов, представ перед ним, не изменил его решения и устранил его нерешительность, прямо повелев ему взять на себя эту повинность.
39. Свидетелем своего благочестия он имел врага своего. А дабы никто не удивлялся при этих словах, что враг был для него сообщником в приобретению власти, скажу, каков смысл этого сообщества. Тот, не говоря уже о каком-нибудь удовольствии для него увидать на царском троне или в пурпуровом одеянии кого-либо другого, не вынес бы равнодушно такого зрелища даже в сновидении. Как же он тогда уделил ту власть, за которую крепко держался?
40. Он всюду сильно страдал от варваров, и в здешней стороне края римских границ стали «добычей мисийцев», в особенности же страдала западная граница, и вождя для поправления дела было мало, нужен был государь, способный сдержать поток.
41. Сам он не умел спешить, но, вызываемый настоятельной необходимостью, минуя прочих, избирает товарищем власти жертву своих притеснений, не забыв, сколько крови пролил, но полагаясь на того, кому было, в чем винить его, больше, чем на людей, обязанных ему благодарностью. И он не обманулся: Приняв решение в духе афинян [16], ударив себя в грудь и повелев себе не злопамятствовать, Юлиан в состоянии был помогать ему бесхитростно.
{16 Срв. т. I, стр. 464, примеч. 2.}
42. Таков отчет за время до царствования, способный получить одобрение от всякого контролера. Подвергнем испытанию и кормчего, уже правящего рулем. Итак посылавший его на преуспевавших врагов, посылал, не прося ни о победе, ни о преодолении, ни о подвигах.
43. Нет, тотчас им овладело раскаяние, не имевшее основания, — раз и тех, кого он послал с ним в Качестве советников, он отправлял на то, чтобы они ставили препятствия подвигам его, а не ободряли его на них, — исключаю отсюда Феникса, потому он и был немедленно отозван, — и он больше боялся славы своего соправителя, чем издевательства противников, и приятнее было ему, чтобы того не хвалили, чем чтобы побили врагов.
44. Но обвинять его мне нет охоты, для речи же это необходимо. Ведь трудно восхваление и порицание отделить одно от другого. Итак, двинувшись из Италии с гоплитами в числе менее четырехсот, в разгар зимы, — а суровость этого времени, какую водворяет в тех местах оборот года, одни из вас сами испытали, другие о ней слыхали, — он с молитвами вступил в пограничную страну, и видя землю, называемую землею галатов, а засеваемую варварами, так как они вместе с прежнею пахотною землею и самые города, снесши их, превратили в пашню, зиму употреблял на совещания, а лишь весна призывала к действиям, сам кливал клич, собирал, организовал и ободрял оробевших людей, а гиппархи, лохаги и таксиархи, во исполнение приказов владыки, тормозили его энергию, и государь одерживает победу раньше той, что совершается в оружии, ту, какая состоит в терпении и безропотном перенесении этих поступков, и здесь пригодилась выгода воспитания, Геракл, послушный слабейшему его, и Арес, больше года связанный безумными людьми.
{17 ωραία срв. т. I, стр. 416, 5. - сноски в тексте нет.}
45. Но предстояло и Аресу, наконец, получить свободу, и этому. Когда, таким образом, он среди преград стенал, но раздражению не поддавался, государство гибло, и самоуверенность варваров возрастала, а опасность не тер-пела обидчиков, взяв, полагаю, силу малую и привыкшую отсиживаться в осаде....
46. Вы, пожалуй, нетерпеливо ждете услыхать о боевом строе, о характере лагеря, о том и другом фланге, о фаланге и ободряющей речи, об уловках противников и открытой боевой силе, и засадах, о начале схватки и бое в его разгаре, о видах поранений, о бегстве, преследовании и о земле, сплошь покрытой трупами, я же выполню точность рассказа, когда достаточно полно буду излагать и прочее. В настоящем же изложении все урезано, и речь напоминает скачки, подобающие праздничному торжеству. [18]
{18 Срв. т. I, стр. 410. Срв. еще то κεφάλαιον τών είργαομένων orat. ХШ S 26, pg. 72. 6—10 F.}
47. Действительно, как победитель на Олимпиях, спеша домой из Пизы, на вопросы встречных о способе победы, обещается это выполнить, а в данный момент про-сит поздравить его, показывая вместе с тем венок, так и мы сейчас говорим о результатах войны, минуя битвы.
48. В то время, как варвары снимали урожаи с нашей земли и уничтожили сорок восемь городов, отрезали у нас большую часть территории и владели ею, когда самые видные из галльских фамилий пребывали там в жалком рабстве, когда, наконец, у врагов еще больше возросла их самоуверенность, этот человек, способнейший военачальнику с богатым запасом сведений [19] по истории войн со времени начала рода человеческого, признав не-выносимым, чтобы, в то время как при Саламине триста триер одержали победу над триерами числом больше тысячи, ему с немногочисленным отрядом не обратить в бегство тучу варваров, нападает, будто с тем, чтобы удовольствоваться изгнанием их из страны, но победа завела его на их территорию и, перешедши реку Рейн, воды, обличающая беззаконие [20] матерей на детях их [21], в своем рвении захватить живыми тех, кому смерть, он знал, была предметом гордости, он привел такую массу пленных, попавших в его сети [22], что нам трудно было доставить им пропитание, а оставшимся пищи дома было в волю.
{19 πολέμων γέμων Срв. т. I, стр. 53, примеч. 1.}
{20 άδιχίαψ — чтение, предложенное Forster'ом, vol. Ill pg. XLII (praefatio critiea). Предлагались поправки: άμαρτίαν, или άχολασίαν, или άχα&αρσίαν, также άτνχΐαν Morxaxiav alxiav F.}
{21 К предмету суеверия см. места, указанный Asmus'om у Юлиана: orat. II 104, 23, ер. 16, pg. 495,Ј21, Hertlein, по указанию Forstr'а, также Libao. διήγημα IV 1110 Beiskc.}
{22 σαγηνεύω срв. orat. XVIII § 61, orat. LIX § 82.}
49. Но убоявшись значительности победы и блеска подвига больше, чем опасностей в битве, он не присоединил к трофею триумфального шествия, и при том даже имея узником вождя врагов, — так далеко простерлось его покорение их, — не показал его согбенным тем, кого он разорил, не умертвил на развалинах городов виновника их низвержения, величаясь такой казнью, но, вспомнив об Ахилле, которому достаточно было победы, все дальнейшее уступил старшему государю, всюду устраняя поводы к зависти.
50. Но признав, что города не подвержены тому же уделу. что человек, — для последних кончина безвозвратная погибель, а городам можно возродиться, — простирает руку поднять их. И они вставали и тотчас поплыл по реке вестник с приказом пленным возвращаться в свои владения, и они спешили, не отпущенные на волю в обмен, чело-век за человека, но одни из них оставались, другие возвращались, провожаемые теми, кто их взял в плен. Так битва научила их во всем повиноваться.
51. Если же присоединить к прежним город является общим благодеянием> в смысле роста организма вселенной, сколь доблестнее вернуть упраздненные? В этом деянии на лицо и заселение земли, и искупление позора. Ведь не создать города, которого не было, в том беды нет, но возмутительно попустить низвержение прежде существовавшего, так как отсюда надвигается двойная потеря, позор и материальная убыль. Ведь такое явное свидетельство разгрома для варваров служило бы увещанием к отваге, а у наших необходимо вызывало бы робость, и если не сейчас, то впоследствии последних сковывало бы, а первых поощряло. Ты же, дабы враги всегда трепетали, а наши всегда были смелы, воздвиг города несокрушимым трофеем.