215. И вот, у кого нет столь просторных портиков, перед домами, тех расселяет зима, и на словах они живут в одном городе, на деле же разлучены друг с другом не менее, чем с жителями прочих городов, и осведомляются о соседях, будто ρ людях в отъезде. Ведь и дождь, и град, и снег, и ветры держут их дома в своей власти, подобно узникам, и едва заглянув на площадь, те из слуг, которые издавна привыкли переносить невзгоды, бросаются проч. Поэтому, когда погода разгуляется, как бы спасенные после долгого плавания, жители приветствуют друг друга с объятиями, многое из того, чем обязывает обычай дружбы, упустив за то время в отношениях друг к другу и пеняя за то, вместо самих себя, нате условия, какие им в том воспрепятствовали.
216. У нас же не посылает Зевс ни града, столь тяжкого, пи снега, столь густого, ни дождя, столь обильного, чтобы из-за них расстраивалось непрерывность сношений, но год испытывает перемены времен его, однако условия сношений ни в чем не меняются, но дождь удручает кровли, а мы шествуем вольготно в самых портиках и сидим в компании, где. удобно.
217. Ведь и тех, кто живут на краю переулков, вы двигающееся вдоль стены с каждой стороны улицы навесы, защищая их от дождя, доводят сухими до портиков. Итак, у прочих, в той мере, как они разъединены, притупляются связи знакомства, а у нас, благодаря непрерывности общения, чувства дружбы процветают, и на сколько там она ослабевает, настолько здесь усиливается.
218. Таким образом, длина портиков служит не менее тем условиям, какие являются важнейшими в людской среде, чем в удовольствию. К ним примыкает и ипподром, и театр, и баня, первый в размерах достаточных для бега потомков Борея и предоставления в обилии ступеней сидений для массы городского населения, второй, где звучат и соревнуют и флейта, и кифара, и голос, и разнообразные средства сценических развлечений.
219. Кто бы в состоянии был вместить в своем рассказе другие виды театров, одни, устроенные для борцов, другие — для борьбы людей со зверями, все среди города, не вынуждающие перед удовольствием испытывать тяготу долгого пути к ним?
220. Но кто не подивится баням, из коих одни пригодны для зимы, другие подходят для лета, одни в стороне от сильных ветров, другие как бы воздвигнуты в воздухе и не имеют общения с землею?
221. Дома же — одни, воздымающиеся в блеске современного стиля, другие, от былых времен, в скромности постройки чуждающиеся горделивости и пошлости.
222. Если же не следует замалчивать мысль, сейчас пришедшую, мне кажется, Зефир убедил древних жителей не тратить на стены всего труда. Ведь те, у кого климат неблагоприятен, изощряются в облегчении от его воздействия, нам же, которые наслаждаемся самым приятным «ветром, славным товарищем», как говорил Гомер, нет нужды в каких-либо ухищрениях, когда бог предоставляет нежиться.
223. В самом деле, афинянам был союзником в морской битве Борей, в отплату, как говорят, за похищенную девицу предоставляя им дар, который свояк этом далеко не сдерживает в должной мере, нам же Зефир благодетельствует не в возмездие предшествовавшей обид но он любит, но любит не девицу, а целый город, бессмертною [37] любовью и, сдержав себя зимою, когда знает что своим налетом причинить страдания, приходит вместе с летом, чтобы не допустить зноя.
{37 ά&άνατος, срв. выше стр. 189,2.}
224. И ни с другим городом не входит он в общение раньше нас, ни через нас поступает к другому, но с нас начинает и около нас перестает, подобно тем, к устремляются к одной красивой личности, чьих взоров не отвлекает появление другой.
225. А он протекает по всему городу, и обтекает его, и не оставляет ничего непричастным своей помощи. Не поступает он так, чтобы в дома богачей в три этажа вливаться, а над домами людей смиренных и бедных проноситься, но, как в демократии, предоставлено равенство перед законом, так у нас некая равномерность участия в благах зефира и никто никогда в жажде его дуновения не винил соседей в том, что потерпел это от них так проходит он и скользить через всех, и кого ни коснется, то путь ему.
226. И луча солнца приходилось некоторым лишиться вследствие того, что заслонял его соседний дом, но никому не ставится препятствия в том, чтобы зефир даровал ни общие всем милости, но он вздымает хитоны прохожие и заворачивает их около лодыжек, простыни спящих вздымаются над телом под его дуновением и ночь зефир делает отдохновением вдвойне, примешивая к нему дуновение
227. Значить, не напрасно город все время в стройках, и одни здания кроют, другие возведены до половины третьим только что заложен фундамент, для иных роют для того землю, и всюду голоса людей, торопящих строителей, и то место, что прошлый год вскапывали для урожая овощей, ныне отведено под дом. Ведь они знают, что все блага, какие обещают поэты справедливым по кончине их, здесь предоставлены на долю живых.
228. Подумаем и о том, что город был бы вчетверо больше, чем ныне, если бы не был повергнут раньше уже тремя смертельными ударами. Да, как храм пифийского бога подвергся многим превратностям и тот, что теперь стоит, четвертый вслед за теми, которые исчезли, так наш город, как город людей, был сражен, а как любимый богами, восстал, потерпев и поступив так же, как маслина Афины. И ее Ксеркс подверг сожжению, когда разорил афинский акрополь, но на второй день из сожженного ствола взошел побег в локоть высотою. И этот город вместе и пропадал, и восставал.
229. И теперь, копая землю для закладки фундамента, встретишь непременно какой-нибудь. след древней постройки и многие воспользовались имеющимся материалом и, вместо того, что задумывали, присоединив прочий потребный, строили на нем. Итак, если бы одних построек не коснулось истребление, а другие присоединились к ним и, сколько труда теперь полагается на восстановление, столько прилагалось бы на добавление, многие лишились бы многих полей в пределах территории, подвергающейся обработке.
230. Далее, нельзя сказать, чтобы, в то время как город дивен во всем, окрестности его таковы, что иной пожелал бы, чтобы они были лучше, чем есть, но они обнаруживают, что они — окрестности такого города. Во-первых, большие и населенные деревни, более обильные жителями, чем многие города, располагают ремесленниками, как в городах, поддерживают сношения друг с другом на праздниках, приглашая по очереди каждая к себе и получая приглашения, одним и тем же услаждаются, даруют и получают выгоду, от того, в чем у них избыток, уделяют, а, в чем у них нужда, то получают, одним располагают, другое покупают, далеко опережая благосостоянием купцов, живущих у моря, со смехом и рукоплесканиями вместо прибоя и волн зарабатывая деньги, мало нуждаясь в городе вследствие обмена между собою.
231. Пусть взглянет любой и на то, что находится за воротами. Не подумает он назвать то гостиницами, но городскими частями, но достойными принадлежать одному этому городу. Так пригороды точно воспроизводят то, что имеется внутри города, и в комфорте, и в банях, и в ремеслах, и в совокупности домов. Поэтому, если бы кто либо тройное это деление совокупил в одну форму, достаточно было бы для города нынешнего загородного населения.
232. Действительно, как внешняя площадь царской резиденции причастна была бы внушительности внутренних помещений, уступая последним, но позволяя догадываться по меньшему о более значительному так от города распространилось некоторое сходство на территорию вне стен, так что, выезжая, ты скажешь, что в меньшем масштабе видишь то, что покинул, я въезжающему загородная местность предвещает, что он встретит в городе.
233. Итак все одного и того же вида, а местность к западу, Геракл! как побеждает все прочее, всякое описание! И это одно стоить увидать, выслушав же с величайшим удовольствием, с чужих слов не составишь себе надлежащего понятия.
234. Тотчас за воротами по левую сторону открывается разнообразие садов и прелесть вилл [38], обилие источников, и дома прячутся в тени древес, и покои, что высятся над деревьями, и роскошь купален, место, подобающее Афродите и её сыну — стрелку. На дальнейшем пути по обе стороны дороги ты видишь массу виноградников, красивые дома, розовые насаждения и всякую растительность и орошение, π одно влечет к себе, другое тянет к себе в свою очередь, и среди подобной утехи ты достигнешь наипрекраснейшей Дафны.
{38 Так переводим здесь καταγωγαί. Moжет быть, дачные постройки, приюты, убежища.}
235. О ней ни сказано еще ничего по достоинству, ни будет сказано, разве придет мысль богу с Музами воспеть эту местность.
236. Эту дорогу из города в предместье я с величайшим удовольствием назвал бы бахромой эгиды, коею Гомер вооружает Афину. Так вся она — золотая и завершается колофонским золотом — Дафной.
237. Ее увидав, невозможно удержаться от крика, не прыгать, не скакать, не считать себя счастливым за это зрелище, не чувствовать себя как бы окрыленным удовольствием. То то, то другое, всюду, чарует, изумляет, одно приковывает к себе внимание, другое влечет,—и взоры облиты блеском, что заставляет зрителя оглядываться во все стороны,—храм Аполлона, святилище Зевса, Олимпийский стадий, театр, источник всякой утехи, обилие, толщина и высота кипарисов, тенистые тропы, хоры певчих птиц, легкое дуновение ветерка, запахи, приятнейшие благовоний, величавые приюты, виноградные лозы, ползущие в мужские покои, сады Алкиноя, Сицилийская трапеза, рог Амалфии, полное пиршество, Сибарис! Какую купальню ни изберешь для мытья, ты пренебрег еще восхитительнейшею.
238. Местность эта так благоприятна для организма, что, если удалишься после недолгой побывки, уйдешь с более здоровым цветом лица. На вопрос же, чему ты больше всего порадовался, затруднишься ответить. Так все соревнует одно с другим. Нет такого сильного, необоримого, упорного недуга, который, не изгнала бы Дафна, но, лишь приблизишься к этому месту, и все удручающее пропадает. Если боги, действительно, покинув небо, сходят на землю, мне кажется, они здесь пребывают и заседают со смертными, так как лучшего для них местопребывания и не могло бы быть.