{3 Срв. § 70.}
23. Мы погрешили, сознаемся, и оплошали в исполнении твоей воли. Одни из нас нерадиво следили за пекарями, другие совсем бездействовали [4], третьи позарились на наживу. Допустим. Что же? Из за этого городу быть виновным? И доля прощения не придет на помощь тем, кого постигла слабость человеческой натуры, когда они увлеклись сверх меры? И где же превосходство богов над людьми, если мы будем требовать и от последних не погрешать ни в чем? Какой город, какой народ, какой человек в состоянии будет спастись, если такая строгость простерта будет на всех?
{4 χαϋενδω срв. т. I, стр. 138, прим. 2.}
24. Итак, если следует изъять из жизни прощение и все сурово выслеживать и пойманному на каком-либо проступке подвергаться наказанию, пусть остается ненависть и называй город ненавистным, если же теперь, как никогда, подобает быть в силе [5] этому убежищу, почему мы одни изъяты от этих благ времени?
{5 άνϋεΐν срв. т. I, стр. 16, 1.}
25. Я соображаю, сколько условий делает тебя гуманным. Во-первых, ты эллин в некотором роде и властвуешь над эллинами [6]. Так приятнее мне называть то племя, которое является противоположностью варварам и не упрекнет меня за это поколение Энея.
{6 κολοφών см. т. I. стр. 242, 1. стр. 298, 2.}
26. Варвар горд своим бешенством и свирепостью, подражанием зверям, убивая за трапезой единоплеменника и предаваясь попойке при трупе, и если кто станет молить его, один не достигает ничего, другой даже пуще раздражает его. Но нашим величайшим рвением служить как можно больше отличаться от зверей и гнев смягчается слезами и кипучая ярость погашается плачем и память о причиненном зле прогоняет вид стыдящегося от своего поступка обидчика.
27. При таком складе нашего рода в равной мере нам надлежит быть гуманнее варваров, а твоей душе— нас прочих. Почему? Потому что тебя не учили охотники, беря тебя с собою, когда ты стал подрастать, поражать зверей, проводя большую часть времени в рощах, на горах, в стремнинах, в схватках с львами и кабанами, но лакедемонец, жрец справедливости, руководитель воспитания, звавший, как никто, тайны души Гомера и всего хора вокруг Гомера, которого ты воспринял в юности, как естественно человеку такого возраста, знаешь теперь, как естественно философствующему.
28. Также и всех риторов и историков, сообщающих о многих событиях, чей труд не оставил неизведанным ничего из древних времен, ты усвоил, в дополнение к пользе от поэзии. Α завершение всего—питомцы богов, Сократ, Пифагор, Платон и те потоки, которые от них излились, ни один из коих не остался вне твоего разума, где водворившись, они сделали его прекрасным и благородным, как педотрибы тело. Они требуют сегодня от тебя милосердия ко мне, как земледельцы от земли плодов.
29. Есть некие взыскатели, заслуживающие еще более этих, чтобы их уважили. Кто же они? Те, что обитают на Олимпе, вернее с тобою живущие, боги и демоны, другу которых необходимо склоняться к милосердию. Ведь у них с тобой общение не в тех только пределах, чтобы им принять жертву и уведомить о чем-либо из сокрытого по-средством полета птиц или заклания ягнят и не в пределах только прорицания, но сколь тесны наши сношения друг с другом, таковы же и у тебя с ними.
30. Они и спящего .поднимают тебя с ложа, тронув рукою, сообщают и о времени засад, и похода, и месте постройки войска, и куда надо выступать, и откуда уйти. И один ты видел образы их, счастливый созерцатель блаженных, и одному тебе досталось на долю услышать голос богов и, поднимаясь, говорить каждому, по Софоклу, то: «О, глас Афины», то: «О, глас Зевса», то Аполлона, Геракла, Пана, всех богов и богинь.
31. Удостоенный такого товарищества и общения и располагая такими у себя дома, с коими ты совещаешься о делах, ты, вполне очевидно, сходством нрава привел их к себе, в одной то же время в покровители себе и в друзья. Α ведь из них была и та. которая сдержала Ахилла в гневе, когда, сокрытая для прочих, одна зрима была одному тому, ради кого явилась.
32. Да и Зевс — не только низвергающийся (громом и молнией) [7] но также Зевс просителей и умилостивляющий [8]. Следовательно, свершив дело поражателя по отношению к варварам, что было справедливо, нам будь милостивцем и прими моления, так как и у варваров ты подражал той и другой силе бога, низвергаясь подобно молнии на тех, кто становится на встречу [9] но не направляя оружия на умоляющих. Они в настоящее время находятся в положении, настолько изменившемся, что получили взамен одной территории другую, так что всего прежнего, также страха перед ними и их своеволия нет, и их кормят и заботятся о них вблизи укреплений, которые они срыли.
{7 καταιβάτης—эпитет Зевса-карателя.}
{8 Μειλίχιος см. т. I, стр. 462 (ер. 1429b).}
{9 άντιβλέπονσι срв. orat. LIX, § 81, т. I, стр. 417—18.}
33. Ради богов, когда Ахилл, слыша о натуре Просьб и о том, что и «сами боги доступны смягчению», продолжает сохранять гнев, разве ты не негодуешь на него, не смотря на свою любовь к воину, если, принадлежа по происхождению к богам, он не подражает тем, от кого произошел, но сам, зная, что повальная болезнь дело Аполлона, склоняет Агамемнона к жертвам, в уверенности, что подобной меры достаточно для перемены обстоятельств, но для себя не считает возможным положить конец гневу за столько и таких значительных даров, и при том имея близким примером этого бога, недавно губившего войско недугом, а, немного спустя, примиренного по прибытии феоров и после их жертвоприношения? 34. Как тогда бог поступил около Илиона, сам он и прочие ежедневно еще и теперь поступают, оказывая пощаду погрешившим, но прибегшим в молитвам. А если бы они после каждого проступка, допущенного людьми по их простоте, сохраняли гнев свой прочно и ничто не в силах было бы примирить их, города опустели бы, так как лишь совсем немногие избежали бы их стрел. Но, полагаю, мы и погрешаем, и умоляем, и спасаемся. И богоподобным как раз является не тот, кто похож на богов наружностью, — это невозможно, — но тот, кто, готовый к благодеянию, не стремится всюду к отместке. 35. Поэтому мы досадуем на гнев Ахилла и считаем себя в обиде вместе с теми послами, которым не удалось убедить его, и радуемся, видя Приама у него, в палатке, трапезующим с ним, и не встречающим неудачи ни в одном предмете своих стараний. И мы считаем этого Ахилла истинным сыном Фетиды и членом дома Эака, а того, который с охотою отдается гневу, знаешь чьим сыном назвал и горячо любящий его Патрокл.
36. «И их» (богов), говорит Гомер, (чтут) «жертвами и кроткими мольбами», а тебе, будет пора, будут приносить жертвы люди, и жертвенники воздвигнуть, и молиться ста-нут, как Гераклу,—естественно ревнителю подвигов его получить те же почести, а теперь тебе от нас вместо жертв, дыма и чада, — наша смиренная поза, моление, слезы. Кивни [10], ради Афины, город коей ты жаждешь узреть, как каждый из Римов [11], рядом с собственным отечеством и тем городом, который стяжал эту большую часть нашего государства, восхищаясь Афинами.
{10 νενοον срв. стр. 314 orat. XIV § 66, pg. 414 νεϊσον} со θεία κεφαλή,}
{11 См. том Ι, стр. 143, 1.}
37. Итак сообрази, что славны те подвиги этих афинян, морские битвы, где успех предвещается оракулами, битвы, склоняющие варваров довольствоваться своими старыми границами, а скорее принуждающие их суживать границы, но самым доблестным с их стороны является сострадание к несчастным, из за которого они вступали в борьбу с другими за тех, кто были недавно их противниками.
38. Сильно страдали они от рук фиванцев. Впоследствии они поспешили в Галиарт, чтобы освободить фиванцев. Не меньше бедствий испытали они от коринфян и помогали коринфянам, когда их притесняли. Они и Спарту спасали после Крития и Драконтида, разрушения стены, увоза триер, многих казней ядом, изгнаний, того известного голода и избиения. Через опустошенный Элевзин они явились в Пелопоннес, с целью не допустить гибели Лакедемона.
39. Тем, которые у себя дома чтили, как бога, Сострадание, жертвенник коего ты видел в Афинах, невозможно было помнить о проступках людей, их призывавших и моливших, но надо было или опрокинуть жертвенник или примириться. Возьми же пример с города, славу коего составило его сострадание к своим обидчикам. Вернее, последуй примерам собственного милосердия, сильнее довода не мог бы я выразить.
40. Действительно, если бы тебе еще не приходилось сносить терпеливо безумие подданных, я бы сказал тебе о Ксерксе, отпустившем соглядатаев, отпустившем тех лиц, что были присланы за вестников, узревшего заклятого врага своего Фемистокла, словно друга, и к безнаказности его добавившего еще одарение его городами Ламппсаком, Миунтом, Магнесией, после тех знаменитых морских битв,. и меньших, и той, коей ничего подобного не бывало, той, из за которой Саламин был приветствован пифийским богом, как божественный [12]. И это было, мне кажется, делом его великодушие, не оплатой возлагавшихся Ксероксом на Фемистокла надежд, что он поработить ему эллинов. На изменника собственной родине он не мог рассчитывать, что он будет добросовестен в отношении к варвару. 41. Вместе с Ксерксом назвал бы я тебе и молосса Адмета, который с величайшим удовольствием захватить бы этого человека, чтобы убить его, но, заполучив его и имея у себя, не отдал тем, кто требовали его выдачи, и устроил его переезд в тем. к кому он хотел уехать. 42. Я бы подробно рассказал и о Филиппе, сыне Аминты, и об Александре, сыне Филиппа, из коих один, овладев афинянами, везшими домой Аргея, отпустил, словно благодетелей своих, не пожелав удержать ничего из добычи, которая досталась ему от победы, а Александр, которому много повредили риторы в Афинах, и расстроившие дипломатические отношения, и народную массу возбуждавшие, и его обзывавшие Маргитом, и оскорблявшие, и презиравшее, казнил бы их, если б хотел, став полновластным владыкою, но, приняв посольство, оставил и дал такую милость Демаду, сыну Демея.
{12 Срв. т. I, стр. 209.}
43. Об этом и о многом другом я напомнил бы, если бы ты не совершил уже более доблестного поступка, чем они. Теперь же ты освободил меня от собирания древних примеров, уже быв сам в числе таковых, к чему сейчас приступаешь. Разве пе этот самый человек людей, заостривших на него мечи и составивших на него заговор, где и когда надо искоренить общее благополучие, уличив их, высказал им порицание, но жизни пе лишил их, чем и поразил вселенную больше, чем своими трофеями? Тогдашнему милосердию было правилом сносить проступки подданных. Сохрани же мне это правило не